Фурии Кальдерона

— Что ж, — хмыкнул Дорога. — Значит, тут все и решится. Если одолеет алеранец, мы избежим сражения.

— Ацурак будет недоволен тобой, Дорога.

Марат пожал плечами.

— Он может не дожить до завтрашнего вечера. А доживет — увидим.

Хашат кивнула.

— Тогда давайте начинать.

— Китаи, — пророкотал Дорога.

Фигура на краю обрыва не шевельнулась. Дорога нахмурился.

— Щенок!

Тот так и продолжал болтать ногами в воздухе, не оборачиваясь.

Дорога свирепо покосился на Хашат. Женщина с конской гривой отвернулась на долю секунды позже, чем стоило бы, чтобы скрыть улыбку.

— Твой щенок взрослеет, Дорога. Они всегда своенравны в этом возрасте. Ты ведь сам знаешь.

— Ты просто хочешь, — буркнул Дорога, — чтобы Китаи стал частью клана Лошади.

Хашат пожала плечами.

— Ловкость, смекалка. Кто бы не хотел этого? — Она задрала подбородок и позвала: — Китаи! Мы готовы начинать.

Китаи встал, машинально отряхнул снег с куртки и с невозмутимым видом двинулся к ним. Он остановился в паре шагов от Тави, глядя на алеранского сверстника.

Тави вдруг сделалось страшно. Давешний порез снова защипало, но он упрямо выпятил подбородок. Он никогда и никому не позволял запугать себя. Он шагнул навстречу Китаи и прищурился, твердо встретив взгляд соперника. Глаза их оказались на одном уровне, да и сложением тот ненамного превосходил Тави. Тави скрестил руки на груди и спокойно смотрел на подростка-марата.

Теперь уже Китаи не знал, как реагировать на позу соперника. Он нерешительно оглянулся на Хашат.

— Вы оба знаете правила Испытания, — раздраженно буркнул Дорога. — Первый, кто найдет Благословение Ночи и принесет его мне, будет победителем. — Он повернулся к Тави. — Алеранец, Благословение имеет форму гриба. У него плоская шляпка, довольно тонкая ножка, а цвет его подобен ночи. Он растет у подножия большого дерева, у него в стволе.

— Черный гриб, — повторил Тави. — Большое дерево. Ладно, ясно.

— Китаи, ты знаешь правила Испытания.

Тот кивнул.

— Да.

Дорога повернулся к нему и положил ручищи ему на плечи, без труда развернув лицом к себе.

— Тогда будь осторожнее. Твоя мать хотела бы этого.

Китаи задрал подбородок, и глаза его сверкнули.

— Моя мать, — заявил он, — уже забрала бы Благословение и вернулась прежде, чем ты договорил.

Дорога неожиданно блеснул зубами.

— Да, — согласился он, стиснул лапищей плечо Китаи, отпустил его и повернулся к Тави. — Мы опустим вас обоих. Там, внизу, нет никаких правил. Важен только результат. Ты еще можешь отказаться от Испытания, если хочешь, мальчик из долины.

— И вернуться в лагерь, чтобы меня там съели?

Дорога кивнул.

— Да. Мне жаль.

Тави невольно усмехнулся.

— Нет уж. Я, пожалуй, лучше попытаю счастья с Хранителями.

— Тогда начнем. — Дорога повернулся к одному из сугробов и, порывшись в нем своими ручищами, достал из-под снега большой моток плетеной веревки — Тави еще не приходилось видеть таких. Хашат тем временем откопала из-под второго сугроба другой такой же моток.

Краем глаза Тави увидел, что Китаи подошел и стал у него за спиной. Юный марат наблюдал за действиями взрослых, проверявших длину и прочность веревок.

— Эти веревки сделаны Гадрим-га. Вы называете их ледовиками. Сплетены из волос их женщин. Они не замерзают и не ломаются.

Тави кивнул.

— Приходилось делать это раньше?

Китаи кивнул.

— Дважды. Только тогда это было не для Испытания. Но мне дважды удалось побывать там и вернуться с Благословением. Никто другой не вернулся.

Тави кашлянул.

— Боишься, алеранец?

— А ты?

— Да, — признался Китаи. — Боюсь проиграть. От этой ночи для меня зависит все.

— Не понимаю.

Китаи фыркнул.

— Когда я вернусь с Благословением раньше тебя, это будет значить, что честь моего родителя защищена в Испытании перед Единственным. Я буду наравне со взрослыми и смогу выбирать, где мне жить.

— И ты хочешь жить с Хашат, — кивнул Тави.

Китаи зажмурился, потом поднял взгляд на Тави.

— Да.

Тави внимательно посмотрел на юного марата.

— Ты… э… она тебе… ну, нравится?

Китаи нахмурился, сдвинув светлые брови.

— Нет. Но я хочу быть частью ее клана. С ее кланом живешь свободно. Не таскаешься с Дорогой и его дурацкими гаргантами. — Он оглянулся, не слышит ли его кто из старших, и придвинулся ближе к Тави, — От них воняет, — прошептал он.