Русский транзит-2 (Образ зверя)

На следующее утро Юрьев на работу не пошел: решил не принимать никакого решения, то есть вообще ничего не подписывать. "Проглотил" стакан и отключил телефон.

Вечером, после обычной прогулки по "местам боевой славы" с рукопожатиями и бессмысленными разговорами у пивных киосков с кружкой мутной кислятины в руках Юрьев в не вполне вменяемом состоянии с интересом выслушал дома упреки Игоря Сергеевича, который вышел на связь, как только пьяный "молодчина" включил телефон.

Юрьев выслушал директора молча, никак не реагируя на его угрозы в виде прямых ссылок на тридцать третью статью.

Игорь Сергеевич кричал, что подписать документ необходимо немедленно и что он, директор, большой ученый и общественный деятель, сейчас же лично приедет к нему, обыкновенному инженеру, злостному пьянице и прогульщику, чтобы покончить с этим ничтожным делом, которое отняло у него десять лет жизни, а у государства, может быть, веру в советских ученых...

Пока Юрьев был пьян, его нервы слабо реагировали на угрозы, но, как только хмель начинал проходить, страх наваливался на него и сознание, мучительно паникуя, искало выход из создавшейся ситуации. Но выхода не было, и Юрьев, чтобы успокоиться, принимал стакан.

На другой день вновь позвонил Игорь Сергеевич и уже срывающимся голосом попросил Юрьева забыть свои вчерашние угрозы, поскольку жизнь тяжелая и с кем не бывает (это в смысле запоя!).

Он приглашал Юрьева поскорее вернуться в родной коллектив к выполнению своих священных обязанностей. Юрьев тогда подумал:

"Что ему еще от меня надо? Ведь подпись мою они и подделать могут. Эка невидаль, любая лаборантка скопирует за шоколадку".

Но, видно, не хотели копировать, не могли почему-то.

На четвертый день затворничества, когда деньги, вырученные им от продажи на барахолке кассетного магнитофона, подошли к концу и Юрьеву уже грозила неминуемая расплата в виде долгой похмельной ломки, на квартиру к нему нагрянули два прямоугольных молодых джентльмена в тяжелых кожаных куртках.

Джентльмены с предельной ясностью сообщили опухшему Юрьеву, что в его руках находится судьба многих людей, которые затратили и деньги, и энергию, и нервы, чтобы доставить сей груз в страну, и теперь хотели бы не то что не потерять все это из-за какого-то плюгавого инженеришки, а даже и приумножить вложенные средства в соответствии со всеми законами рынка.

С вежливыми улыбочками они сообщили смертельно бледному Юрьеву, что эти самые люди пойдут на все, но деньги свои во что бы то ни стало приумножат. О, конечно, они не какие-то там гангстеры из Чикаго, чтобы стрелять в неугодных им или топить их в общественных сортирах, а деловые интеллигентные люди, которые прежде всего стараются убедить человека в его неправоте, а уж потом с явной неохотой находят более радикальное средство воздействия...

Джентльмены потребовали также вернуть им остаток порошка. Юрьев попробовал были соврать, что рассыпал порошок, когда производил измерения, но молодые люди так крепко прижали его к стенке и так жарко задышал в лицо, что он тут же раскололся и все рассказал, правда, в последний момент не совсем точно назвав им адрес Крестовского. Очень уж не хотелось впутывать в это дело приятеля.

- Если вы нас обманули, уважаемый, та нам жаль вашу любящую мать. Совсем негоже заставлять стариков оплакивать своих детей. Вы нас поняли, уважаемый?

- Трудно не понять,- ответил Юрьев, всё время пытаясь пригладить ладонью на лысой голове несуществующую прическу.

Когда джентльмены, совсем не шуточно улыбаясь, ушли, заняв поспешно согласившемуся со всеми их доводами Юрьеву на поправку здоровья, бедный "рядовой инженер" еще некоторое время ощущал на липкой от пота спине неприятные мурашки.

Тогда он решил, что завтра же, как только выйдет из своего затруднительного с холодным потом и трясучкой в членах состояния, тотчас заявится в родной институт к большому общественному деятелю, потратившему на него десять лет жизни из оставшихся двадцати, и подпишет акт.

И все же что-то внутри Юрьева, несмотря на страх получить от деловых интеллигентных людей черную метку или даже без предварительного уведомления пошлую пулю в затылок, противилось такому решению. Именно это "что-то" и парализовало в Юрьеве явленное им под страхом смерти позорное соглашательство и бухгалтерский конформизм. Как раз в этот критический момент и позвонила жена.

Юрьев с радостью связал бы пропажу сына с данным делом. Но по его подсчетам выходило, что сын пропал раньше, чем его впервые вызвал к себе директор по поводу экспертизы. Или, может, "интеллигентные люди" взяли Игоря в качестве заложника? Но в этом случае они сказали бы Юрьеву о нем, и уж тогда бы он с радостью подписал все бумаги. Ведь сама ситуация оправдывала бы его трусость. А раз не сказали, значит, пропажа сына здесь ни при чем...

И вот теперь слепая предостерегает его. Но уж об этом ей поведать никто не мог. Выходит, не зря он запил. Акт подписывать нельзя. Темное дело, если не сказать, черное.

Анатолий простился с Ириной в городе на вокзале.

- Теперь иди, Толя, и найди его. Я знаю, только ты его найдешь,-сказала Ирина и, повернувшись, быстро пошла прочь.

В небе натянуло сырости; заморосил мелкий дождь.

Юрьев устало подставил лицо дождю. "Похоже, надолго",- равнодушно подумал. И вдруг ему до слез стало жаль Ирину: все, что у нее осталось, это их Игорь.

"А у меня,- подумал Юрьев,- разве у меня есть еще хоть кто-то, кроме них?"

Он вспомнил о сыне, который - теперь он и сам в это поверил - попал в беду и которого он, как оказалось, любит сильнее, чем когда либо.

Надо было куда-то идти. Но куда?

Идти домой не имело смысла: дома его ужо могли ждать вежливые молодые люди с железными аргументами, которых он отправил по ложному адресу, надеясь еще утром в одиночку все уладить, не впутывая Крестовского Больницы контролировала жена. Кроме того, милиция тоже искала.

Что он знал о сыне такого, что могло бы помочь в поисках? К примеру, его интересы... Ну, занимался парень в боксерской секции. Он и сам, когда учился в университете, боксировал, правда, довольно скверно. Но и из Игоря боксер не получился. Это стало ясно еще после первых тренировок. Очень уж самолюбивый и обидчивый! Работать не любит, терпеть не умеет. На ринге, упрямец, синяки и шишки предпочитал осторожности и выдержке.

Через некоторое время Игорь стал пропускать тренировки под любым предлогом, а через год с радостью ушел из зала бокса в подвал - качаться. Конечно, там по голове не били, но и научить квалифицированно защищаться от чужих кулаков не могли.

Может, пойти в зал бокса и поискать там его знакомых?

Но что они могут сказать - прошло так много времени. А потом, Ирина говорит, что все друзья Игоря, не зная, где он, сами его ищут. Вот, даже домой приходили, спрашивали...

Так, вспоминая, Юрьев шел вперед, сгорбившись и подняв воротник мятого пиджака.

Его уже не ломало, и, несмотря на растущую тревогу за сына, перед Юрьевым, пусть еще где-то далеко-далеко, но уже открылась иная перспектива дальнейшего существования, нежели банальная шизофрения или принудительное лечение от алкоголизма.

Юрьев шел по улицам, с трепетом обходя идущих навстречу ему людей, которые словно и не замечали его, всякий раз норовя непременно задеть его плечом.

Каждый раз, случайно коснувшись кого либо, он весь внутренне сжимался, ожидая, что задетый сейчас же влепит ему затрещину или - того хуже - ударит кулаком. Все эти идущие навстречу молодые люди с бритыми головами и фиолетово налитыми кулаками внушали ему почти животный страх. "Такие не пощадят!"

Но еще страшнее были кавказцы. Они, вероятно, и вовсе не видели в Юрьеве человека: так, нечто, переставлявшее конечности и шевелящееся. Так, по крайней мере, чувствовал Юрьев.

Но нужно было что-то делать, к кому-то идти. И он отправился к Петру Крестовскому по прозвищу Счастливчик, который обладал светлой головой. Кроме того, Петенька еще должен был рассказать ему хоть что-нибудь о таинственном порошке.