Русский транзит

Отдала. Ну, теперь-то поспешим?!

О! Не то слово! Выгнать взашей бабомужика было бы справедливо, но неразумно: Хельга – источник информации (не знаю, ради чего она «Алекса третий час караулит», но так и так пусть проинформирует меня, как попала в квартирку, а там будем дальше слушать!). Но слушать мне придется Хельгу уже не здесь, не в студии. Где угодно, только не здесь.

Потому что: на моих – уже 16.54. Марси – аккуратистка.

Вот было бы славно, проваляйся фроляйн-мисс Галински в обмороке еще минут двадцать!

Вот было бы мило, примени я искусственное дыхание рот в рот, сочетаемое с массажем грудной клетки.

Вот было бы круто, начни я с пеной у рта доказывать, что не верблюд, мол.

Впрочем, все еще впереди, если не удастся исчезнуть отсюда в пять минут. Вот не было печали! Мафия на пятки наступает, а тут с бабьем не разобраться! И ведь не скажешь Хельге: выходи из подъезда и жди меня… ну, где-нибудь жди… в ресторанчике итальянском, тут неподалеку. Нет у меня твердой уверенности, что она не сгинет с концами, а все обещания по поводу непременных объяснений – для отвода глаз. Нельзя Хельгу выпускать.

И оставаться здесь тоже нельзя: познакомьтесь, девочки!

А рука об руку с фроляйн-мисс Галински выйти из дому и наткнуться на пунктуальную мисс Арчдейл – риск велик.

Да и… поздно. Говорю же, красный «порш» Марси видать за милю. И я его вижу – углядел в окно. Миля для «порша» – не расстояние. С минуты на минуту будет здесь.

Я вывел Хельгу на площадку, показал ей: туда, туда, вверх! И пока она грузно топала на третий этаж, будучи в остаточном «грогги», я успел (ч-черт! и написать нечем!) каким-то осколком нацарапать на двери: «ОК! ЗВОНЮ!». А запирать дверь не стал. Да и невозможно это после моего удара плечом.

Тяжелая, зараза! Отрастила телеса, бабена мать! Но и свой плюс есть – любая другая особа женского пола не смогла бы подтянуться на руках, достать ногами стенку и вскарабкаться вверх, на чердак. Благо люк я предварительно отомкнул. А подсадив фроляйн-мисс Галински, и сам туда же влез. И люк закрыл. И сверху на него сел. И прошипел ба- бомужику: «Пикнешь – убью!».

– Темно, как у негра в жопе! – прошипела в ответ Хельга.

– Ценю людей, которые везде побывали! – отреагировал я на изящную родную речь и щепотью прихватил губы декабристской прапраправнучки. Цыц!

– Дыфать на даеф!

Ладно-ладно, дыши, сопи в две дырочки, но – беззвучно. Сказал же: цыц! Уже шаги. Марси. Я ее хорошо чувствую.

Шаги стихли у раздолбанных дверей… Потом зазвучали, отдаляясь и приглушаясь. Ага. Марси внутри.

Фроляйн-мисс Галински пикнула. Убить не убил, но взял за горло и еще раз пообещал сплошными шипящими, что убью.

– Пыль! – сдавленно выпихнула она из глотки.

Шаги снова приблизились – вот Марси уже на пороге студии, вот переступила порог, вот… сейчас начнет спускаться вниз. Нет. пауза. А потом – легкая, почти невесомая поступь: не вниз, не на выход, а – к нам, на третий этаж. И опять пауза.

– Алекс? – тон у Марси не удивленный и не вопрошающий. Укоризненный у нее был тон: мол, я же тебя нашла – чего ж прятаться, выходи, стук-стук-палочки.

Я не вышел. Я – мертвей мертвого. Хельга – тоже.

– Алекс!

Да, я ее хорошо чувствую. Но и она меня чувствует хорошо. И даже лучше.

Вздохнула. Нет так нет. И наконец-то с дробным мягким перестуком – вниз, на выход.

Короткий рык «порша». Дальше – тишина.

Знает ли Бояров о судьбе троих русских, тех самых, которые несколько дней назад появились на Брайтоне?

Еще бы! Кому и знать, как не мне!

Знает ли Бояров о судьбе некоего русского шофера, с которым эта самая троица разъезжала по Нью-Йорку?

Чихать мне на шофера! Что за шофер еще такой?! Ах, вот так? Печально, да. С кем не бывает, все мы лишь гости в этом лучшем из миров. В автокатастрофах гибнет больше, чем от инфарктов. Чихать мне на шофера, знать не знаю.

А не кажутся ли Боярову странными совпадения во времени и пространстве – убийство троих русских, убийство шофера (да, не автокатастрофа, то есть не случайная автокатастрофа)? Не задумывался ли Алекс, кто может стать следующим?

Задумывался. А также задумывался о липовых колумбийцах, о провокационном разгроме студии, даже вот взял и задумался о ночной стычке в сабвее. Но в особо глубокую задумчивость меня погрузило появление Хельги Галински – непосредственно перед и сразу после серии н-недоразумений с героем первых двух «транзитов». Или Хельга Галински учуяла: пришла пора за третий «транзит» браться, матерьяльчик поднакопился?

Да, бабена мать, учуяла! Только пусть Алекс не полагает, что он – единственный носитель-хранитель истин! Он, жеребец, только и знает руками-ногами размахивать, а мозгами пошевелить – никак! И если бы не Хельга Галински, переложившая косноязычную исповедь швейцара-вышибалы на приличный текст…

Ну-ну! Согласен, согласен! Теперь-то что нужно замечательной фроляйн-мисс? Если она жаждет работы с автором, то ни в первом, ни во втором смысле я ее удовлетворить не могу и не хочу.

Жеребец и кретин! Неужели он, жеребец и кретин, вздумал, что, кроме него, жеребца и кретина, у Хельги Галински не было, нет и не будет других авторов?! Пошевелил бы мозгами, бабена мать, жеребец и кретин! О нем же речь идет, о жизни Алекса Боярова, который сунулся в пекло поперек батьки! А она, Хельга Галински, из прежних добрых чувств рискует-предупреждает и – на тебе: пяткой в лоб! Она его, Алекса Боярова, из пекла выдернула, прячет у себя, рискуя… всем рискуя! А он, бабена мать, вместо того, чтобы благодарить…

Какой-то бестолковый базар. Оказывается, она меня прячет?! А я-то думал, светскую любезность продемонстрировал! До дому, до хаты подвез милейшую Хельгу. Дом характерный. И хата у Хельги характерная. Угол Восьмой авеню и Сорок второй. На Манхаттане.

Я, пока мы пробирались, застревали в пробках, вздремнул – Хельга за руль села. Всего часок. Но очень чутко. Мне так казалось. Однако двухсуточное бодрствование отразилось на организме: отключка.

Зато открываю глаза (приехали!) – бодр и свеж. Готов к новым свершениям. Так бывает – дрема заменяет восьмичасовой глубокий сон. Нет? Еще как бывает!

Ну и куда мы приехали?! Сорок вторая? Чего-чего?! Нет уж, милейшая Хельга, еще раз этот номер не пройдет. Я действительно готов к новым свершениям, но Сорок вторая стрит не отразится на организме Боярова подобно Реепербану! Известно, Сорок вторая стрит славится массажными салонами, секс-шопами, прочими обнаженностями. Нет уж, фроляйн- мисс! Вот так подвезешь даму до дому, на часок инициативу упустишь (смени за рулем!) – она и вырулит!

Жеребец и кретин! Маньяк сексуальный! Живу я здесь!

Я – маньяк? Хм… И где конкретно живет фроляйн-мисс Галински? Вон в том салончике? Или чуть дальше, где «живые картинки»? Симпатичное гнездышко!

Нет. Обитает Хельга Галински, выяснилось, в актерском доме. В этом доме вообще обитают очень престижные и популярные актеры. Да-а? То-то я и заметил: Хельга Галински – великолепная актриса! Эмоций – выше крыши, информации – ноль. Может, пора поделиться? Обещалась же: непременно объяснит, но потом, потом, не сейчас! Я понимаю, что особо не поговоришь в изувеченной студии (как, кстати, милейшая Хельга в нее попала-проникла?), особо не поговоришь в полуподвешенном состоянии на чердаке (сам ведь пригрозил: пикнешь – убью!), особо не поговоришь в «тендерберде» без верха (орать, что ли, перекрывая шумы?), но теперь-то не пора ли?

Пора. Именно в актерском доме, именно в хате фроляйн- мисс Галински на девятнадцатом этаже. Почему я согласился? Потому, что ничего другого не оставалось. Позитивные предложения типа «в бар?» вызвали негативную реакцию: она не только рассказать должна, но и показать. Ей есть что показать – вот приедем, и Алекс убедится. В чем? Во всем! Многие вопросы отпадут сами собой, бабена мать!

Один вопрос не отпадал: а не подставная ли сама Хельга? не ждут ли меня в заранее обусловленном (не со мной) месте какие-нибудь жесткие ребятишки? Да, грешен, вздремнул в пути, но ведь чутко – и не было, не было чувства опасности. А приехали – и… возникло.