– У нас не те отношения, и… Короче! Звони! Но не сразу, а через полчаса после моего ухода.

– Как, ты уже уходишь?!

– Перестань разыгрывать гостеприимного хозяина! Ты еще так и не понял?!

– Но куда же ты пойдешь?! Уже поздно!

– Не твое дело!

А действительно! Куда? К тезке-Сандре? К Маринке? К Шведу? К Олегу? К себе?! Ни один вариант не годился. По разным причинам. Где-то меня, возможно, пасут, где-то я буду сюрпризом – но нежелательным, где-то подставлю людей, где-то просто ключа нет (от машины догадался взять, а от квартиры – нет), а Маринкину квартиру я просто не отыщу – и дома-то все одинаковые в спальных кварталах, не говоря о квартирах. Хорошо бы за город, на природу. Ага! Где же вы, товарищ Мезенцев?

– Погоди! – я снял трубку с рогатого, под раритет, телефона. – Как у тебя набирается? Или мне «барышня» ответит?

– Вот здесь нажми. Теперь набирай. Саша, так ты сам решил все-таки им позво…

Я жестом приказал ему заткнуться и вслушался, придержав дыхание. Наконец-то, Николай Владимирович!

– Это я!

– Шура?.. Шура! Вы откуда?! Вы куда исчезли?!

– Я никуда не исчезал. Я пытаюсь дозвониться до вас два дня. Вас нет.

– Шура, у меня непредвиденные обстоятельства, у меня…

– И у меня. Думаю, у нас схожие обстоятельства. Вам не кажется, что надо бы встретиться? И чем скорее…

– … тем лучше, Шура. Я сейчас, буквально сейчас еду в Комарово. Вы меня застали в последнюю секунду, я ждал до последнего. Вы помните, где это? Вы же у меня были.

– Нет. Лучше дождаться меня.

– Шура, вы не понимаете! Вы не представляете, что тут творится! Если через час я не буду на даче, все рухнет, и нам не выбраться. Ни мне, ни… вам.

– То есть вы в курсе?

– Я до такой степени в курсе, что рву на себе волосы! Вот с-с-сволочь!

Трудно было удержаться от усмешки: лысый, как лампочка, директор рвет на себе волосы. Из какого места, спрашивается? Впрочем, как говорится, на его месте так поступил бы каждый. Слава богу, что я его застал. Слава богу, что он «в курсе» – до какой степени, не знаю, но хоть про «с-сво-лочь» знает. Слава богу, долго не надо объяснять.

– Где он сейчас?

– Кто?

– Он. ОН.

– Шура, вы не один? Кто с вами? Вы понимаете, что никому нельзя…

– Я понимаю. Не беспокойтесь. Не в милицию же мне обращаться!

– Но это ваш человек? Он надежный человек?

– В отличие от ваших.

– Шура, не надо! Мне и так больно! Я с ним сейчас поговорю! Я с ним сейчас такое… Я ему!..

– Стоп! Он… у вас?!

– Он… он в Комарово! Я же говорю, я туда еду! Я его скручу, как последнего… как последнего…

– Стоп! Не вздумайте! – Вот лысый идиот! Возомнил! – Все наоборот! Это он вас скрутит. Да он вас просто пристукнет! Вы хоть знаете, в ЧЕМ дело?!

– Мне кажется, что знаю. Но ведь надо действовать? Шура! Ведь надо как-то действовать! Он у себя на даче. Вы знаете, через три дома от моей. Я думал… я думал… может быть, с ним договориться… Ведь в органы обращаться нельзя. Тогда – все! Тогда и я, и вы, Шура, и вообще все к чертям! Шура, тот, кто… кто рядом с вами – он не имеет отношения к…

– Не имеет. Но вы не договоритесь. И не берите в голову. Поздно. Я уже… включил механизм. Всем будет плохо, но не хуже, чем могло бы быть. Не перебивайте, слушайте! Вы можете НЕ ЕХАТЬ в Комарово?

– Нет! Нет!!! Дело даже не в нем, Шура! У меня в доме, на даче, оказывается, тоже… я не могу по телефону! Я через час самое большее должен, ДОЛЖЕН быть там. Что вы сказали про механизм?! Что вы включили?!

– Я тоже не могу по телефону. Значит, сделаем так. Вы не сдвигайтесь с места – я буду скоро. Через двадцать минут. Через час мы будем в Комарово. За сорок минут обговорим детали. Один вы с НИМ не справитесь. Вдвоем попробуем. Вы хоть знаете о Джумшуде и компании?

– Каком Джумшуде?! Каком еще Джумшуде?!

– Ясно. Не будем терять времени. Я выезжаю. Не выходите из кабинета. Вы будете в кабинете?

– Да… Шура, только поскорее, я очень прошу вас. И будьте осторожны. Вы еще долго?..

– Мы дольше разговариваем!

Перельман позвонит. Я был уверен. Я был почти уверен. Лев Михайлович умница. Своеобразная, но умница. Он не может не понять, что моя информация слишком горяча, чтобы держать ее при себе – обожжет. Утаивание ее – большие проблемы для рвущегося к детям, на землю обетованную, нештатного сотрудника КГБ Льва Михайловича Перельмана.

Значит, Грюнберг в Комарово. Следы заметает. Пусть. Не успеет. В одном месте заметет, в другом – не успеет. «Демьян», можно считать, уже под колпаком… Ну, будет под колпаком через час, а то и раньше. А на дачах – разберемся. А скорее всего, ни на какие дачи, ни на грюнберговскую, ни на мезенцевскую, не следует соваться. Зря Мезенцев полагает, что еще есть возможность выйти сухим из воды – вляпались, так вляпались. Задача – выйти из лужи с наименьшими потерями. Постараюсь ему объяснить. Да что там! Просто спеленаю и никуда не пущу, ни в какое Комарово! Для его же блага! И для своего!.. А жаль… А хотелось бы рвануть на дачу и там побеседовать с приятелем Мишей! В жесткой манере! За все! За себя! За Фэда! За… за все. В технике джан-кайтен. Я ему не Борюсик!

«Гуси летят…», Бояров, «гуси летят…». Встретимся с Грюнбергом, обязательно встретимся! Возможно, завтра. Возможно, в кабинете, подобном тому давнему, лихаревскому, и по тому же адресу. Свидетель Бояров и подследственный Грюнберг. «Каждый на своем месте…».

Я уложился ровно в двадцать минут. Главное, не превышать скорость, не шпарить на красный свет, не привлекать внимания. «Девятка» и «девятка». Перламутровая. И документы на машину в порядке, и права. Вот: Олег Алексеевич Драгунский. И фото на месте (долго ли его переклеить, ха!). Пусть ищут Боярова Александра Евгеньевича, а я – Драгунский. А вот завтра сам приду. Бояров. Сам. Но завтра. А сегодня…

«Девятку» я поставил во внутреннем дворе «Пальмиры» – «Северной Пальмиры», куда выходили оба черных хода. Мало ли почему «Олег» ее здесь оставил – пьян был в сосиску, предпочел на «тачке» добираться до дому. Юрка уже слинял. А остальным до фени – стоит «девятка» и стоит. До утра.

Пока я Николая Владимировича Мезенцева буду за шкирку держать в его собственном кабинете, чтобы не наделал необратимых глупостей. Ишь, с Грюнбергом решил договориться, скрутить Грюнберга решил! С Мишенькой можно и нужно договариваться только посредством ха-арошего маэ-гери, а после того уже и скручивать. Очень хочется самому, но… ладно, пусть этим займутся коллеги Головнина, покровители Перельмана.

Да, но если «Пальмира» уже закрыта, то и черный ход тоже… Черный ход был открыт. Ну правильно. Мезенцев-то ждет. Вот и запремся изнутри. До утра.

Я поднялся по лестнице, ступил в коридор, в конце которого пробивался свет из-под двери кабинета Мезенцева Н. В. Я ожидал, что при звуке моих шагов директор распахнет дверь и кинется навстречу. Но нет. И это меня насторожило. Конечно, я умею быть бесшумным, но тут-то зачем? И я протопал всеми своими девятью десятками килограммов первые метры, после чего насторожился и действительно стал бесшумным. Кто там, за дверью? Мезенцев? Или не Мезенцев? Или Мезенцев, но не один?

До кабинета метров пять. Менты? «Джумшудовцы»? Сам Грюнберг? А что ж Мезенцев-то?!

Пять метров – достаточная фора, чтобы среагировать на любую неожиданность из-за этой двери с пробивающейся световой щелью. Эх, коридорчик узковат, разгуляться негде. Но разгуляться я не успел. Неожиданность подстерегла из-за другой двери, единственной по левой стороне от меня – я уже прошел мимо нее (плотно закрыта, темно, бухгалтерия) и как раз стопанулся: ни звука!

Движение воздуха я поймал. Сзади. Я даже смог отреагировать. Я даже зацепил бы человека, возникшего за спиной, на прием. Человека… Но не дверь.

Дверь распахнулась. Никто оттуда не выскочил. Просто от резкого толчка (ногой?) изнутри она сработала наружу и хлопнула по затылку. И уже на полу – я еще успел сказать «Е!.» – получил впечатывающий удар каблуком в лицо. И все. Разгуляться не успел.

×
×