Две твердыни

— Смеагол обещал, что будет хорошим, совсем хорошим. Хоббит добрый. Снял страшную веревку с ноги Смеагола. Ласково с ним говорит.

— Х-хоро-ший, хорош-ший, Прелес-сть моя! Мы тож-же будем хорош-шие, как рыбки, с-сами для с-себя. Мы х-хоббитам нич-чего плох-хого не с-сделаем, нет, только воз-зьмем…

— Но Сокровище приняло клятву, — сказал Смеагол.

— З-зз-значит, надо его вз-зять, и клятву с-с ним вмес-сте, — ответил другой голос. — Тогда мы будем хозяевами С-сокровищ-ща, голм! Пус-сть перед нами полз-зает на брюх-хе другой, противный хоббит, который все время нас-с-с подоз-зревает, голм!

— А хорошего хоббита наказывать не будем?

— Ес-сли не х-хочеш-шшь, то не будем. Х-хотя вс-се-таки он Торбинс-с-с, ненавис-стный Торбинс-с, Прелес-сть моя! Торбинс-с нас-с обокрал. Наш-шел С-сокровищ-ще и не приз-з-зналс-ся. Ненавидим Торбинс-сс-са.

— Но ведь не этого.

— Да, да, и этого, каж-ждого Торбинс-са. Каж-ж-ждого, у кого С-сокровищ-ще. Надо вернуть с-себе наш-шу Прелес-сть.

— Тот все увидит. Он узнает. Он сразу отберет.

— Тот уж-же видит. Он з-ззнает. Он с-слыш-шал наш-шу глупую клятву. Мы наруш-шили его приказ-зз. Надо вернуть С-сокровищ-ще. Его ищ-щут Призраки. Надо его вз-зять.

— Не для Него!

— Нет, моя Прелес-сть! Подумай х-хорош-шенько, ес-сли оно будет у нас-сс, мож-жно с-скрытьс-ся, даже от Него. У нас-с будет с-сила, мож-жет быть, больш-ше с-силы, чем у Приз-зраков. Влас-стелин С-смеагол! С-с-смеагол С-сильнейш-ший! Голлум С-славный! Каж-ждый день с-свеж-жая рыба, три раза в день прямо из-з-з моря. Наш-ш прелес-стный Голлумч-чик! Ты долж-жен его вз-зять! Нам х-ххочетс-ся им з-завладеть, нам его оч-чень, оч-чень х-хочется!

— Хоббитов двое. Они сейчас проснутся и нас убьют, — пискнул Смеагол, борясь с собой из последних сил. — Не здесь. Не сейчас.

— Нам х-хоч-четс-ся! Но… — голос оборвался и некоторое время молчал, потом зазвучал снова. — Не сейчас-сс, говориш-шь? Мож-жно и так. Потом. Потом Она могла бы помоч-чь. Да, да. Она помож-жж-жет.

— Нет. Нет! Так я не хочу! — заскулил Смеагол.

— Да! Х-хочетс-ся! Нам х-хоч-четс-сс-ся!

Каждый раз, когда звучал этот второй, с присвистом, голос, длинная рука Голлума протягивалась к груди Фродо, но потом, когда раздавался голос Смеагола, рука трусливо отдергивалась назад. Но вот странный разговор закончился, и обе руки с дрожащими пальцами потянулись к горлу хоббита.

Сэм лежал, словно завороженный двумя голосами, но из-под полуприкрытых век внимательно следил за каждым движением Голлума. До сих пор он по простоте душевной думал, что Голлум опасен только потому, что вечно голоден, и боялся, что эта тварь может захотеть съесть хоббитов. Теперь он понял, что опасность гораздо страшнее. Голлум поддавался чарам Кольца. «Тот» — это, очевидно, Черный Властелин, но кого имел в виду Голлум, говоря «Она поможет»? Наверное, завел дружбу с подобной себе гадкой тварью. Ломать голову над этой загадкой было уже некогда: Голлум становился опасен.

Сэм с трудом оторвался от земли, будто его одолело тяжкое бессилие, руки и ноги еле двигались. Кроме того, он инстинктивно чувствовал, что надо действовать осторожно, что нельзя выдавать себя, никто не должен знать, что он, Сэм, подслушал разговор Голлума со Смеаголом. Поэтому он только громко зевнул, вздохнул и спросил заспанным голосом:

— Сколько уже времени? Вставать не пора?

Голлум протяжно зашипел сквозь зубы и вскочил. Какое-то мгновение он стоял напряженно в угрожающей позе, потом обмяк, опустился на четвереньки и отполз на край воронки.

— Хоббиты хорошие! — сказал он. — Сэм добрый. Сони вы, сони, спали крепко, Смеагол вас охранял. Но уже вечер. Темнеет. Идти пора.

«Да-да, пора, — подумал Сэм. — Давно пора нам с тобой расстаться». Но ему тут же пришло в голову, что Голлум на свободе не менее опасен, чем Голлум в роли проводника и попутчика.

— Нелегкая его к нам прибила! Чтоб он своими слюнями захлебнулся! — буркнул Сэм почти неслышно, потом спустился вниз и разбудил хозяина.

Отдохнувший Фродо чувствовал себя гораздо лучше. Он видел сны. Черная Тень отступила, и во сне к нему явилось что-то светлое. Он не запомнил, что это было, но ему стало веселей и легче на душе. Тяжесть роковой ноши тоже уменьшилась. Голлум встретил пробудившегося Фродо, как пес вернувшегося хозяина. Он юлил, хихикал, хрустел пальцами, терся о колени хоббита. Фродо ему улыбнулся.