Две твердыни

День кончался. У границ Страны Мрака, над серой воронкой, в которой притаились три грязные фигурки, стояла глубокая тишина. Почти осязаемая, она плотным одеялом накрывала их, отделяя от остального мира. Бледный купол неба был недосягаемо высок, серые облака ползли между землей и небом, как грустные мысли.

Хоббиты были настолько незаметны в серых плащах на сером пепле, что даже паривший под солнцем орел не увидел их сверху. Может быть, он на мгновение остановил бы взгляд на распростертом на земле Голлуме, приняв его за высохшего от голода человечьего детеныша, у которого кожа прилипла к костям и руки и ноги казались голыми костями: такая мелочь не стоила того, чтобы пачкать о нее клюв.

Фродо продолжал сидеть, упершись подбородком в колени, а Сэм лежал, подложив руку под голову и из-под капюшона смотрел в небо. Небо сначала было совершенно пустым. Вдруг Сэму показалось, что он видит на огромной высоте силуэт уродливой птицы, которая то отдалялась, исчезая, то возвращалась, делая большие круги. Потом появился второй силуэт, третий… еще один… Сэм видел их очень маленькими, но почему-то знал, что они огромные, с широченным размахом крыльев. Он закрыл глаза и крепко прижался к земле. Его объял тот же беспомощный страх, который овладел им когда-то при первом появлении Черных Всадников в Хоббитшире и потом, в горах, когда черная тень закрыла луну и стало холодно. Только на этот раз страх меньше давил. Угроза была далеко. Но она была. И Фродо ее тоже ощутил. Его мысль прервалась. Он вздрогнул и пошевелился, но вверх не посмотрел. Голлум подтянул руки и ноги, сворачиваясь, как потревоженный паук, в плотный клубок. Крылатые чудовища слетелись в круг и, резко снижаясь, унеслись в Мордор. Сэм глубоко вздохнул.

— Опять Всадники, только в воздухе, — хрипло прошептал он, — я их видел. Они могут нас выследить? Они летели очень высоко, и если это те самые Черные Всадники, то ведь днем они плохо видят?

— Они сами вряд ли видят, — объяснил Фродо. — У них кони зрячие. Эти крылатые скакуны, наверное, видят лучше всех на земле. Они будто огромные стервятники. И они чего-то ищут. По-моему, Враг чем-то обеспокоен.

Небо опустело, страх прошел, но спокойствия не было. Перед этим хоббитам казалось, что они отрезаны от мира, а теперь враждебный мир снова подступал к ним со всех сторон. Фродо прикрыл глаза, но так и не сказал Голлуму, что решил делать. Он будто задремал или ушел в себя, в свои мысли. Когда он, наконец, встряхнулся и встал, Сэм был уверен, что его хозяин произнесет решающее слово, но вместо этого Фродо вдруг прошептал:

— Слушай. Что это?

Им опять стало страшно. Они услышали песню и хриплые крики. Сначала далеко, потом все ближе. Всем троим на мгновение подумалось, что Крылатые Всадники их выследили и прислали вооруженных солдат, чтобы взять их в плен. Для этих жутких слуг Саурона не существовало неодолимых расстояний. Хоббиты и Голлум припали к земле и прислушались. Голоса и звон оружия раздавались уже совсем близко. Бежать было некуда. Сэм и Фродо вынули мечи.

Голлум медленно приподнялся и, как червяк, пополз к краю ямы. Очень осторожно он пристроился за двумя камнями и стал смотреть. Пока шум приближался, он лежал неподвижно, потом шум стал удаляться и постепенно стих. На стенах Мораннона запел рог. Голлум бесшумно сполз на дно ямы.

— Это люди. Новое войско идет в Мордор, — тихо сказал он. — Темнокожие. Мы таких людей раньше никогда не видели. Смеагол не видел. Они страшные. Черные глаза, длинные черные волосы и золотые кольца в ушах. Золото красивое, его много. У некоторых на щеках красная краска и плащи красные. Флаги красные. Копья тоже с красными наконечниками. Щиты у них круглые, желтые и черные, с большими шипами. Злые люди. Страшные. Дикие, как орки, только большие, больше орков. Смеагол думает, что это люди с юга, из стран за устьем Великой Реки. Они оттуда шли. Уже прошли через Стальные Ворога, но теперь могут подойти другие. В Мордор все время приходят люди. Когда-нибудь все люди там соберутся.

— А олифанов ты там не видел? — спросил Сэм, от любопытства на минуту перестав бояться, так ему всегда хотелось узнать про чужие края.

— Нет олифанов. Кто такие олифаны?

Сэм встал, заложил руки за спину, как всегда, когда декламировал стихи, и начал:

• Я серый, как крыса, большой, словно дом,
• А нос у меня, как змея.
• Когда я иду, все ломаю кругом,
• И дрожит подо мной земля.

• Клыки у меня торчат изо рта,
• И хлопают уши громко,
• А спать не ложусь я никогда,
• Стою даже ночью в потемках.

• Мне, может быть, много-много лет,
• Но даже в минуту смерти,
• Когда в глазах потемнеет свет,
• Упаду, но не лягу, поверьте.

•      Зовут меня О-ли-фан,
•      Я житель полдневных стран.

• Кто видел меня, не сможет забыть,
• Кто не видел, тот не поверит,
• Что могут на белом свете жить
• Такие страшные звери.

•      Я сильный большой О-ли-фан
•      Из жарких далеких стран!

— Это стишок в Хоббитшире все знают, — объяснил Сэм, закончив. — Может быть, это враки, а может, правда. У нас много своих легенд, но кое-что мы слышали про южные страны. Когда-то давным-давно хоббиты выходили в широкий мир, и в Хоббитшир они откуда-то пришли. Правда, из путешествий не многие возвращались, и мы не всем и не во все верим. Говорят же про вранье, что это «Пригорянские новости», и еще говорят: «Правды не больше, чем в хоббитширских сплетнях». Но я своими ушами слышал рассказы про громадин с юга. Их как-то смешно называют. Говорят, что они на войну ездят на этих олифанах. Ставят им на спины башни и прячутся в них, а олифаны по дороге вырывают деревья и ими потом дерутся. И камни бросают, и скалу могут разбить. Когда ты сказал, что сюда движутся люди с юга в золоте и в краске, я спросил про олифанов, уж если бы они были, я бы рискнул высунуть голову, чтобы только на них посмотреть. Больше, наверное, случая не представится. Только, может быть, и нет на свете никаких олифанов…