И тут, как по мановению волшебной палочки, явился сказочный принц, а согласно паспорту – Бестаев Сергей Николаевич, одетый не модно, но вполне достойно, с благородной синевой под глазами и культурной речью. Он назвал хозяев по имени-отчеству, сказал, что фильмы, в которых они снимались, оказали на его формирование как гражданина огромное влияние. А когда Серега увидел ветхие афиши, то замер. Он не мог уразуметь, как подобная ветхость сохранилась, старался не смотреть на стариков, дабы не сравнивать их с афишами 50 – 60-летней давности.

Серега был актер от Бога, иначе бы не нравился так женщинам. Ошибся старый профессор из театрального.

– Да вы шутите, – сказал он с придыханием. – Среди такого богатства жить страшно, зарежут ненароком.

– Не преувеличивайте, молодой человек, – сказала актриса. – Сейчас это уже никого не интересует.

Позже пили чай из бабушкиного сервиза, который, в отличие от людей, с годами неизмеримо подорожал.

Сергей коротко рассказал о своей несложившейся жизни. С супругой пришлось расстаться, так как он материально не соответствовал. Весной закончат строительство его дома, точнее, квартиры, а до того времени ему необходимо жилье.

– У нас только пенсия, – голосом комбрига произнес хозяин.

– Я за счастье почту, какие деньги.

В конце концов народные артисты уехали. Серега достал из рюкзака маленький телевизор, не подыхать же здесь со скуки, напилил и наколол дров, вынул припасенную бутылку и стал думать, как жить дальше.

Об авторитетах и ворье он ничего не знал, а ментам с их штатом и «усердием» не разыскать его, Бестаева, до конца жизни. Но ведь и это не жизнь, подождем, пока пена осядет, а там посмотрим, решил он и начал трудовую жизнь. Она на даче была действительно трудовой: то вода закончится, то дрова.

Однажды он сунул руку в карман, где по его подсчетам должно было лежать около миллиона, и выяснил, что там пара полтинников, еще мелочь, не годящаяся даже на семечки.

Он решил, что деньги оставил в другом пиджаке, но ехать домой и проверять нельзя. Слава Богу, сберегательная книжка, на которую он сразу перевел десять тысяч баксов, и паспорт были при нем. И сберкасса находилась не около дома, а в самом конце Суворовского, можно поехать и взять. При мыслях о Москве на душе стало муторно, не только ментов, вообще черт знает кого можно встретить. С одной стороны, одних приезжих в городе не считано, с другой – как ни повернись, ненужный человек стоит.

Сам Бестаев в розыске служил, знает, такие дурацкие задержания случаются, кому расскажешь – не поверят. Он открыл шкаф и достал боевую шинель «комбрига». Хороша вещичка, да не по сезону. Одежонку он решил оставить свою – джинсы, кроссовки, рубашка и ветровка. А вот с мордой надо чего-то придумать, заметный сильно. И тут на глаза Бестаеву попался старинный трельяж с почерневшим зеркалом. У актрисы разных красок должно быть – не счесть. Но и тут его ждало разочарование – несколько окаменевших от времени тюбиков. Он от безысходности выбрал самое правильное решение. Два дня не брился, испачкал руки, затем потер ими лицо.

Глянув в зеркало, он довольно присвистнул: от щеголеватого Сережки Бестаева остался какой-то подозрительный тип, даже глаза куда-то девались. Так можно в ментяру угодить, и на паспорт не посмотрят. На него могли объявить розыск, правда, за всю службу в ментовке он не помнил, чтобы по ориентировке кого-либо задержали. Если при человеке случайно ствол, в крайнем случае, нож окажется, сержант паспорт глянет, и гуляй. Сколько их в розыске, только компьютер знает.

Бестаев сосредоточился, вспомнил, на что обращает внимание милиция. Человек должен идти по какому-то делу, такое сразу чувствуется, потому не оглядываться, встретился с ментом взглядом – плохо, но если быстро отвернулся, да еще шарахнулся, так значительно хуже.

В общем, глупости, на электричке до Москвы, метро до Арбатской, там и сберкасса. Хорошо, все деньги не в одно лукошко положил, а то бы увидели двести миллионов, при такой внешности, обязательно звоночек нажали бы.

Он налил себе остатки коньяка, получилось солидно, выпил, запер гнездо «народных» и уверенно зашагал на платформу.

Удивительно, но, оказавшись среди людей, он почувствовал себя уверенно, даже весело. Найти человека в этом муравейнике невозможно.

Наметанным глазом он засек в метро щипача, нефирму, мелкого, но на всякий случай встал подальше.

Арбатская площадь встретила его как родного, а когда в Сбербанке крашеная операторша спросила:

– Картошку убираете?

– Куркульные замашки тещи, – ответил Бестаев, – чтобы эта дача сгорела.

Он забрал свой расходный ордер, переписал сумму с пятидесяти на сто тысяч:

– Я не мальчик, копай да за деньгами бегай.

– Верно, и проценты плевые, кому это нужно? – согласилась блондинка, передавая его бумажки в кассу. Через пять минут он уже выходил на улицу с деньгами, небольшими по сегодняшним дням, но в переводе на коньяк значительными.

И тут его кто-то дернул за рукав и тихо сказал:

– Сергей, а тебя и не узнать.

Он глянул, не признал в роскошной девчонке знакомую и облегченно вздохнул.

– Обознались, девушка.

Но незнакомка крепко вцепилась в тонкую ткань ветровки.

– Ты, парень, умом съехал – по Москве разгуливаешь. Я такой собаки не знаю, что бы тебя не разыскивала. – Она затащила Сергея в подъезд. – Как ты ухитрился всем ноги отдавить? Ладно менты, у них служба, им ведено искать, они ищут. Все авторитеты против тебя поднялись, награду объявили. Шпане твои карточке выдали, а ты разгуливаешь. Я, честно, решила, что тебя и в городе давно нет, – быстро говорила она.

Только сейчас Сергей узнал Катю.

– Врешь все, – у него похолодело внутри, но он понял – правду говорила. Не по словам судил, а по красным пятнам, которые расползлись у нее на щеках. – Откуда ты-то знаешь?

– Я с одним ментом сплю, который и вашим и нашим, мразь такая. Все собираюсь кинуть его, да на улицу не хочется идти, а больше некуда.

Он осмотрел ее с ног до головы, прищурился, сказал:

– По виду не скажешь.

– Все свое ношу с собой, ну, еще сумочка небольшая, да сто баксов. Меня Гуров в фирму Тура устроил, да попросили вчера.

Катя говорила правду, и он ту правду чувствовал.

– Гуров – волкодав, чего он к тебе проникся?

– Ты обо мне меньше думай, Черт, – он вздрогнул, как от оплеухи. – Обними, не стой, словно колода.

– Мне уехать надо, – прошептал Сергей.

– Через всю Москву и вокзал?

– Я же сюда добрался, значит, можно и выбраться.

– Еще опером служил, – презрительно сказала Катя. – Когда поезд приходит, с него двигает толпа, а садятся все поодиночке. И смотрят отъезжающих, а не приезжающих.

– Куда же мне деваться, Катюша? Не век же в этом подъезде стоять?

– Катюшей стала? – она скривила накрашенные губы. – Ты хоть при деньгах?

– Куда же они делись? – Сергей решил врать до конца, пусть она верит в миллионы.

– Эта хреновина, которую они ищут, она в надежном месте?

– Не сомневайся.

– Да я ни одному твоему слову не верю, – ответила Катя и обняла Сергея, так как у подъезда остановился милицейский патруль.

– В центре его искать – дохлое дело, – сказал сержант. – Вокзалы, рынки.

– Нам участок выделили, – ответил рядовой.

– Скажем, заметили подозрительного, потянулись за ним к Киевскому. Там возьмем любого рослого москвича и в комнату милиции для проверки, – патруль ушел.

– Покажи деньги, – потребовала Катя.

Сергей вынул пачку стосотенных, полученных в сберкассе. Катя глянула презрительно:

– Это деньги?

– У меня в этой кассе осталось пол-лимона и в банке, что на той стороне проспекта, в начале Гоголевского, полтора, – ответил Сергей.

– Надо забрать все и здесь и там. Молись Богу, Черт, меня встретил, я твое прикрытие. Ищут одиночку, я тебя обниму, словно поддатая. В этой кассе тебя видели, привыкли, а там я сцену разыграю, они на тебя и не взглянут.

×
×