Дело об отравленных шоколадках

– Скажите, мистер Шерингэм, а тогда зачем, – это вступила в разговор мисс Дэммерс, – по вашему мнению, мистер Бендикс пошел на риск и не уничтожил фальшивое письмо и пакет? Ведь у него была такая возможность.

– Он не сделал этого из осторожности, – не задумавшись ни на минуту, ответил Роджер. – И пакет, и фальшивое письмо предназначались для того, чтобы отвлечь внимание от него самого, чтобы указать на совсем другого человека, на сотрудника фирмы «Мейсон», к примеру, или на никому не известного умалишенного. Что ему вполне удалось.

– А не думаете ли вы, что способ, который он избрал, – переслать шоколад через сэра Юстаса, – был не очень надежным? – неуверенно произнес мистер Читтервик. – То есть я хочу сказать, что сэр Юстас, допустим, мог заболеть и не прийти в клуб в то утро. Кроме того, он мог предложить конфеты не Бендиксу, а кому-то еще.

Мистера Читтервика следовало поставить на место. Бендикс был открытием Роджера. Он гордился им, и ему стало больно, когда это было поставлено под сомнение.

– Ну и что? Вы должны понять, что такое мистер Бендикс. Он не кретин. Будьте уверены, что ничего б не случилось, не явись сэр Юстас в то утро в клуб, или если б он сам съел шоколад, или если б пакет украли при пересылке и конфеты съела бы обожаемая дочь почтальона, да мало ли что могло с ними быть, с этими шоколадками? Пораскиньте мозгами, мистер Читтервик! Невозможно представить, чтобы он послал отравленные шоколадки по почте! Разумеется, нет. Он отправил бы по почте совершенно безвредные, самые обыкновенные шоколадки, а по дороге домой заменил бы их другими. Неужели, черт побери, он бы стал так засвечиваться и дарить нам такую улику?

– Я понял, – пробормотал мистер Читтервик. – Он получил по заслугам.

– Мы имеем дело с выдающимся преступником, – продолжал Роджер, не теряя суровости, – что подтверждаю! – детали. Возьмем, например, его раннее прибытие в клуб, совсем для него необычное (между прочим, зачем так рано приходить, если тут не кроется что-то?). Далее: он не ждет своего ничего не ведающего сообщника на улице, у клуба, с тем чтобы войти вслед за ним. Нет, ничего подобного не происходит. Сэр Юстас избран им в сообщники лишь по тому, что тот известен постоянством своих привычек. Сэр Юстас появляется в клубе каждое утро ровно в половине одиннадцатого; он гордится своей пунктуальностью; даже похваляется ею, что бы ни случилось, он соблюдает старую добрую традицию. И тут же, пятью минутами позже, в десять тридцать пять, появляется Бендикс, и все идет, как он задумал. Вначале меня смущало: почему шоколад был послан сэру Юстасу в клуб, а не домой? Теперь все ясно.

– Моя таблица условий по смыслу не так далека от ваших выводов, – утешил себя мистер Брэдли. – Но почему вас не устраивает весьма тонкое заключение, что убийцей никак не может быть ни выпускник частной школы, ни выпускник университета? Только потому, что вам известно, что Бендикс учился в Селчестере и в Оксфорде?

– Нет, потому что я сделал еще более тонкое предположение, что кодекс чести, привитый частной школой или университетом, может сыграть свою роль, когда обдумывают, как убить мужчину, но вряд ли – когда речь идет о женщине. Я согласен с вами только в том, что, задуман Бендикс избавиться от сэра Юстаса, он отправил бы его на тот свет открытым, честным способом, достойным мужчины. Но в отношении женщин работают совсем другие правила. Тут никто не выбирает способ убийства сообразно достоинству и чести, а просто хватит дубинкой по голове или что-то в этом роде. Так что яд – разумней всего. Если не поскупиться на нитробензол, то и мучения длятся совсем недолго, жертва быстро теряет сознание.

– Да, пожалуй, – согласился мистер Брэдли. – Это очень тонкая мысль, с психологической точки зрения мое предположение уступает вашему.

– Думаю, что я затронул почти все условия вашей таблицы. Теперь, что касается пунктуальной натуры нашего подозреваемого. Это умозаключение было выведено вами из кого факта, что убийца впрыснул в каждую шоколадку равную дозу нитробензола, я же пришел к тому, что Бендикс впрыскивал равные дозы для того, чтобы, съев две или три шоколадки проглотить совершенно определенное количество нитробензола, способное вызвать предполагаемые симптомы отравления, не опасного, однако, для жизни. Определить для самого себя несмертельную дозу яда с тем, чтобы вызвать лишь легкое отравление, – это шедевр мысли. Естественно, мужчина не способен съесть столько шоколада, сколько женщина. Он, без сомнения, сильно преувеличил симптомы своей болезни, но эффект был изумительный. Обратите внимание на то, что о разговоре Бендикса с женой, когда они, находясь у себя дома в гостиной, ели шоколад, мы знаем только с его слов. И исключительно с его слов нам известно, что между супругами было заключено пари. Допустим, что многое из того, о чем они беседовали, имело место. Бендикс достаточно творческая натура, чтобы суметь вплести вымысел в канву подлинных событий, и притом сделать это мастерски. И конечно он не мог уйти из гостиной, пока сам не удостоверился, что жена съела не менее шести шоколадок (он мог, в конце концов, сам уговорить ее их съесть). Этого количества, по его расчету, абсолютно хватило бы для летального исхода. В этом все значение точной дозировки нитробензола – в каждой из шоколадок по шесть долей.

– Выходит, – подытожил мистер Брэдли, – что наш милый Бендикс великий человек.

– Выходит, что так, – с большим достоинством согласился Роджер.

– И у вас ни малейших сомнений, что он убийца? – полюбопытствовала мисс Дэммерс.

– Ни малейших, – Роджер был озадачен.

– М-м-м… – произнесла мисс Дэммерс.

– А разве у вас они есть?

– М-м-м… – опять протянула мисс Дэммерс.

Разговор оборвался.

– Ладно, – прервал молчание мистер Брэдли. – Пора сказать Шерингэму, что он заблуждается, и очень сильно.

Миссис Филдер-Флемминг едва сдерживала волнение.

– Боюсь, что он-то как раз и прав, – тихо проговорила она.

Но мистер Брэдли не отступал:

– Пару добрых прорех в вашей версии я заметил. Вы, Шерингэм, слишком большое значение придаете мотиву преступления. Вы сильно его раздуваете, разве не так? Кто это в наше время станет травить ядом опостылевшую жену? Скорее всего, он бросит ее, и все дела. И потом, мне трудно поверить: а) в то, что Бендиксу так не терпелось спустить ее деньги в сточную яму своего незадачливого бизнеса и он взял да и убил ее; б) что она была настолько скупа, что не дала бы ему денег, окажись он действительно в безвыходном положении.

– Вы так и не вникли в характер и того и другого, – сказал Роджер. – Оба они были упрямы, как дьяволы. Она первая сообразила, что его бизнес – сточная яма. Я могу вам представить список убийств в метр длиной, совершенных по мотивам менее основательным, чем в деле Бендикса.

– Хорошо, допускаю, мотив проходит. Но вспомните, у миссис Бендикс был назначен как раз в день ее смерти с кем-то обед, который был неожиданно отменен. Разве Бендикс не знал об этом? А раз он знал об обеде, то зачем надо было выбирать день, когда она должна была обедать вне дома? Тогда и десерт с шоколадом не состоялся бы.

– И я хотела спросить о том же, – сказала миссис Дэммерс.

Роджер был озадачен.

– Думаю, это совсем несущественно. А почему он должен был отдать жене шоколад за обедом, а не за ужином?

– По двум причинам, – быстро отреагировал Брэдли. – Потому что, во-первых, он торопился, естественно, как можно быстрее осуществить задуманное, а во-вторых, поскольку его жена была единственной, кто мог опровергнуть миф о пари, он, очевидно, торопился заткнуть ей рот, едва подвернется случай.

– Вы со мной шутите, Брэдли, – улыбнулся Роджер, – но я не попадусь. Просто отвечу, что знал он или не знал, что она обедает с кем-то, – это значения не имеет. Они часто обедали порознь где-то вне дома, каждый со своими приятелями, и я не думаю, что у них было заведено заранее друг друга об этом уведомлять.

– Хм! – произнес мистер Брэдли и потер подбородок. Бедный мистер Читтервик приподнял свою посрамленную голову: