– Нет, – ответил Ченнис, – это мне в голову не приходило.

– А не задумывались ли вы о том, что, если они вынуждены за вами следить, это означает, что они не чувствуют уверенности в том, правильно ли вы изберете направление, и что в случае, если вы ошибетесь, у вас будет маловато шансов попасть сюда. Это вам тоже в голову не приходило?

– И это тоже не приходило, сэр.

– Ну почему же? Неужели ваш интеллектуальный уровень пал так низко?

– Единственным ответом может быть вопрос, сэр. Вы едины во мнении с генералом Притчером о том, что я – изменник?

– У вас есть возражения, если это действительно так?

– Те же самые, которые я высказал генералу. Если бы я был изменником и знал, где находится Вторая Академия, вы могли бы «обработать» меня и напрямую выудить из меня эти знания. Если вы решили, что за мной нужно следить, значит, этих знаний изначально у меня не было, и я, следовательно, не изменник. Так что я ответил вам парадоксом на парадокс.

– И каков же отсюда вывод?

– Я не изменник.

– С чем я пока вынужден согласиться, ибо ваши свидетельства неоспоримы.

– В таком случае позвольте поинтересоваться, зачем вы тайно следили за нами?

– Затем, что для всех фактов есть еще и третье объяснение. И вы, и Притчер уже объяснили случившееся – каждый по-своему. Я – если вы любезно уделите мне время – объясню все. И довольно быстро, так что не успею вас утомить, Притчер, отдайте мне ваш бластер. Никакой опасности, что на нас кто-то нападет, больше нет, Ни отсюда, ни из более отдаленных мест. Даже из самой Второй Академии. Включите свет. Благодарю вас, Ченнис.

Комната была освещена обычным для Россема способом. Единственная электрическая лампочка мерцала под потолком тускло-желтым светом. Все трое отбрасывали причудливые тени.

Мул сказал:

– Когда я понял, что за Ченнисом нужно следить, стало очевидно, что я чего-то ожидаю. Поскольку он отправился ко Второй Академии с потрясающей скоростью и по удивительно прямому маршруту, можно заключить, что все вышло именно так, как я и предполагал. Раз мне не удалось выудить из него знаний напрямую, значит, что-то мне мешало. Таковы факты. Ченнис, несомненно, знает ответ. Знаю его и я. А вы знаете, Притчер?

– Нет, сэр, – угрюмо буркнул Притчер.

– Тогда я объясню. Только один человек одновременно может знать, где находится Вторая Академия, и не позволить мне узнать об этом. Боюсь, Ченнис, что вы – человек из Второй Академии.

Ченнис поставил локти на колени и уперся подбородком в плотно сжатые кулаки.

– Как вы это докажете? Логика доказывает обратное.

– Есть и прямые доказательства, Ченнис. Это оказалось достаточно легко, Я говорил вам, что заметил, что моих людей «обрабатывают»? Тот, кто «обрабатывал» их, должен был быть: а) «не обработан» мной и б) приближен к центру событий. Поле для поисков велико, но не безгранично. Вам слишком везло, Ченнис. Вас слишком любили люди. Вы были слишком удачливы. Меня это заинтересовало…

Тогда я решил отправить вас в экспедицию, и это вас нисколько не удивило. Я следил за вашими эмоциями. Вы этого не замечали. Но вот тут-то вы превысили предел доверия, Ченнис. Любой человек, даже очень компетентный, испытал бы хоть малую толику неуверенности в подобной ситуации. А вы, полный дилетант, не испытали. И здесь просчитывалось два варианта: либо ваша миссия плохо подготовлена, либо вами хорошо управляли.

Варианты было легко проверить. Я захватил ваше сознание в тот момент, когда вы расслабились, и сжал его, а потом отпустил. Вы жутко разозлились, настолько натурально, что это – естественная реакция. Но я почувствовал и сопротивление в момент вмешательства в ваши эмоции. Это все, что мне нужно было знать.

Никто бы не устоял, даже на короткое мгновение, не находись он под воздействием, подобным моему.

Ченнис глухо и горько проговорил:

– Ну и что? Что теперь?

– Теперь вы умрете – как шпион из Второй Академии. Это, как вы, надеюсь, понимаете, совершенно логично.

Дуло бластера вновь уставилось на Ченниса. На этот раз смертоносное оружие было В руках человека, обладающего сокрушительной психической силой. Это был не Притчер, руку которого можно было отвести. Это был достойный противник, такой же сильный и такой же устойчивый к силе, как он сам.

А времени, чтобы изменить ход событий, у Ченниса было мало.

То, что случилось потом, трудно поддается описанию для тех, у кого нормально развиты чувства и отсутствует способность эмоционально воздействовать на других людей.

Вот что фактически понял Ченнис за тот кратчайший промежуток времени, пока Мул держал палец на кнопке бластера.

Эмоциональное состояние Мула в тот момент выражало твердую, непоколебимую уверенность, незамутненную никакими сомнениями. Если бы у Ченниса была возможность рассчитать время, которое должно было пройти от решения стрелять до самого выстрела – выброса дезинтегрирующей энергии, – он бы узнал, что у него в запасе всего лишь около одной пятой доли секунды.

Можно сказать, времени не было совсем.

За это же время Мул почувствовал, что эмоциональный потенциал Ченниса неожиданно получил непонятно откуда мощную поддержку и как оттуда же на него самого хлынул поток неприкрытой, страшной ненависти.

Именно это неожиданное эмоциональное вмешательство заставило его убрать палец с кнопки. Ничто другое не заставило бы его так поступить, но, сделав это, он сразу же понял, что ситуация в корне изменилась.

Наступила немая сцена, какой не увидишь и в театре: Мул убравший палец с кнопки бластера, немо уставившийся на Ченниса; Ченнис, натянутый как струна, затаивший дыхание; и Притчер, скрючившийся в кресле, скованный страшным спазмом. Лицо его вытянулось, одеревенело, стало похоже на посмертный слепок, на котором отпечаталась жуткая ненависть, А взгляд его был устремлен на Мула, только на Мула – неотрывно.

Только слово-другое было сказано Мулом и Ченнисом друг другу мысленно. Только слово-другое, но этого было достаточно для людей, владеющих силой эмоционального воздействия. Они прекрасно поняли друг друга. Но для того чтобы и мы поняли, что стояло за этими «словами», давайте переведем их безмолвную беседу на понятный нам с вами язык.

Ченнис:

– Вы – меж двух огней, Первый Гражданин. Вы не можете управлять разумом двоих людей одновременно, когда один из двоих – я. Так что перед вами выбор. Притчер сейчас свободен от вашей «обработки». Я освободил его. Он сейчас – прежний Хэн Притчер, тот самый, что однажды пытался прикончить вас. Тот самый, который считает вас врагом всего свободного и справедливого на свете, всего святого. Кроме того, он знает, что это вы превратили его в беспомощного раба на пять лет! Я удерживаю его сейчас, подавляя его волю, но, если вы убьете меня, этому придет конец, и скорее, чем вы успеете выстрелить в него или применить свою волю, он убьет вас.

Мул понял его сразу. Он не двигался.

Ченнис продолжал:

– Если же вы сейчас обернетесь для того, чтобы убить его или воздействовать на него своими методами, да для чего угодно, вам не удастся опередить меня.

Мул по-прежнему не двигался. Он только коротко вздохнул, понимая, что к чему.

– Так что, – сказал Ченнис, – бросьте ваш бластер и давайте-ка снова по-честному. Тогда получите Притчера обратно.

– Я совершил ошибку, – наконец проговорил Мул. – Нельзя было позволять третьему присутствовать здесь. Это я сделал зря. Все испортил. Это моя ошибка, за которую мне придется дорого заплатить.

Он небрежно разжал пальцы. Бластер упал на пол, и Мул отфутболил его в дальний угол комнаты. В то же мгновение мышцы Притчера расслабились, он обмяк и погрузился в глубокий сон.

– С ним все будет в порядке, когда он проснется, – безразлично заметил Мул.

С того момента, когда Мул был готов нажать на кнопку бластера, до того мгновения, когда он бросил его, прошло всего-навсего полторы секунды. Все было сказано противниками друг другу за это время.

×
×