Богиня прайм-тайма

Он протиснулся мимо столика, на котором закипала вода, раздвинул полоски жалюзи, как давеча Ольга, и посмотрел на улицу. Гор не было видно, сплошные облака. Даже соседнего дома, наполовину снесенного “скатом”, не разглядеть.

Дождь, туман, запах гари, арабская речь.

Ему вдруг показалось, что среди удручающе одинаковых бородатых лиц он увидел знакомое, которому вовсе не следовало там находиться, и это было странно.

– Оль!

– Что?..

– Подойди! Быстро только!

Она подошла и оказалась у него за плечом. Он слышал, как она дышит, легко и редко. Тонкие пальцы взяли его за майку – он скосил глаза. Розовые женские пальцы на его черной пыльной майке в белых разводах от пота.

Будь оно все проклято.

– Что, Ники?

– Вон справа, видишь, на броне?

Она еще придвинулась.

– Вижу. И кто это?

– Не Масуд ли, часом?

Ольга сбоку посмотрела на Ники, очень близко, но он выдержал характер и поворачиваться не стал – не заметил как бы! – и она опять глянула на улицу.

Человек в камуфляже, в распущенной пестрой косынке, с “Калашниковым”, болтавшимся на бедре – он все время придерживал его рукой, – был похож и не похож на корреспондента агентства “Аль Джазира”.

– Ну чего? Он? Не он?

Ольга пожала плечами:

– Черт его знает. Может, и он.

Ники отпустил жалюзи и вытер о штаны пыльные пальцы.

– Так мы с ним на север поедем? – осведомился он мрачно. – И где тогда наш “калаш”? Или что? У него есть, а у нас нет? Так нечестно.

– Это точно, – пробормотала Ольга и посмотрела на банку. Вода в ней кипела белым ключом. Пусть покипит пять минут – на всякий случай.

– Надо этих найти, из “Рейтера”, которые с нами едут.

– Найдем.

– А есть чего будем?

– Чего-чего!.. Консервы!

– Вот они у меня где, эти консервы! – злобно сказал Ники и попилил себя по свежевыбритой шее. Лицо от лба до скул было сильно загорелым, ниже тоже загорело, но меньше, от этого казалось, что верхняя часть лица у него намного грязнее нижней. Впрочем, Ники, наверное, не тратил драгоценную воду на умывание.

Купить можно было только кока-колу, которой умываться нельзя, да и пить опасно.

– С какой точки снимаем?

– Да ни с какой! Разве они дадут снимать откуда-нибудь!

– Значит, опять дворец?

Съемки разрешались только на фоне разбомбленного президентского дворца, очень живописно, если не каждый день.

– Опять, Ники. Что ты спрашиваешь, когда сам все знаешь!

– Я знаю все, – подтвердил оператор и выдернул желтый шнур кипятильника. – У меня галеты есть. Будешь?

– Буду.

Некоторое время они молча пили кофе и хрустели галетами, как две собаки улучшенным кормом “Чаппи”.

Ольга стряхнула крошки с колен и заглянула в свою кружку. Кофе удручающе быстро кончался. Ники наблюдал за ней.

– И как это тебя Бахрушин отпустил?.. – вдруг задумчиво спросил он и поболтал в кружке ложкой. – Был бы я Бахрушин, ни за что бы не отпустил.

– Вот потому ты – не он, Ники!

– Это точно.

В дверь загрохотали, так что вздрогнули древние жалюзи на окнах, и паника приналегла на грудь и горло, сжала пыльные холодные кольца.

Впрочем, те, кто на прошлой неделе увез из гостиницы американскую девушку-фотографа, которую с тех пор никто не видел, не стали бы стучать.

Ники преувеличенно осторожно поставил на стол свою кружку, чтобы не расплескать ни капли драгоценного кофе, и шагнул к двери, кося напряженным глазом. В кулаке у него что-то блеснуло, и Ольга вдруг поняла, что это… нож.

Господи Иисусе!..

– Ники!..

– Ти-хо! – одними губами приказал он, бесшумно прыгнул и прижался спиной к стене. В дверь опять постучали, правда, немного тише. Ники мотнул головой, что означало – открывай! – и Ольга отодвинула щеколду.

Все его прыжки и ужимки напоминали боевик под названием “Спецназ” – там тоже так прыгали и гримасничали.

В коридоре произошло какое-то шевеление. Потом осторожный голос сказал негромко:

– Мужики! Вы здесь?!

Оператор молниеносно выбросил руку с ножом, и как давеча Ольгу, схватил посетителя за майку и втащил внутрь. Лезвие тускло сверкнуло у самой щеки незваного гостя.

– Твою мать!..

Человек ввалился в комнату головой вперед, сделал несколько торопливых шагов, чтобы не упасть, и почти уткнулся носом в стол, на котором стояла кружка. Ничуть не обескураженный бесцеремонным обращением, он повел носом, живо понюхал, схватил кружку и сделал большой глоток.