Смерть в Лиссабоне

Наступившее молчание было прервано телефонным звонком. Оба вздрогнули, и майор схватил трубку. Секретарь сообщил ему, что его сын Жайме госпитализирован с переломом кисти рукой после падения с дерева.

Положив трубку, майор Нарсизу стал рассеянно мерить шагами кабинет, пока взгляд снова не сфокусировался на собеседнике. Мануэл так и не мог проглотить комок в горле.

— А, — сказал Нарсизу, — меньше коммунисток — меньше забот.

19 февраля 1965 года Мануэл Абрантеш ужинал в ресторанчике в испанском Бадахос, в двух километрах от португальской границы. Двое ужинавших с ним были в приподнятом настроении, а он сам был воплощением любезности. Через два часа им предстояла небольшая прогулка в укромное место для встречи с офицером португальского гарнизона в Эстремоше. Офицер должен был изложить им стратегию их действий, в результате чего для восьми миллионов португальцев должна была начаться новая жизнь. Двое сидевших за столиком с Мануэлом были генерал Машаду и его секретарь Паулу Абреу.

Подготовка этой встречи заняла целых полгода, не говоря уже о четырех годах, потраченных МПЗГ для того, чтобы внедрить своих агентов в окружение генерала Машаду. Мануэл прибыл в удачный момент. Он привез свежие новости человеку, десять лет находившемуся в изгнании. Общаясь с Мануэлом, генерал обретал веру в будущее.

Февральский вечер выдался холодным, а ресторанчик отапливался плохо. Они сидели в пальто и пили коньяк. В одиннадцать часов вечера за их столик подсел человек и заказал кофе. Пятнадцать минут спустя они надели шляпы и прошли метров двести до кладбища, где и должна была состояться встреча. В ясном морозном небе светила луна, освещая им дорогу. Человек, подсевший к ним за столик, шел впереди. Никто не произносил ни слова. Генерал горбился, ежась от холода.

На кладбище человек велел им подождать в узком проходе между мраморными склепами. Генерал взглянул в оконце одного из склепов и удивился малому размеру стоявших там гробов.

— Наверное, дети похоронены, — сказал секретарь, и это были его последние слова. Его ударили молотком в затылок, лоб его, ткнувшись в дверцу склепа, разбил в ней стекло. Генерал изумленно попятился; двое мужчин повисли на нем. Они скрутили ему руки за спиной. Генерал с ужасом смотрел, как душат его секретаря. Паулу Абреу уже терял сознание, ноги его дергались, потом замерли, мышцы лица расслабились.

Генерала бросили на колени. Присевший за столик человек достал из кармана пистолет. Насадив на него глушитель, он передал оружие бригадиру. Мануэл Абрантеш опустил взгляд на стоявшего на коленях генерала. Шляпа генерала упала и валялась на земле перед ним. Лицо и вся фигура старика неожиданно показались Мануэлу крайне изможденными. Генерал покачал головой, но шея не держала голову, и та свесилась на грудь.

— Видимо, роль детей в этих гробах должны сыграть мы, — горько пошутил он.

Мануэл Абрантеш приставил глушитель к его затылку. Раздался глухой звук, и генерал упал вниз лицом.

Мануэл передал пистолет агенту. Тот наклонился к генералу и пощупал пульс на шее. Пульса не было.

— Где могилы? — спросил Мануэл.

Мужчина двинулся по проходу между склепами, потом свернул влево, в угол кладбища. Глубина ям была не больше метра.

— Что это такое, черт возьми! — вскричал Мануэл.

— Земля слишком твердая.

— Кретины чертовы!

30

Понедельник, 15 июня 199… Авенида-Дуке-де-Авила.

Салданья, Лиссабон.

К семи утра я стоял возле лицея Д. Диниша, вдыхая прохладу раннего утра. Проснулся я в пять с намерением устроить себе выходной и думал о том, какую бы книгу почитать, какой пляж предпочесть и где бы пообедать. Но фотографии Катарины Оливейры в кармане моментально вернули меня к реальности. Я решил побродить возле школы, порасспрашивать людей на близлежащих улицах и проверить, есть ли хоть частица правды в рассказанной Джейми Галлахером истории насчет подхватившей девушку машины.

Сидя за чашечкой кофе в кондитерской напротив здания школы, я раздумывал, повезет ли мне. После выходных я вправе был считать себя везунчиком, но мои надежды моментально развеяла первая осечка: служащим кондитерской Катарина оказалась незнакома. Я перешел в кафе «Белла Италия», бармен которого видел ее, когда она пила кофе после пребывания в пансионе «Нуну». За стойкой стоял не тот бармен, что был в субботу, однако он указал мне на старушку, сидевшую возле окна.

— Вот она тут постоянный посетитель. С утра и до вечера торчит. Все, что происходит на улице, примечает.

Я поговорил со старушкой. Кожа у нее была как пергамент, на руках красовались белые перчатки с пуговкой. Взглянув на фотографию, старушка кивнула. Да, она видела эту девушку с мужчиной, по ее описанию похожим на Джейми Галлахера.

— Они казались расстроенными, — сказала старушка, возвращая мне фотографию.

В пятидесяти метрах от «Белла Италия» на перекрестке был светофор, возле которого, по словам Галлахера, Катарина села в машину. Перекресток окружали многоквартирные дома и административные здания. Это был деловой район. Ближе к вечеру здесь, по-видимому, толпится масса людей, спешащих с работы. Я подошел к автобусной остановке. К восьми часам народ начал прибывать. Если Галлахер ударил девушку, наверняка здесь найдется кто-нибудь, кто это вспомнит.

Спокойно ходить вообще не в характере португальцев, даже когда они отправляются на семейный обед, но когда они спрыгивают с автобуса, спеша на работу, то превращаются в стадо диких слонов. Однако в этот день мне повезло: попалась двадцатипятилетняя женщина, работающая в международной компьютерной фирме на улице Пятого Октября. Она видела, как мужчина, ударив девушку, пошел по Дуке-де-Авила. Потом на светофоре остановились три машины. Первая была маленькая серебристая, вторая — большая темная, третья — белая. Водителя второй машины она не разглядела сквозь тонированные окна, видела только, что человек за рулем перегнулся через сиденье и крикнул что-то в окошко. Девушка сошла с тротуара и, быстро поговорив с водителем, села на пассажирское место. Машина двинулась в сторону музея Гульбенкяна и Центра современного искусства.

— Вы обратили внимание на марку машины?

— Я смотрела главным образом на девушку, — сказала она. — Видела, как мужчина дал ей пощечину. Если бы он погнался за девушкой, мне пришлось бы вмешаться, но он наткнулся на заднюю машину, и сработала сигнализация.

— Машина, в которую она села, выглядела дорогой?

— Новой. С темными стеклами… А больше про нее ничего сказать не могу. Можете поговорить с моим сослуживцем, который был со мной и тоже это видел. Мужчины, знаете ли, лучше разбираются в машинах.

Сослуживец машину вспомнил. Он уверенно сказал, что это был черный «мерседес».

— Если я пришлю вам каталог «мерседесов», сможете назвать мне серию и номер модели?

В ответ он лишь пожал плечами.

Я записал их телефоны и отправился в отделение. По пути сделал небольшой крюк, чтобы пройти по Руа-Актор-Таборда и взглянуть на окно Луизы. Я знал, что ее там не было, но хотелось вновь ощутить себя молодым и глупо влюбленным.

На службе я завернул в отдел кадров, чтобы попробовать разыскать того частного сыщика, который расспрашивал о Катарине в пансионе «Нуну». Я спросил одного из старых работников, не знает ли он каких-либо вышедших на пенсию полисменов, занявшихся потом частным сыском. Он назвал мне целых шесть таких.

— Описать кого-нибудь из них можете?

— Почти всех. Если и не видел их лично, то видел фотографии.

— Маленький, коренастый, седоватый, глаза карие, никогда не снимает черную шляпу с полями.

— Лоуренсу Гонсалвеш. Он лысый и с красным родимым пятном на затылке, поэтому и ходит постоянно в шляпе.

— У вас есть его телефон?

Он дал мне его полное имя и фамилию и посоветовал поискать в телефонном справочнике.

Я поднялся к себе в кабинет. Карлуш получил ордер на обыск гаража. Я послал его разыскать каталог «мерседесов», а сам велел привести Джейми Галлахера. Пока суд да дело, позвонил Лоуренсу Гонсалвешу по его домашнему телефону в Бенфике. Никто не ответил.