Откуда? Вот из этого еле текущего ручейка с непрозрачной зеленоватого оттенка водой? В которой наверняка плавает весь перечень кишечно-печеночных паразитов. Тех, что когда-то демонстрировали в Институте эпидемиологии и паразитологии. Еще там, дома. От самых маленьких, до таких, что больше самих кишок. Что-то не привлекает…

Кто не хочет — может не пить…

А пить очень хочется.

С другой стороны, не глупо ли заботиться о здоровье своего организма, когда в любой из следующих дней в него можно заполучить пулю — несовместимую с жизнью…

Пожалуй, пару глотков можно себе позволить… Пара глотков — не много. Авось пронесет.

Наверняка пронесет… Это можно даже не сомневаться…

— Встать! Встали.

— Пошли!

Пошли…

Интересно, а американцев-то куда? Американцы им вроде союзники? По крайней мере не противники. Хотя по обхождению это совершенно не чувствуется. Может, эти вьетнамцы вообще не знают что есть такая страна Америка и такая страна Советский Союз? Может, для них понятно только деление на белых и желтых. Желтые — свои. Белые — чужие. С которыми не церемонятся…

Шли долго. Шли двое суток. Исправно удерживая друг друга за руки. Как отправившаяся на прогулку малышковая группа детского сада. Только шли не по городу, а по влажно-сумрачным тропическим джунглям. И сопровождались не женщинами-воспитателями, а вооруженным автоматами конвоем. И шли неизвестно куда…

Но пришли. Именно туда — не знаю куда…

Поляны, хижины, заборы, чем-то напоминающие украинские плетни, только более экзотические, лепешки помета крупнорогатого домашнего зверья под ногами, запах дыма и подгоревшей пищи. В общем, деревня как деревня. Если не обращать внимания на окружающую пеструю флору и фауну. И нездоровый прищур и цвет лиц местного населения.

Двинулись мимо хижин. Мимо заинтересованных взглядов голопузых детей, сидящих в придорожной пыли. Ну правильно, к ним тут зоопарк редко приезжает. А если и приезжает, то с тем же самым набившим оскомину зверьем, что в изобилии водится за околицей. А тут — что-то очень новое. Белое, бородатое и свирепое.

— Стой!

Встали.

Большинство вьетнамцев куда-то разбежались. Остались лишь несколько. И те косили глазами в стороны и нетерпеливо перебирали ногами, как застоявшиеся жеребцы, предвкушая близкую встречу с домом. Или с казармой. Где тоже накормят и спать уложат.

Вьетнамцы пришли домой. А все прочие? Они куда?

— Пошли! Пошли…

— Направо… Теперь налево… Опять направо… Стой!

Встали. Пред какими-то ямами, накрытыми бамбуковыми настилами. Странными настилами. С частыми, мелкими квадратными дырами.

Вьетнамцы подняли настилы и показали вниз.

— Что? Спускаться? Туда?!

Туда, туда, оживленно закивали вьетнамцы Им до чертиков надоели эти туго соображающие белые.

Из ямы несло тухлятиной и дерьмом. Как из привокзального, коллективного пользования сортира. Как из выгребной канавы жарким летом.

— Я туда не полезу! — сказал Резо. — Я не свинья!

— В такую дыру и свинья бы не полезла! Побрезговала.

Вьетнамцы придвинулись, подтолкнули пленных к краю ямы.

— Мы вместе? Мы тоже? — спросили американцы.

— Вы тоже. Что вы — желтые, что ли? — злорадно ответил за вьетнамцев догадавшийся о смысле вопроса Кудряшов.

Дна ямы видно не было.

— Как же туда спускаться? Там же лестницы нет!

— Самокатом.

— Скорее самопадом…

— Хо! Хо! — с угрозой сказали охранники. Или не «хо», но что-то очень похожее и столь же непонятное…

— Ху!.. — ответил за всех Пивоваров. Ну или не «ху». Но тоже очень похожее… И понятное…

Вьетнамцы ударили стоявших ближе к ним пленных прикладами автоматов. Ткнули штыками в мягкие ткани.

Дальше пятиться было некуда. И предложение было хоть и без восторга, но принято. Всеми гостями одновременно.

— Черт!

— Devil!

Вразнобой закричали гости, ссыпаясь на дно ямы и друг на друга.

— Чтоб маму вашу вьетнамскую… Папа ваш вьетнамский… Но не ваш отец… — пожелали русские.

— Fuck you… Durty pigs… — добавили американцы. Бамбуковая решетка упала, поделив чужое небо на мелкие, как в тетради по арифметике, клетки.

Хоть в крестики-нолики играй.

— Все! Приехали!

Яма была глубокая. Метра три с половиной, если мерить от пола до отсутствующего потолка. И если есть чем мерить…

— Не достать. Даже если прыгнуть, — оценил на глазок расстояние до бамбуковой решетки Кудряшов.

— А зачем прыгать? — спросили американцы.

— Чтобы форму не потерять, — недовольно ответил Кудряшов.

— Какую форму? — не поняли американцы. — Военную?

— Физкультурную. Спортсмен он, — ответил за Кудряшова Пивоваров. — У вас баскетбол есть?

— Yes, yes, — закивали американцы.

— Ну так вот он тот самый баскетболист. По бросанию чего-нибудь лишь бы куда-нибудь. Йес?

— О! — сказали американцы. — Yes!

Яма была мокрая. На полу кое-где стояли лужи от недавно прошедших дождей. Крыши-то в этом доме не было! В дальнем углу была вырыта еще одна яма — яма в яме, которая, судя по исходящему от нее запаху, выполняла роль отхожего места. Относительно сухо было только возле стен, где были выбиты или выцарапаны в стенах примитивные ступеньки-сиденья, застеленные сухими листьями.

— Извиняйте, что не прибрано, — сказал Кузнецов, широким жестом приглашая товарищей располагаться. Уж как получится.

Русские заняли места подальше от невыносимой, в обоих значениях этого слова, параши. На правах хозяев.

Американцы сели там, где осталось место. Как бесправные зеки второго сорта. Они все еще ощущали себя пленниками. Пленниками русских пленников. Которых в свою очередь пленили вьетнамцы. Пленниками в квадрате. Хоть это и было странно. Американцев было, как минимум, больше. Просто они еще не оценили ситуацию… Или не были приучены бороться за место подальше от параши. По причине незнания некоторых, общеизвестных в Союзе, законов общежития.

— Ну и что будем делать? — спросил Пивоваров. — Спать! — коротко ответил Кудряшов.

— Здесь?

— Здесь! Или ты ожидаешь, что тебя пригласят в хозяйскую спальню, под бочок хозяйской жинки?

— Не-ет! Не надо. Лучше здесь, чем под такой бочок, — поморщился Пивоваров.

— Ну так не теряй времени — устраивайся! — И, показывая личный пример, Кудряшов улегся на земляное сиденье.

Война войной, а обед по расписанию! За неимением такового — сон. Как говорится в малозажиточных семьях: есть хочешь — спать ложись. Сон, он тоже силы восстанавливает, которые еще очень и очень могут пригодиться.

На обед пленникам дали сон. Сколько влезло. На ужин — дрему. Тоже от пуза. На завтрак — легкий пересып. Без ограничений в весе и калориях.

И только в обед следующего дня — собственно еду.

— Что это? — спросил Далидзе, показывая на спущенный сверху на веревке большой полукруглый котел.

— Супница, — ответил ему Пивоваров, — причем, кажется, с супом.

— А я думал — недостававшая в камере параша. Из которой по случайности забыли вылить содержимое… — задумчиво заметил Далидзе, приоткрыв крышку и нюхая предложенное первое блюдо. — Очень похоже…

— Что есть такое параша? — спросили любопытные американцы.

— Вьетнамский столовый прибор. Коллективного пользования.

— Yes, yes! Pa-ra-sha, — с удовольствием повторили новое слово полиглотствующие янки.

— Ну что, будем дегустировать?

— А супчик с чем?

Пивоваров ковырнул гущу случайно найденной палочкой.

— По-моему, какие-то гусеницы…

— Что?!

— Вот, — вытащил Пивоваров на палочке толстую, разваренную личинку.

— Мамочка моя!

— Что-то этот ресторан перестал внушать мне доверие, — сказал Далидзе, страдальчески посматривая в дальний, заглубленный угол ямы.

Пивоваров продолжал задумчиво ковыряться в супе.

— Знаете, мужики, вы как хотите, а я… Ну не умирать же с голоду в самом деле…

— Хозяин — барин.

Пивоваров решительно вздохнул и подсел ближе к котлу.

×
×