Доктор нахмурился.

– Я не гомеопат. Не нравится – можете обратиться к гомеопату. Он вам может даже швейную машину прописать. Пожалуйста!

И ушел, гулко хлопнув дверью в передней.

– Можно подержанный, – робко сказала жена.

* * *

Это было однажды осенью…

Корзухин лег после обеда спать, но ему не спалось: грезились разные болезни, эпидемии и несчастья. Он встал, оделся и печальный, расстроенный побрел к жене.

В дверях ее комнаты, перед портьерой, приостановился, услышав голоса. Прищурился… Потом опустился на стул у окна и стал слушать. Разговаривали двое:

– Вы должны, доктор, это сделать!

– Ни за что! Вы сами не знаете, что просите… Нужно же знать меру.

– Я и знаю меру. Но мне необходимо иметь зеленую гостиную! Слышите? Вы должны это устроить. Наша старая красная опротивела мне до тошноты.

– Вы говорите вздор. Как я это сделаю?!

– Ваше дело. На то вы доктор.

– Это скорей дело обойщика.

– Придумайте что-нибудь! Скажите, что красный цвет ему вреден, а что зеленый там что-нибудь такое… увеличивает кровообращение, что ли. Или расширяет сосуды.

– Вздор! Зачем ему расширение сосудов?

– Скажите просто, что ему вредна красная гостиная.

– Да он ведь там никогда и не бывает.

– А вы найдите такую болезнь, чтобы ему нужно было сидеть в гостиной, намекните на кубический объем воздуха, а потом скажите, что такой красный цвет в гостиной ему вреден.

– Наталья Павловна… Это черт знает что!.. Он уже на автомобиле чуть не поймал меня. Если он догадается – подумайте, что будет… Я понимаю, мои первые опыты – они хоть что-нибудь имели под собою… Хоть какую-нибудь почву… Конечно, куренье вредно, напитки вредны, картежная игра вредна… Но Вагнер – это безобразие, автомобиль – это наглость. У вас нет ни такта, ни логики.

– Ну хорошо. Устройте мне последнее – красную гостиную – и ладно. Больше ни о чем не попрошу.

– Даете слово?

– Да-ю! Честное слово!!

– Ну, в последний раз. Господи благослови.

………………………………………………………………………..

Доктор и Ната отправились в спальню на поиски Корзухина, но Корзухина там не нашли.

Отыскали его в красной гостиной. Он сидел на красном диване, тянул из горлышка бутылки коньяк и курил чудовищную сигару.

– А, доктор! – сказал он, подмигнув. – Здравствуйте! Не находите ли вы, что красный цвет гостиной мебели дурно влияет на меня? Кубический объем, как говорится, не тот. Хе-хе… Продается хороший автомобиль, дети мои! Срочно нужны деньги за выездом в клуб, и если я, черт побери, не заложу сегодня хорошего банчишки – потащите меня опять на Вагнера. Ха-ха! Дорогой врач! Ломаются нынче все преграды, в том числе и ваша грудо-брюшная, если вы не покинете немедленно одр тяжелобольного Корзухина. Неужели мы никогда с вами, доктор, не увидимся? Ну, что ж делать… Я с этим совершенно примирился. Пошел вон!

Купальщик

– Эй… как вас… Мм… молодой чч… век! Нет ли тут поблизости морей каких-нибудь?

– Каких морей?

– Ну, там… Черного какого-нибудь… Средиземного. А то так – Мраморного, что ли.

– Нет, тут поблизости не будет. Переплюниха река есть, так и то верст за пятнадцать…

– М… молодой чч… век! Море бы мне. А?

– Говорят вам – нет. Да вам зачем?

– Купаться ж надо ж…

– Да если нет, так как же?

Человек, желавший выкупаться, покачнулся, схватил сам себя за грудь, удержал от падения и прохрипел страдальчески:

– Надо ж купаться же ж! Освежаться надо же ж!

– Да-с. Нет морей.

– А… Каспийское море… Далеко?

– Каспийское? Далеко.

– Вы думаете – я пьян?

– Почему же-с?

– Да, пил. Надо же ж пить же ж!! Напиваться необходимо же ж!!

– Извините… Я домой.

– Домой? Лошадь! Кто ж нынче домой ходит? Впрочем – прав! Надо ходить же ж домой же ж!! Посл… лушай! А дома морей никаких нет? Хоть бы Красное… Аральское… А? Ушел? Ну и черт с тобой. Ты же лошадь же ж! Я тут сейчас и искупаюсь! Вот еще! Куда бы мне пиджак повесить? Вот гвоздик! Надо ж пиджаки вешать же ж!

– Эй, господин! Разве тут можно раздеваться?

– Можно. Здравссс… прохожий… Не знаете – тут глубоко?

– Где-е? Это ведь улица! Тут и воды нет.

– Толкуй! Подержи жилетку.

– Отстаньте!

– О Господи ж! Надо ж жилетки держать же ж! Купаться надо же ж!!

– …Это что еще?! Вы чего тут?! Как так – на улице раздеваться? Пшел!

– Мама-аша! Сколько лет!..

– От-то ж дурень! Какая я мамаша? Я городовой.

– Вот ччерт!.. А я смотрю – обращение самое… материнское. Городовой! Где моя мама?

– Стыдно, господин. Тут и купальни нет, а вы раздеваетесь!

– Нет купальни… А ты построй! Я тут сяду – пока брюки подожду снимать, а ты надо мной и воз… веди п-по-строечку! О Господи! Строиться надо же ж!!

– Да зачем купальню, когда воды нет? Хи-хи.

– Милл… лай. Мне ж много не надо же ж! Построй купаленку, плесни ведерце – мне и ладно. Надо ж купаться же ж!!

– «Же ж, же ж»! Вот тебе покажут в участке «же ж»! Одягайся!

– Позвольте, городовой! Они выпимши и не в себе, а вы сейчас – участок. Знаем мы ваши участки. Позвольте, я сам его урезоню.

– Здравствуйте, господин!

– А-а… Мамаша! Глубочайшее…

– Купаться хотите?

– Купаться же ж надо ж! Работать надо ж!

– Дело хорошее. Водички вам немного потребуется.

– Пустяки же ж! Как пожива… аете?

– Слава Богу, хорошо. Вам ведь купаться не обязательно? Только освежиться?

– Освежиться ж надо же ж!

– Ну, вот. У меня в пузыречке вода и есть. Ведь вам не обязательно обливаться? Ежели ее немного – можно и понюхать. А?

– Господи! Надо нюхать же ж!

– Ну вот и хорошо. Умница. Нюхайте.

– Фф… ррр… пффф… Од… днако!

– Это вы что ему за водичку дали?

– Ничего-с. Нашатырный спирт.

– Здорово! Слеза-то как бьет. Хи-хи!

– Еще, может, нырнете, а? Вот бутылочка. Держи ему голову.

– Фф… рр… пфф… Однако!..

– Ну как?

– Где мой… пиджак? Дом купца Отмахалова направо?

– Направо.

– Городовой! Дай мой пиджак. Ффу!

Сазонов

I

Рукавов собирался пить чай.

Он налил стакан, посмотрел его на свет и неодобрительно поджал губы.

– Чаишко-то, кажется, мутноватый… Ох, уж эти меблированные комнаты! Ох, уж эта холостая жизнь!

Дверь скрипнула. Рукавов оглянулся и увидел прижавшегося к притолоке и молча на него смотревшего Заклятьина.

– А, здравствуйте! – равнодушно сказал Рукавов. – Вот приятный визит. Входите… Ну, как дома? Все благополучно? Чаю хотите?

Заклятьин отделился от притолоки и сделал шаг вперед.

– Я пришел только сказать вам, Рукавов, – держась рукой за сердце, сказал Заклятьин, – что людей, подобных вам, нужно убивать без милосердия, как бешеных собак. И, клянусь, я убью вас!

Рукавов отставил налитый стакан. Брови его были нахмурены.

– Слушайте, Заклятьин… Я не знаю, на чем вы там помешались и каким вздором сейчас наполнена ваша голова… Но об одном прошу вас: обдумывайте, что говорите! Даже в пылу гнева. Есть такие слова, о которых потом жалеешь всю жизнь. Садитесь. Что случилось?

– Рукавов! Вы меня поражаете!

– Чем? Наоборот, вы меня поражаете. Хотите чаю?

– Рукавов! Берегитесь! Рукавов улыбнулся.

– Хорошо. Только скажите – от чего. Тогда, может быть, я и буду беречься.

Заклятьин скривил лицо и, взявшись руками за спинку стула, внятно отчеканил:

– Я узнал, что вы находитесь в связи с моей женой, Надеждой Петровной.

– Есть ложь смешная, есть ужасная, есть глупая. То, что вы, Заклятьин, говорите, – ложь третьей категории.

Рукавов снова взялся за свой стакан и, размешивая сахар, бросил холодный взгляд на бледное, искаженное злостью лицо Заклятьина.

– Это не ложь! Когда я уезжал в Москву, вас видели однажды выходящим от моей жены в восемь часов утра.

×
×