Девять негритят

Единственная в экипаже женщина Кэтрин Райт испуганно вскрикнула и прикрыла глаза руками. Потому что за несколько часов до того, в том же самом иллюминаторе видела русского космонавта живым и здоровым и даже помахала ему рукой. А теперь…

Теперь Алексей недвижимо, словно приклеенный, висел возле иллюминатора, ухватившись мертвой рукой за поручень. В космосе нет ветра и нет атмосферы, и все, что находится подле станции, не испытывая никакого сопротивления, летит вместе с ней и с ее скоростью. Так что надеяться на то, что мертвец переместится сам собой куда-нибудь в сторону, не приходилось. Мертвец будет оставаться там, где его застала смерть, и будет бесконечно заглядывать своими мертвыми, выпученными глазами в иллюминатор станции.

Что ужасно!..

Иллюминатор на скорую руку завесили черной бумагой.

До прилета «шаттла» мертвое тело решили оставить там, где оно находилось. Затаскивать труп внутрь станции, где он станет разлагаться, было по меньшей мере неразумно. Там, за бортом, при температуре абсолютного нуля тело русского космонавта сохранится идеально. Хоть тысячу лет.

Но тысячи, хочется надеяться, не понадобится, потому что Земля обещала прислать «борт» в течение ближайшей недели. Экипаж решили эвакуировать тем же транспортом, так как после всего пережитого вряд ли астронавты смогут работать полноценно.

Там, на Земле, ими обязательно займутся психологи…

— Если я зачем-нибудь понадоблюсь, вызывайте меня, — сказал Виктор Забелин.

— O’key! — кивнул Рональд.

Если Виктор не хочет говорить — он может не говорить, это его право. Хотя все это не очень понятно…

Последние слова покойного были произнесены по-русски, которого Рональд не знал, но он слышал интонации и слышал, как тот назвал имя своего русского коллеги. Потому что имена на всех языках звучат примерно одинаково.

Он сказал — Vit’ka. Причем очень агрессивно…

Подсказка пришла с неожиданной стороны.

— Я знаю, о чем были его последние слова, — сказал японский космотурист Омура Хакимото. — Я немного понимаю русский язык, я изучал его в Центре подготовки космонавтов. Я не могу привести дословный перевод, но он сказал что-то относительно жены Виктора. И еще обвинил Забелина в том, что его убил он…

Он?!!

Вот так номер!..

РОССИЯ. МОСКВА. ЗДАНИЕ ГЕНПРОКУРАТУРЫ. ВТОРОЙ ЭТАЖ. СЕМНАДЦАТЫЙ КАБИНЕТ

Двадцать второе августа.

Четырнадцать часов тридцать минут по московскому времени

Следователь был серьезен и даже мрачен, как и положено особо важному следователю. Потому что веселых и жизнерадостных «важняков» не бывает — слишком много они видят горя и умерших не своей смертью людей.

— Мне поручено расследование несчастного случая на Международной космической станции, — казенно-шершавым языком произнес следователь. — Что вы можете сообщить относительно данного дела?

Сообщить можно было много чего, но вряд ли следователь поймет хотя бы четверть из сказанного.

— Если упускать технические детали, то это, по всей видимости, был несчастный случай, — сказал допрашиваемый. — От которых, к сожалению, никто не застрахован. Ни здесь, ни тем более там…

— Почему вы уверены, что это был именно несчастный случай? — притворно удивился следователь.

— А что же еще? — спросил его свидетель, забыв, кто в этом кабинете должен задавать вопросы. — Типичный сбой в системе техобеспечения.

— Какой конкретно сбой?

— Боюсь, что на этот вопрос я сейчас вам ответить не смогу. Если вообще смогу. Для этого мне надо отправиться в космос, что, в силу моего возраста и состояния здоровья, мне вряд ли позволят сделать.

Ирония свидетеля по делу здесь вряд ли была уместна — он зря надеялся сбить следователя своим остроумием.

— И все же я хотел бы обратиться к деталям…

К тем, которые свидетель предложил упустить.

— В первую очередь меня интересует кулачковый элемент запорных замков, препятствующий слипанию резиновых прокладок кольцевого уплотнителя…

Вон как!..

Оказывается, следователь зря время не терял, основательно подковавшись в вопросах космонавтики. Конечно, не всей — но как минимум того, что касается процедуры выхода в открытый космос.

Через несколько минут изрядно вспотевший свидетель шутить перестал и стал исправно давать показания. Причем не только в устной форме — часто, переваливаясь через стол, он чертил на стандартных листах схемы деталей и устройств, которые следователь подшивал к делу.

И вопросов больше не задавал, потому что проникся.

Кроме одного. В самом конце допроса. И то с разрешения.

— Можно спросить?

— Пожалуйста.

— Неужели вы всерьез думаете, что это не несчастье, что Алексея Благова… что ему кто-то помог?..

— Я не думаю, я собираю факты, — сухо ответил следователь. — И пытаюсь их объяснить. Например, меня очень интересует, почему потерпевший за минуту до смерти обвинил своего напарника в покушении на убийство, сказав… — Следователь притянул к себе папку, открыл на нужной странице и процитировал: — «Витька!.. Гад!.. Это же ты!.. Ты меня убил! За жену!.. Сука!..»

И вопросительно, в упор посмотрел на свидетеля.

— Ну мало ли что… Он же не в себе был, — не очень уверенно ответил стушевавшийся свидетель.

— А как тогда объяснить тот факт, что жена Виктора Забелина, Соня, действительно состояла с потерпевшим в интимных отношениях. И что за несколько месяцев до полета имело место происшествие, во время которого Алексей Благов грозился убить своего соперника, нанеся ему при этом телесные повреждения средней степени тяжести…

— Вы что хотите сказать?!

— Я ничего не хочу сказать! Но из своего опыта я знаю, что часто людей убивают по гораздо менее значимым поводам. И еще я знаю, что выход в открытый космос потерпевшего готовил не кто-нибудь, а Виктор Забелин…

А ведь точно — он!..

МЕЖДУНАРОДНАЯ КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ

Двадцать один час десять минут по бортовому времени.

Семнадцатые сутки полета

На станции, несмотря на объявленный выходной, царило нездоровое оживление. Никто из астронавтов без дела не сидел, так как все понимали, что через несколько дней, максимум неделю, к станции пристыкуется «челнок», который переправит их на Землю. И поэтому все, что они должны успеть сделать, они должны успеть сделать сейчас.

Американцы были озабочены проверкой и консервацией своих модулей.

Русский, тот вообще из своего отсека почти не показывался, заметно нервничая по поводу нежеланных визитов. Возможно, он сильно переживал из-за гибели напарника.

Хотя немец Герхард Танвельд, гостивший на «русской половине», предположил, что тот просто распечатал оставленную на день отлета «zanachky», помянув, по странному и варварскому российскому обычаю, преставившегося распитием крепких спиртных напитков.

Но, если честно, всем, и Герхарду тоже, было не до русского. Герхард прикладывал титанические усилия, пытаясь отработать заплаченные ему Вторым немецким каналом деньги, снимая на видеокамеру и фотографируя все подряд. Все то, что он должен был снять за почти месяц, а теперь — за несколько дней. Немец, как и все немцы, был очень аккуратен и не менее расчетлив, понимая, что, если он не выдаст полагающиеся ему метры видеопленки, то их ему сосчитают и вычтут из гонорара. Не исключено, в двойном размере.

Немец часами висел возле удобно расположенных, с хорошим обзором, иллюминаторов, где то и дело сталкивался с китайским астронавтом Ли Джун Ся, который тоже таскал на себе несколько видеокамер. Тем более что других занятий у него не было, так как самую главную свою задачу он уже давно и успешно выполнил — став живым символом успехов китайцев в освоении космического пространства.