Гарри Гаррисон

Месть крысы из нержавеющей стали

* * *

Я стоял в очереди, такой же терпеливый, как и другие налогоплательщики, сжав в горячей руке свои заполненные декларации и наличные. Наличные деньги, старомодные складывающиеся купюры. Местный обычай, который я намеревался сделать для местных жителей достаточно дорогостоящим. Я почесывался, сунув палец под фальшивую бороду, вызывавшую отвратительный зуд, когда стоявший передо мной мужчина убрался с дороги и я оказался перед окошком. Клей некстати приклеил мой палец, и мне пришлось потрудиться, чтобы освободить его, не сорвав заодно и бороду.

— Скорей, скорей давайте их сюда! — поторапливала пожилая, злая и сварливая служащая, нетерпеливо протягивая руку.

— Напротив, — возразил я, предоставляя возможность документам и банкнотам упасть и открыть внушительный пистолет 0,75 калибра, который я держал в руке. — Это вы давайте их сюда. Все эти налоговые деньги, выжатые из этих баранов — я имею в виду население этой отсталой планеты.

Я улыбнулся, чтобы показать, что я не шучу, и она поперхнулась криком. Это была широкая улыбка, показавшая все мои зубы, которые я покрыл ярко-красными пятнышками, и это окончательно убедило ее в том, что сопротивляться бесполезно. Она подталкивала деньги ко мне, а я набивал ими свое длинное пальто — его подкладка состояла из множества глубоких карманов.

— Что вы делаете?! — ахнул стоявший позади меня человек, выпучив глаза, ставшие похожими на огромные белые виноградины.

— Беру деньги, — ответил я и сунул ему одну из пачек. — Почему бы вам самому не подобрать малость?

Он рефлекторно поймал пачку и уставился на нее. И в этот момент сработала сигнализация. Я услышал, как с треском закрылись двери. Кассирша сумела-таки включить сигнал тревоги.

— Совсем неплохо для вас, — похвалил я ее. — Но пусть эта мелочь не мешает вам продолжить выдачу наличных.

Она разинула рот и начала было ускользать из поля моего зрения, но взмах пистолетом и еще одна молния моих карминных зубов восстановили ее равновесие, и поток банкнотов продолжился. Люди начали суетиться вокруг меня, а тут еще появились размахивающие пистолетами охранники, с энтузиазмом высматривающие, в кого бы пострелять, поэтому я включил радиореле в своем кармане. По всему банку прозвучала серия взрывов: я заблаговременно подложил во все мусорные корзины газовые бомбочки. После этих приятных звуков послышались еще более очаровательные вопли клиентов. Я прекратил прятать деньги на время, достаточное для того, чтобы надеть защитные очки и хорошенько их приладить. Заодно я плотно закрыл рот, так что вынужден был дышать через затычки-фильтры в ноздрях.

Это было завораживающее зрелище. Затемняющий газ невидим и не имеет запаха, но он содержит химическое вещество, действующее почти мгновенно и вызывающее паралич зрительных нервов. Через пятнадцать секунд все в банке ослепли. Все, за исключением Джеймса Боливара ди Гриза, то бишь меня, человека многих талантов. Насвистывая сквозь зубы счастливый для меня мотивчик, я разложил по карманам оставшиеся деньги. Моя благодетельница ускользнула наконец из моего поля зрения и теперь несдержанно визжала где-то за стойкой. Так же, как и масса других людей. Их было много, шаривших вслепую, когда я прокладывал себе дорогу через этот маленький бедлам. Жуткое ощущение все-таки — кривой среди слепых и все такое. Снаружи уже собралась толпа: в сладостном ужасе они прижимались к стеклам и стеклянным дверям, следя за разворачивающейся внутри драмой. Я помахал им рукой и улыбнулся, в результате чего они в панике рванули от двери. Я отстрелил замок, ориентировав пистолет таким образом, чтобы пули провизжали над самыми их головами, а потом пинком открыл дверь. Прежде чем выйти самому, я отыскал в кармане то, что мне было нужно, и швырнул зуду на тротуар. Затем я быстро сунул в уши затычки.

Зуда завизжала, и все начали быстренько рассеиваться. Вам приходится быстренько рассеиваться, когда вы слышите одну из этих штук. Они испускают смешанный компот из дьявольских звуков на децибельном уровне крупного землетрясения. Некоторые слышимые звуки напоминают усиленное поскребывание ногтем по школьной доске или ножом по тарелке, в то время как другие — инфразвуковые — вызывают ощущение паники и близкой смерти. Зуда — безвредная и высокоэффективная штука. Когда я подошел к только что затормозившей у тротуара машины, улица была пуста. Голова у меня подергивалась от инфразвуковых колебаний, для которых затычки не были преградой, и я был более чем счастлив проскользнуть через открытую дверцу и расслабиться, в то время как Ангелина вела машину.

— Все прошло отлично? — спросила она, не сводя глаз с дороги, когда на двух колесах свернула за угол. Вдали завыли сирены.

— Как кусок торта. Гладко, как касторовое масло.

— Твоя улыбка оставляет желать много лучшего.

— Извини. Отголоски несварения желудка сегодня утром. Но мое пальто набито большим количеством денег, чем нам может понадобиться.

— Как мило! — рассмеялась она. Эта неотразимая улыбка, этот наморщенный носик! Я так и жаждал куснуть его или, по крайней мере, поцеловать, но удовольствовался товарищеским похлопыванием по плечу, поскольку сейчас все ее внимание должно было быть сосредоточено на управлении машиной. Я сунул в рот жевательную резинку, чтобы удалить красную эмаль с зубов, и начал сдирать свою маскировку.

Я менял свою внешность, и одновременно со мной то же делала наша машина. Ангелина свернула в боковую улицу, нашла еще более тихую улочку и поехала по ней. Никого не было видно. Она нажала на соответствующую кнопку. Ого! Нынешняя техника способна проделывать весьма интересные вещи! Слезли номера, открывая другие цифры — впрочем, этот трюк слишком прост для того, чтобы его обсуждать. Ангелина включила дворники на ветровом стекле, когда спереди брызнули струи любопытного катализатора: там, куда они попадали, голубая краска становилась ярко-красной, за исключением верха машины, который стал прозрачным. Так что через несколько минут мы синели под прозрачным колпаком, обозревая окружающий нас мир. Многое из того, что на вид было хромированной сталью, растворилось, отчего изменился не только внешний вид машины, но и ее марка. Как только этот процесс был завершен, Ангелина спокойно повернула за угол и поехала обратно, в том направлении, откуда мы прибыли. Ее рыжий парик был заперт вместе с моей маскировкой, и я подержал руль, пока она надевала внушительного вида солнцезащитные очки.

— Куда дальше? — спросила она, когда стая визжащих полицейских машин рванула в противоположном направлении.

— Я думал о побережье. Ветер, солнце, песок и тому подобное. Вещи здоровые и укрепляющие.

— Немного слишком укрепляющие, если ты понимаешь, что я хочу сказать!

— Она похлопала себя по округлой выпуклости живота с более чем удовлетворенной улыбкой. — Ему уже шесть месяцев, седьмой идет, так что я чувствую себя не так уж спортивно. Что, кстати, напоминает мне о…

Она, хмурясь, взглянула на меня, а затем снова перенесла свое внимание на дорогу.

— Ты обещал сделать из меня честную женщину, так что мы можем назвать это медовым месяцем…

— Любовь моя… м-м… — произнес я и со всей искренностью сжал ее руку. — Я не хочу делать из тебя честную женщину — это было бы физически невозможно, поскольку у тебя ум столь же воровского склада, как и у меня. — Но я, разумеется, женюсь на тебе и надену самое дорогое…

— Краденое!

— Колечко на этот изящный пальчик. Обещаю. Но в ту самую секунду, когда мы попытаемся зарегистрировать брак, наши данные скормят компьютеру, и игра будет окончена. Нашему маленькому отпуску конец.

— Ты будешь на крючке всю жизнь! Так что, я думаю, мне лучше схватить тебя теперь, прежде чем я стану слишком круглой, чтобы бегать и ловить тебя. Мы поедем на твой курорт и насладимся одним — последним — днем безумной любви. А завтра, сразу после завтрака, мы поженимся. Обещаешь?

×
×