– Да, Линкольн… Не думаю, что мы когда-либо встречались, но я, конечно, о вас знаю.

– Я здесь вместе с вашим детективом, Амелией Сакс. Мы на громкой связи, Джо.

– Добрый день, детектив Сакс. – Формальность приветствия подчеркивалась сдержанностью голоса. – Чем могу быть полезен вам?

Райм ввел в курс дела и объяснил, почему он полагает, что его двоюродного брата подставили.

– Так это ваш двоюродный брат? Сочувствую. – Однако особого сочувствия в голосе не слышалось. Мэллой наверняка опасается, что Райм попросит его вмешаться в расследование и содействовать смягчению приговора. Как бы не так – это попахивает как минимум нарушением профессиональной этики. А в худшем случае может послужить основанием для служебного расследования и вызвать огласку в средствах массовой информации. Конечно, другую чашу весов отягощает отказ в помощи эксперту, оказывающему неоценимое содействие нью-йоркской полиции и являющемуся бывшим коллегой, потерявшим здоровье при исполнении служебных обязанностей. В общем, следует учитывать, что городские власти всемерно поощряют политически корректное поведение.

К тому же обращение Райма содержит в себе нечто большее, чем призыв к корпоративной солидарности.

– Я думаю, есть высокая степень вероятности того, что это не первая подстава на счету у данного преступника. – И Райм рассказал об убийствах с кражей монет и изнасилованием.

Итак, выходит, не один, а целых три невинных человека ошибочно арестованы командой Мэллоя. Кроме того, на нью-йоркском управлении полиции повисают три лишних «глухаря», а на свободе разгуливает серийный убийца. Это было чревато крупным скандалом.

– Хм, довольно странное заявление… Неожиданно все это как-то, знаете… Ваше желание помочь двоюродному брату вполне объяснимо…

– Я хочу помочь правосудию, Джо! – воскликнул Райм совершенно искренне, не стесняясь внешней напыщенности своих слов.

– Хм…

– Я только прошу прикомандировать ко мне пару оперов, чтобы еще раз изучить вещдоки по названным мной делам. Ну, и немного нарыть дополнительной информации.

– Ах вот что! К сожалению, ничего не получится, Линкольн. Лишних людей просто нет. В любом случае такое задание я никому поручить не могу. Но обещаю поднять этот вопрос завтра на докладе у заместителя нашего комиссара.

– А нельзя ли позвонить ему прямо сейчас, как думаете?

Снова короткое раздумье.

– Нет. Он сегодня слишком занят.

Поздний завтрак. Или барбекю. Или воскресный дневной сеанс какой-нибудь дурацкой архаической комедии вроде «Молодого Франкенштейна» либо не менее идиотского мюзикла «Спамалот».

– Еще раз обещаю поднять этот вопрос завтра на докладе. Любопытная ситуация. Но вы, пожалуйста, ничего не предпринимайте без моей санкции. С вами свяжутся.

– Я буду ждать.

После окончания разговора Райм и Сакс хранили молчание еще какое-то время.

«Любопытная ситуация»…

Райм поднял взгляд на доску с останками мертворожденного расследования.

Сакс первой нарушила тишину:

– Интересно, чем сейчас занят Рон?

– И правда, давай-ка узнаем! – Райм счастливо улыбнулся, что случалось с ним весьма редко.

Сакс вынула свой телефон, нажала кнопку автоматического набора номера, а затем кнопку «громкая связь».

Молодой голос бодро отчеканил:

– Слушаю, мэм!

Сакс не первый год пыталась отучить патрульного полицейского Рона Пуласки от почтительно-официального обращения, но тому не всегда удавалось пересилить себя и назвать ее Амелией.

– Ты на громкой связи, Пуласки, – предупредил Райм.

– Да, сэр.

Райму тоже не нравился этот «сэр», но сейчас просто не хотелось пререкаться с упрямым парнем.

– Как ваше здоровье? – вежливо поинтересовался Пуласки.

– Не дождешься! – отрезал Райм. – Ты чем сейчас занят? И насколько это важно?

– Прямо сейчас?

– Я, кажется, ясно выразился.

– Мою посуду. Мы с Дженни только что из-за стола. У нас в гостях были мой брат с женой. Ездили с детьми на фермерский рынок. Это полный улет! А вы и детектив Сакс когда-нибудь бывали на…

– Значит, ты дома. И ничем не занят.

– Ну, как… посуду мою.

– Забудь про посуду и мигом сюда! – Райм не имел полицейского чина и, следовательно, формально не был правомочен отдавать приказания кому-либо из сотрудников нью-йоркского управления, даже регулировщикам.

Однако Сакс была в ранге детектива третьего класса, и хотя тоже не могла приказать Пуласки перейти в их распоряжение, у нее имелась возможность официально обратиться к его начальству с соответствующей просьбой.

– Рон, ты нам нужен сегодня. И возможно, завтра.

Рона Пуласки регулярно привлекали к работе под началом Райма, Сакс или Селлитто. Такие временные прикомандирования в помощь известному в профессиональных кругах криминалисту способствовали повышению авторитета молодого полицейского среди товарищей по управлению. Кстати, сам Райм был приятно удивлен, когда он прослышал об этом. У него не вызывало сомнений, что непосредственное начальство Пуласки отпустит его на несколько дней – если, конечно, не позвонит Мэллою или еще кому-нибудь из вышестоящего руководства и таким образом не выяснит, что никакого спецзадания нет и все это сплошная самодеятельность.

Пуласки сообщил Сакс фамилию дежурного офицера в полицейском участке своего округа. Попутно он спросил:

– Да, сэр, а лейтенант Селлитто тоже будет работать по этому делу? Может, позвонить ему, спросить, не надо ли чего?

– Нет! – разом выкрикнули Райм и Сакс.

Последовало короткое молчание, прерванное неуверенным голосом Пуласки:

– Ну, тогда я сейчас прямо к вам. Только… можно, я сначала стаканы протру? Дженни не любит, когда на стенках остаются капли от воды.

Глава пятая

Лучший день недели – воскресенье.

Именно по воскресеньям я чаще всего свободен и могу посвятить их любимому занятию.

Я коллекционирую вещи.

То есть любые вещи, какие только можно вообразить. Если мне что-то приглянулось и помещается в мой рюкзак или багажник машины, я забираю это в свою коллекцию. Кому-то может прийти в голову сравнить меня с древесной крысой, крадущей у людей мелкие предметы, но приносящей что-нибудь взамен. Нет, уж коли я положу глаз на вещь, она будет моя навеки. Из рук не выпущу. Ни за что.

Итак, воскресенье – мой любимый день. Потому что наступает выходной для масс – тех, кто считает этот потрясающий город своим домом, – мужчин, женщин, детей, юристов, артистов, велосипедистов, поваров, воров, жен и любовниц (в моей коллекции есть и «DVD»), политиков, любителей бега трусцой и хранителей музеев… Чем только не занимаются они ради собственной потехи, иногда просто диву даешься!

Стадами необузданных антилоп мечутся они по городским улицам и паркам Нью-Джерси, Лонг-Айленда и самых отдаленных уголков штата Нью-Йорк.

И ничто не мешает мне охотиться на них.

Этим я и увлечен сейчас, презрев все остальные наскучившие воскресные удовольствия: поздний завтрак, поход в кино и даже приглашение поиграть в гольф. Ах да, и богослужение – очень популярное времяпрепровождение среди антилоп, естественно, при условии, что после визита в церковь они получат свой вышеупомянутый поздний завтрак или клюшку, мячик и девять лунок.

Я охочусь…

А потому еще одна коллекция хранится у меня в памяти, и в данный момент я смакую воспоминание о моей самой последней транзакции с молоденькой Элис Сандерсон (она у меня числится под номером 9538-0967-7524-3630). С ней все шло в общем-то хорошо, очень хорошо – пока не появился нож, разумеется.

Ах, Элис-9538, в милом розовом платьице, подчеркивающем ее полные грудки, с таким игривым подольчиком (я даже присвоил ей еще один номер: 95-65-90 – в шутку, конечно). Довольно красивая. Духи с ароматом каких-то экзотических цветов.

Присвоение картины Харви Прескотта, которую она так удачно увела из-под носа других потенциальных покупателей (но сыгравшую с ней самой довольно злую шутку, как оказалось впоследствии), являлось только частью моего плана. Убедившись, что сей шедевр доставлен, я спокойно занялся делом: связал Элис, заклеил ей рот пластырем, а затем провел с ней в спальне несколько упоительных часов. Она сама же все и испортила. Я уже подкрался сзади как можно осторожнее, когда она вдруг обернулась и душераздирающе заверещала. Ну у меня не оставалось иного выбора, кроме как полоснуть ее ножом по горлу, лопнувшему, надо признать, не хуже спелого помидора, забрать моего великолепного Прескотта и испариться – через трубу, образно выражаясь.

×
×