Не обращая внимания на колючий взгляд Билла, он двинулся дальше, чтобы ознакомиться с последней записью Филипа Брустера. И снова автор уделял особое внимание разоблачению осведомителей.

Больше всего в этой истории с мучными младенцами меня бесит людская подлость. Ходят себе как ни в чем не бывало и делают вид, что просто мило болтают с тобой, тогда как на самом деле они говорят тебе, что ты все делаешь не так. «А знаешь, как я справлялся с моим?» — говорят они, противно улыбаясь. Или: «Это средство помогало лучше всего». При этом ты должен улыбаться в ответ, прикидываясь дурачком, который не понял, что его отчитывают.

Саид, как обычно, убедительно подытожил все сказанное:

Я только одного не понимаю. Во всех газетах все время пишут о том, что кого-то опять арестовали за избиение младенца. Младенцев избивают постоянно. Я этого не понимаю. Правда не понимаю. Стоило мне косо посмотреть на моего мучного младенца, и вся моя семья выстраивалась в очередь, чтобы заявить на меня, в полицию. Где живут все эти насильники? У них что, нет семей? Нет соседей? Нет товари…

Саид поднял голову.

— Как писать «товарищей»? — обратился он к классу.

Почему бы не выручить одноклассника, подумал Саймон. И заговорил:

— Я думаю, то-ва-ри-счей. Я сам так только что написал. На вид вроде правильно.

Мистер Картрайт пересек класс, чтобы исполнить свой долг и исправить досадную ошибку Саймона. Но прежде чем наброситься на его работу с красной ручкой, ему пришлось воспользоваться своим талантом дешифровщика.

День восемнадцатый

Выхожу из игры.

Оказывается, я все перепутал: никакого Великого Взрыва не будет, и разнести наших мучных младенцев в клочья нам не разрешат. Какая теперь разница? Все равно я собирался всех обмануть. Я хотел спрятать моего младенца и дубасить чужих. Хоть я и учусь в четвертом «В», но я еще не совсем спятил. Я давно уже решил, что не смогу причинить вред своей кукле, теперь, когда я к ней так привязался. (Тем более сейчас, когда все меня ненавидят и у меня не осталось товари…)

Мистер Картрайт с ручкой наготове склонился над тетрадью, чтобы исправить следующие две буквы, как вдруг эти знаки исчезли у него на глазах, расплывшись в миниатюрной голубой лужице.

Слеза. Никаких сомнений. И, как и всё у этого мальчика, огромная. Не дожидаясь, что за ней последуют другие, мистер Картрайт быстро залез в карман своей куртки, выудил из него огромный несвежий носовой платок и всунул его в руку Саймона.

Саймон неотрывно глядел на голубое расплывчатое пятно в своем дневнике. Никаких сомнений. Это была слеза. Что с ним такое происходит? Если он сейчас сломается, это не останется незамеченным. И на перемене ему несдобровать.

Он с благодарностью взял платок. И пока мистер Картрайт водружал свой огромный зад на парту Саймона, нарочно заслоняя его от посторонних взглядов, Саймон попытался успокоиться.

Почувствовав в руке влажный платок, мистер Картрайт решил, что можно спокойно слезть с парты и продолжить чтение.

Мне правда очень поправилось ухаживать за этой куклой, хотя иногда она бесила меня. Ночью, когда я лежал в постели, мне нравилось смотреть, как она сидит на шкафу и наблюдает за мной. Нравилось болтать с ней за завтраком. Нравилось качать ее на руках и доводить тем самым Макферсона. Вчера вечером, когда я убаюкивал ее, мама сказала, что я ей кого-то напоминаю. Она не сказала, кого именно, и мне не нужно было спрашивать. Но мне было приятно узнать, что он так же укачивал меня, когда я был маленький. Быть может, он действительно любил меня, по-своему.

Забыв в порыве эмоций о том, что его платок уже был использован, и не один раз, мистер Картрайт достал его, отыскал относительно сухой клочок и шумно высморкался. После чего собрал все свои силы и дочитал до конца.

Просто он не умел этого показать, раз вот так сбежал от нас. Но разве я имею право судить его? Моя мучная кукла превратилась в такое убожество, что мне чуть уши не оборвали. Но она мне правда нравилась. Правда.

Мистер Картрайт больше не мог терпеть.

— Господи, мальчик мой, — прохрипел он. — Если ты так любишь ее, пойди и вытащи ее из помойки. Забери ее домой.

Саймон ничего не ответил. Но, густо покраснев, невольно подался вперед и схватился за края парты.

Медленно, осторожно мистер Картрайт немного отодвинул Саймона назад, приподнял крышку парты и заглянул внутрь.

Из темноты на него испуганно смотрела мучная кукла.

Мистер Картрайт закрыл крышку. Он глядел на Саймона. Саймон глядел на него. Мистер Картрайт сказал:

— Знаешь, в чем твоя проблема, Саймон Мартин? Ты себя недооцениваешь. Твоя кукла — грязное, отвратительное существо. Она не отвечает никаким гигиеническим нормам, и, будь она живой, она бы никогда не выиграла в конкурсе «Чудный малыш». Но если привязанность к беззащитному существу еще чего-нибудь стоит, то знай: в отличие от большинства других, ты будешь хорошим отцом.

И громко прокашлявшись, он насколько мог быстро пересек кабинет и поспешил отгородиться от класса своим столом.

10

Преисполненный решимости навсегда расквитаться с мучными младенцами, мистер Картрайт всех засадил за работу. И пока стрелка часов бесконечно медленно ползла по кругу, праведный гнев, испытываемый всеми учениками четвертого «В» всякий раз, когда от них требовали усиленной мозговой деятельности, смешивался с негодованием на Саймона за две непростительные ошибки: за выбор темы и за то, что он ввел их в заблуждение касательно Великого Взрыва.

Мистер Картрайт старался сохранять невозмутимость и делал вид, что не замечает вокруг себя вспышек злобного шепота.

— Только полный кретин мог выбрать детей.

— Мы могли бы взять любую другую тему. Например, еду.

Чтобы немного отвлечь их, мистер Картрайт взял в руки листок, который Расс Моулд с громким вздохом облегчения отодвинул в сторону.

— Вот. Кое-кто уже готов. Позвольте прочесть вам для вдохновения последнюю запись Расса Моулда.

Он поднес листок к глазам, пытаясь — безуспешно — расшифровать написанное.

— Вы держите его вверх ногами, — с упреком заметил Расс.

Мистер Картрайт поспешно перевернул бумагу.

— О, точно! — сказал он. — Так намного лучше.

Он снова жадно впился в листок глазами, но вскоре, признав собственное поражение, вернул его автору.

— Мне почему-то кажется, что ты самую малость перестарался, — осторожно предположил он. — Может, не стоило так спешить со слитным письмом?

Он отошел в сторону, и тут зазвенел звонок, повергший класс в привычное неистовство. Не дожидаясь разрешения учителя, все загрохотали стульями и принялись собирать свои вещи.

— Я не сказал, что урок окончен! — проревел мистер Картрайт.

Волнение на секунду улеглось.

Мистер Картрайт решил отправиться в учительскую за живительной чашкой кофе, прежде чем начнется стихийный исход. Мрачно смерив их взглядом, не допускающим возражений, он двинулся к двери.

— Ладно, — наконец сказал он. — Можете идти.

Не успели эти слова слететь с его губ, как он уже шагал прочь по длинному коридору.

За отсутствием представителя правопорядка, вся стая немедленно набросилась на свою истинную жертву.

— Думал, тебе это сойдет с рук, да, Сайм?

— Это надо же так нас всех подставить?

— «Настоящий отпад»! «Крутая наука»!

Саймон снова невольно подался вперед и схватился за парту. Никто не подумал, что он сделал это от страха, но жест снова выдал его — уже второй раз за утро.

— Что ты там прячешь?

— Покажи, Сайм!

— Дай посмотреть!

Любопытных было слишком много. Под их напором парта опрокинулась. Крышка при падении отвалилась, а кукла вылетела из стола как из пушки и, просвистев мимо сбившихся в кучу мальчишек, взмыла над пустыми партами. Саймон не выпускал ее из виду ни на секунду и, вырвавшись из толпы одноклассников, успел поймать куклу на лету, причем такой хваткой, что выбил из мешка облако мучной пыли. Как раз в этот момент мистер Картрайт вернулся в класс за сигаретами.

×
×