Пора убивать

Гвен успокаивала Тони, нежно опустив ее головку на подушку:

– Все в порядке, малышка, с тобой мамочка и дядя Уилли. Никому до тебя не добраться, моя девочка. Все хорошо.

Тони захотела, чтобы дядя Уилли уселся с револьвером пол окном, а мальчики легли спать на полу вокруг ее кровати. Они беспрекословно подчинились. В тишине раздалось несколько жалобных стонов девочки. Потом стихли и они.

Уилли сидел на полу под окном, пока все наконец не заснули. Тогда он перенес мальчиков по одному в их постели, а сам вновь уселся под окном – ждать рассвета.

* * *

Джейк встретился с Эткавэйджем в пятницу у Клода, чтобы пообедать. Они заказали ребрышки и шинкованную капусту. Зал набили битком, как обычно, и впервые за четыре недели в нем не было чужих, посторонних лиц. Завсегдатаи болтали и сплетничали, как в добрые старые времена. Клод был в отличной форме: напыщенный и многословный, он поторапливал своих робких и послушных клиентов, проклиная их на чем свет стоит. Он был одним из тех немногих, чья ругань и проклятия не унижают человека, а доставляют ему радость.

Эткавэйдж присутствовал на последнем слушании и в случае крайней необходимости выступил бы со свидетельскими показаниями. Но, зная о том, что банк был бы этим весьма недоволен, Джейк и не хотел вторично обращаться к другу за помощью. Всем банкирам изначально присущ какой-то инстинктивный страх перед судейскими, так что Джейк даже восхитился тем, что Эткавэйдж нашел в себе силы победить эту паранойю и прийти на слушание. Этим самым он вошел в историю как первый в округе Форд банкир, явившийся в суд – на заседание суда! – не по повестке, а сам. Джейк прямо-таки гордился своим другом.

Промчавшийся мимо них Клод на ходу свирепо бросил, что в их распоряжении ровно десять минут, так что нужно не трепать языками, а есть, есть! Покончив с последним ребрышком, Джейк вытер салфеткой рот.

– Послушай-ка, Стэн, возвращаясь к займам, мне нужны пять тысяч на девяносто дней, под мою ответственность.

– Возвращаясь? А кто же про них говорил?

– Ты начал что-то про банки...

– А мне показалось, мы клеймили позором Бакли. Я наслаждался этим!

– Тебе не стоило бы превращаться в критикана, Стэн. Приобрести эту привычку весьма нетрудно, а вот избавиться от нее почти невозможно. Она обкрадывает твою душу.

– Какой ужас! Простишь ли ты меня когда-нибудь?

– Так как насчет займа?

– О, договорились. Но зачем он тебе?

– А это имеет какое-то значение?

– Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.

– Слушай, Стэн, единственное, о чем тебе стоит беспокоиться, – это смогу ли я вернуть деньги через девяносто дней или нет.

– Хорошо. Ты сможешь вернуть деньги через девяносто дней?

– Отличный вопрос, Стэн! Да, смогу.

Эткавэйдж улыбнулся:

– Хейли выжал из тебя все соки, а?

Джейк улыбнулся в ответ.

– Да, – признался он. – Трудно собраться с мыслями о чем-то другом. До суда еще чуть больше трех недель, и мне не хотелось бы в это время заниматься посторонними вещами.

– Сколько ты на этом деле заработаешь?

– Девятьсот минус десять тысяч долларов.

– Девятьсот!

– Да, ведь он не смог заложить землю, ты помнишь?

– Недорого же ты берешь.

– Конечно, если бы ты дал Карлу Ли денег под землю, мне не пришлось бы сейчас говорить с тобой о займе.

– Я все же предпочел бы ссудить именно тебе.

– Отлично. Когда я смогу получить чек?

– Да ты, похоже, в отчаянии?

– Просто знаю, сколько времени требуется вашим комиссиям по займам, аудиторам, вице-президентам, такому-то и такому-то, и в конце концов где-нибудь через месяц вице-президент этакий поставит свою подпись на нужном документе, если кассир скажет ему, что в кассе есть наличность, а дома у самого вице-президента нет разлада с женой. Уж я-то знаю методы вашей работы.

Эткавэйдж бросил взгляд на часы:

– В три часа дня тебя устроит?

– Да.

– Под твою ответственность?

Джейк вытер губы и перегнулся через стол. Голос его звучал абсолютно спокойно:

– Мой дом заложен и перезаложен, и у тебя закладная на мой автомобиль, если помнишь. Я могу выписать тебе закладную только на свою единственную дочь, но, если ты вздумаешь лишить меня права выкупа, я убью тебя. Какая ответственность, какие гарантии тебе еще нужны?

– Извини меня за этот вопрос.

– Когда я получу чек?

– В три часа.

Появившийся откуда-то Клод вновь наполнил их стаканы чаем.

– Еще пять минут, – громогласно объявил он.

– Восемь, – требовательно сказал Джейк.

– Послушайте, мистер Шишка, – с ухмылкой обратился к нему Клод, – здесь вам не зал суда, а ваш снимок в газете не стоит и двух центов. Я сказал – пять.

– Пусть так. Однако ребрышки у меня были жестковаты.

– То-то я вижу, что на тарелке ничего не осталось.

– Стоят они столько, что поневоле съешь все.

– Они обойдутся вам еще дороже, если станете жаловаться.

– Мы уходим, – предупредительно сказал Эткавэйдж, вставая и бросая на стол доллар.

* * *

Во второй половине дня в воскресенье семейство Хейли так же разместилось за столиком с зонтом, в стороне от неистовства под баскетбольным щитом. Уже установилась летняя жара, и липкий, влажный воздух стелился по самой земле, пробираясь даже в тень. Пока дети вместе с отцом в поте лица трудились над жареным цыпленком, Гвен отмахивалась от надоедливых мух. Торопливо поев, ребята побежали к качелям, которые Оззи установил совсем недавно для детишек своих подопечных.

– Что с тобой делали в Уитфилде? – поинтересовалась Гвен.

– Ничего особенного. Задавали какие-то вопросы, брали анализы. В общем, чушь всякая.

– А содержали как?

– В наручниках. И стены обиты пробкой.

– Ты смеешься? Тебя посадили в комнату с пробковыми стенами? – Гвен это развеселило настолько, что она даже негромко хихикнула.

– Ну еще бы. Они следили за мной, как будто я был каким-то редким животным. Говорили, что я знаменитость. Мои охранники твердили, что очень гордятся мной. Один был бельм, другой – черным. Я, мол, сделал доброе дело, и они надеются, что я выкарабкаюсь. Они относились ко мне хорошо.

– Что сказали врачи?

– До суда они ничего не скажут, а на суде заявят, что я в полном порядке.

– Откуда ты знаешь, что они заявят?

– Джейк мне объяснил. До сих пор он не ошибался.

– Он нашел для тебя доктора?

– Да, выкопал где-то какого-то чокнутого пьяницу. Уверяет меня, что он психиатр. Я говорил с ним пару раз в кабинете Оззи.

– И что же он?

– Джейк уверяет, что он будет говорить то, что нам нужно.

– Он должен быть действительно хорошим специалистом.

– Составил бы неплохую компанию ребятам из Уитфилда.

– Откуда он сам?

– По-моему, из Джексона. Он не производит впечатления человека, уверенного в своих силах. Ведет себя так, будто я собираюсь прикончить и его. Клянусь, оба раза, что мы с ним разговаривали, он был пьян. Задавал мне такие вопросы, которые никто из присутствовавших не мог понять. Записывал что-то, как профессор. Говорил, что надеется помочь мне. Я потом спросил о нем Джейка. Джейк велел не беспокоиться, сказал, что на суде тот будет трезвым. Но по-моему, Джейк и сам неспокоен.

– Тогда зачем же нам его использовать?

– Потому что он не требует платы. Кому-то там что-то должен. Настоящий психиатр потребует тысячу за то, чтобы освидетельствовать меня, и другую тысячу за то, чтобы дать показания в суде. Это еще считается недорого. Но и об этом я даже думать не могу.

Улыбка сошла с лица Гвен, теперь она смотрела в сторону.

– Нам нужны деньги дома, – проронила она, не глядя на мужа.

– Сколько?

– Пару сотен на продукты и оплату счетов.

– А сколько у тебя есть?

– Меньше пятидесяти.

– Подумаем, что можно сделать.

Она посмотрела на него с удивлением:

– Что это значит? Ты хочешь сказать, что сможешь раздобыть денег здесь, в тюрьме?