Пираты Мексиканского залива

Все всадники, без сомнения, знали об этом, ибо едва прошли цехи, как оба отряда, не соблюдая ни малейшей осторожности, ринулись занимать первое место. Разумеется, они столкнулись друг с другом, и, так как никто не хотел уступить, столкновение это грозило превратиться в схватку. С той и с другой стороны иные всадники были выбиты из седла, лошади опрокинуты наземь. Те же, кто твердо держался в стременах, вскипев, схватились за шпаги и бросились в бой, распознавая врагов по масти коней или по цвету одежды и перьев.

Нетрудно предположить, что дон Диего и дон Энрике немедля устремились друг к другу. Старая вражда вспыхнула в их сердцах, а кроме того, каждый чувствовал себя обязанным сражаться за честь своего отряда. Однако в общей свалке и густых клубах пыли почти невозможно было отыскать ненавистного врага.

Смятение возрастало, все громче звучали крики бойцов и зрителей, бой разгорался, в тучах пыли то и дело сверкало под лучами солнца оружие, слышен был грозный топот копыт. Оробевшие зеваки попятились, процессия остановилась, как вдруг послышались слова, неизменно оказывающие магическое действие:

– Подчиняйтесь его величеству! Подчиняйтесь правосудию! Именем короля! Именем правосудия!

Сам вице-король в сопровождении множества кабальеро, алькальдов, алебардистов и представителей правосудия прибыл к месту сражения.

– Подчиняйтесь королю!

– Дорогу его светлости!

– Именем его величества! – кричали альгвасилы.

Едва прозвучали эти слова, как словно по волшебству все лошади замерли неподвижно, все шпаги опустились, все языки онемели, пыль рассеялась, и теперь можно было рассмотреть, что же тут произошло.

А вокруг вице-короля, повторяя клич: «Именем короля! Именем правосудия!» – начали собираться все вооруженные участники шествия.

К счастью, раны, полученные в стычке, были незначительны. Всадники, вооруженные короткими шпагами, едва могли достать друг друга, лишь у немногих были разрезаны камзолы и выступило несколько капель крови.

Вице-король сурово отчитал виновных, однако, увидев, что потерь не оказалось, убедившись, что горячность бойцов объяснялась лишь их приверженностью к его величеству, а также принимая во внимание торжественный день, милостиво простил нарушителей порядка и повелел, чтобы оба отряда соединились и вместе выступили в процессии под началом обоих своих воинственных предводителей.

На вид все как будто успокоилось. Дон Энрике и Индиано, с изысканной любезностью уступая друг другу лучшее место, двинулись в путь, но сердца их были охвачены жгучей ненавистью и стремлением к мести. Напротив, среди остальных кабальеро, не питавших никакой взаимной враждебности и обманутых мнимым дружелюбием предводителей, вскоре воцарились согласие и веселье.

В горячке утренних событий дон Энрике совсем позабыл о полученном накануне письме незнакомки. Но, выехав на улицу Такуба, он вспомнил о нем и, сосредоточив все свое внимание, решил среди бесчисленного множества сеньор, сидевших у окон и на балконах, распознать по какому-нибудь тайному знаку ту, что написала письмо.

Итак, он принялся рассматривать всех дам, помня, что в письме говорилось о доме, стоящем со стороны его сердца. Улица уже подходила к концу, а он все еще не мог разгадать загадку. Но вот его взгляд остановился на балконе, убранном с ослепительной роскошью. Там сидела только одна женщина, но женщина эта была прекрасна. На ее черном платье, в черных волосах, на шее, на пальцах и запястьях, словно маленькие солнца, сверкали брильянты. В этой женщине было что-то фантастическое, она походила на царицу ночи из индейской легенды. Эта женщина, на которую, замирая от восторга, смотрели все, была донья Марина. Донья Марина равнодушно наблюдала за проходившей мимо процессией.

– О, если бы это была она! – воскликнул про себя дон Энрике, завороженный ее сказочной красотой.

Донья Марина, увидев юношу, сделала невольное движение, не укрывшееся от его зоркого взгляда, и выронила из рук цветок.

«Она!» – подумал юноша и, подскакав на коне к дому, взял цветок у человека, который подобрал его с земли.

Дон Диего с насмешливой улыбкой посмотрел на Энрике и, подняв голову, обменялся с дамой понимающим взглядом. Дон Энрике приколол цветок к груди и снова занял свое место рядом с Индиано.

VI. ЗАМЫСЛЫ ДОНА ХУСТО

Тем временем дон Хусто днем и ночью ломал себе голову, раздумывая, как бы ему убрать с пути дона Энрике и добиться того, чтобы титулы и богатства рода Торре-Леаль унаследовал его племянник.

Дон Хусто смотрел далеко в будущее. Граф уже стар, и смерть его не за горами. Если убрать Энрике, наследником станет сын доньи Гуадалупе. Сестра, без сомнения, сама призовет дона Хусто управлять всем имуществом, и тогда он может считать, что ухватился за колесо фортуны. Все было очень просто, единственная трудность состояла в том, чтобы найти подходящий способ избавиться от законного наследника.

Впрочем, образ жизни дона Энрике мог предоставить немало удобных случаев. Его влекли любовные интриги и опасные приключения, а при таком характере человеку легко случается погибнуть на поединке или пасть от руки убийцы. Но, как назло, этот юноша так искусно владел оружием, что редкий забияка отваживался задеть его, а открытый, благородный, жизнерадостный нрав завоевал ему всеобщую любовь.

Дон Хусто потерял сон в поисках выхода, он повсюду допытывался, нет ли у дона Энрике какого-нибудь врага. Когда человек думает лишь об одном, когда он добивается своего любой ценой и обладает достаточной волей, чтобы изо дня в день неустанно стремиться к осуществлению задуманного плана, ему редко не удается достичь цели.

Однажды дон Хусто пробудился в хорошем расположении духа. Наконец-то он нашел если не решение, то хотя бы путь к нему.

Сестра дона Энрике дала монашеский обет в монастыре Иисуса и Марии, а с настоятельницей этой общины дон Хусто некогда состоял в дружеских отношениях и сохранил их по сей день. В монастыре и решил лукавый человек начать свои козни.

Он поспешно оделся, наскоро позавтракал, вышел на улицу и, не теряя ни мгновения, устремился к монастырю Иисуса и Марии.

Справившись о настоятельнице, он попросил разрешения поговорить с ней. Но то ли настоятельница была занята, то ли у нее не было желания беседовать с доном Хусто, а так или иначе пришлось отложить разговор до следующего дня, то есть на тринадцатое августа – день торжественного празднества, когда, по справедливому предположению дона Хусто, мало кто пожелает прийти в монастырь повидаться с монахинями.

Однако и этот вечер не прошел даром для дона Хусто. Он узнал, что из-за любви дона Энрике к донье Ане дон Диего Индиано стал смертельным врагом наследника рода де Торре-Леаль.

– О! Поистине судьба ко мне благосклонна! – размышлял дон Хусто. – При такой поддержке, да еще после беседы с настоятельницей, победа останется за мной, если только я не самый безмозглый человек на земле. Завтра в одиннадцать утра отправлюсь в монастырь, а днем навещу Индиано, который охотно поможет мне погубить его врага.

И дон Хусто, навестив донью Гуадалупе, от которой, разумеется, скрыл все свои замыслы, раньше обычного отправился домой.

На следующее утро, выйдя из дому около одиннадцати, он сразу же узнал от знакомых о столкновении на улице святого Ипполита между двумя отрядами, участвовавшими в шествии.

Как всегда бывает в подобных случаях, весть эта, переходя из уст в уста, приобретала новые подробности и в совершенно преображенном виде с чудесной быстротой распространялась по всему городу. Когда она долетела до дона Хусто, речь шла уже о десятках убитых и раненых. Очевидцы рассказывали об ударах шпаги, которыми обменялись капитаны, и, считая стычку преднамеренной, поскольку все всадники оказались вооружены до зубов, искали причины происшествия в любовной игре доньи Аны с обоими кабальеро. В сущности, толпа открыла истинное объяснение, хотя пришла к нему благодаря своей фантазии, а не осведомленности.