Бегущий в Лабиринте

— Блин, чувак, да у тебя и впрямь наклонности самоубийцы! Пошли, пора двигать дальше. — И промолвив это, Минхо развернулся и побежал.

Устремляясь вслед, Томас всё пытался поймать ускользающую мысль. Что-то насчёт того, с какой это стати гривер то мёртв, то жив, и куда же он направлялся, когда удирал от ребят...

Так ни к чему и не придя, он с досадой вздохнул, загнал свои раздумья в закоулок сознания и припустил за наставником.

Они бежали ещё два часа, временами притормаживая для отдыха, но, как казалось, каждый следующий перерыв был короче предыдущего. Плохая ли форма, хорошая ли — а тело Томаса потихоньку начало ныть от усталости.

Наконец, Минхо опять остановился и стащил со спины рюкзак. Ребята сели на пол и, прислонившись спинами к мягкой подстилке плюща, поглощали ланч, иногда перебрасываясь отрывистыми фразами. Томас наслаждался каждым кусочком своего сэндвича, жуя как можно медленнее — он понимал, что как только они расправятся с едой, Минхо немедленно понесётся дальше. Так что младший Бегун не торопился.

— Ну как, видишь сегодня какие-то изменения? — с любопытством спросил Томас.

Минхо похлопал по рюкзаку, где лежали его заметки.

— Да нет, как обычно, стены передвинулись, но ничего такого, из-за чего твоя тощая задница пустилась бы в пляс.

Томас сделал большой глоток воды. Его взгляд упал на противоположную стену. Там, в зарослях плюща, что-то сверкнуло серебристым и алым. Такое он за сегодняшний день видел уже не раз.

— Что это за штуковины такие, эти жукоглазы? — задал он очередной вопрос. Похоже, что странные твари были вездесущи. Потом он вспомнил то, что впервые заметил в Лабиринте — с тех пор произошло столько всего, недосуг было спрашивать. — И почему у них на спине слово «порок»?

— Мне никогда не удавалось поймать хотя бы одного. — Минхо покончил с едой и сунул коробку для ланча в рюкзак. — Мы не знаем, что значит это слово. Может, оно там только для того, чтобы держать нас в постоянном страхе. Скорее всего, эти твари шпионят за нами. По ихпоручению.

— По чьему поручению? — допытывался Томас. Его по-прежнему снедала лютая ненависть к тем, кто стоял за Лабиринтом. — Есть какие-нибудь догадки на этот счёт?

— Создатели. Но мы ни черта о них не знаем. — Лицо Стража налилось кровью, а руки он сомкнул вместе, словно душил кого-то. — Ух, как бы я поотрывал им их гнилые...

Но прежде чем наставник закончил свою гневную реплику, Томас вскочил на ноги и кинулся к противоположной стене.

— Что это? — перебил он, указывая на какой-то тускло-серый отблеск под лианами, примерно на высоте человеческого роста.

— А, это... — равнодушно протянул Минхо.

Томас раздвинул зелёный занавес и непонимающе уставился на прямоугольник серого металла, приклёпанного к камню. На пластине большими буквами были выбиты слова. Он пробежался по ним пальцами, будто не мог поверить собственным глазам:

ПЛАНЕТА В ОПАСНОСТИ: РАБОЧАЯ ОПЕРАТИВНАЯ КОМИССИЯ — УБОЙНАЯ ЗОНА

Он прочёл надпись вслух, потом оглянулся на Минхо.

— Что это? — По спине пробежал холодок. Наверняка эта табличка имела прямое отношение к Создателям.

— Да не знаю я, шенк. Они тут везде. Наверно, этикетка. Грёбаный знак качества для милого уютного лабиринтика, который эти сволочи построили для нашего развлечения. Я уже давно перестал ломать себе голову.

Томас вернулся к созерцанию таблички, пытаясь заглушить в душе гнетущее чувство подавленности. Слова звучали как смертный приговор.

— М-да, хорошего мало. «Опасность», «Убойная Зона»... Просто праздник души.

— Да-да, Чайник, сплошная веселуха. Пошли дальше.

Томас с неохотой отпустил лозы — те вернулись на своё место, вскинул на плечи рюкзак и пустился вслед за Стражем. Вычеканенные на металле слова жгли ему мозг.

Через час после ланча Минхо остановился в конце длинного прямого коридора без ответвлений.

— Последний тупик, — сказал Страж. — Пора возвращаться домой.

Томас глубоко вдохнул, стараясь не думать, что прошла только половина рабочего дня.

— Ну и как, есть что-то новое?

— Нет, ничего нового, обычные изменения, — рассеянно ответил Минхо, глядя на часы. — Пошли назад. — И не дожидаясь ответа, Страж развернулся и понёсся обратно тем же путём, каким они пришли сюда.

Томас последовал за ним, раздосадованный, что ему не дали времени хоть немного осмотреться, исследовать стены... Через некоторое время он нагнал Минхо.

— Но...

— Заткнись, чувак, прошу как человека. Вспомни, о чём я тебе толковал: ни к чему рисковать попусту. К тому же, пошевели мозгами: ты что, думаешь, что там может быть какой-нибудь выход? Потайной люк или ещё какая хрень?

— Ну, не знаю... а вдруг? И почему ты такой пессимист?

Минхо потряс головой и смачно сплюнул.

— Нет там никакого выхода, уж поверь. Стена и стена. Без дырок.

В словах Стража была тяжёлая и горькая правда. Но Томасу никак не хотелось с ней смириться.

— Да откуда ты знаешь?

— Потому что те, кто посылает за нами гриверов, не хотят, чтобы мы так легко упорхнули из их лап.

Это высказывание заставило Томаса вообще усомниться в целесообразности всех их усилий.

— А тогда зачем напрягаться, тащиться сюда, а?

Минхо кинул на него взгляд искоса.

— Зачем напрягаться? Затем, что есть же какой-то резон в их действиях. Должен быть. Но если ты думаешь, что мы вот так — раз! — и найдём резные узорчатые воротца, ведущие в Город Счастья, то ты — просто дымящаяся куча коровьего плюка.

Томас смотрел вперёд невидящими глазами. В отчаянии он едва не остановился.

— Вот хрень-то.

— Самое умное, что ты сказал за весь сегодняшний день. — Минхо с шумом выдохнул и продолжал бег. Томасу ничего не оставалось, как делать то единственное, чему он пока хорошо научился: лететь следом.

Остаток дня слился в сплошную туманную полосу — до того Томас вымотался. Они с Минхо вернулись в Приют, влетели в Картографическую, зарисовали сегодняшний маршрут, сверили его с предыдущими днями... Потом Двери закрылись, и настало время обеда. Чак пытался с ним заговорить, но всё, на что Томас оказался способен — это кивать или мотать головой, зачастую невпопад.

Сумерки ещё не перешли в ночную темень, а он уже устраивался в своём новом излюбленном местечке. Свернувшись клубком на подстилке из густого плюща, он раздумывал, будет ли в состоянии ещё когда-нибудь заставить свои ноги бежать. Ведь то же самое придётся повторить и завтра! А стоит ли? Особенно если принять во внимание кажущуюся бессмысленность этого мероприятия. Звание Бегуна уже не казалось ему столь блестящим и притягательным. И это уже после первого дня.

Вся его благородная отвага, высокие помыслы и желание совершить нечто значительное, его клятва вернуть Чака домой к родителям — всё растворилось в разъедающем, безнадёжном тумане предельной усталости.

Он почти уже засыпал, когда в его голове раздался голос — прекрасный, грудной голос, словно исходящий из уст поселившейся в его сознании феи. Когда на следующий день всё перевернулось с ног на голову, он задался вопросом, был ли голос настоящим или только приснился ему. Как бы то ни было, но он его слышал и помнил каждое слово:

«Том, я только что положила начало Концу».

ГЛАВА 34

Наутро, при пробуждении, первое, что он увидел, был слабый, безжизненный свет. Поначалу ему пришло в голову, что он, наверно, проснулся раньше, чем обычно, что до рассвета ещё как минимум час. Но тут он услышал крики. А потом глянул вверх, сквозь зелёный балдахин листвы.

Небо было тускло-серым. Совсем не похоже на бледный свет раннего утра.

Он вскочил на ноги и, придерживаясь рукой за стену, запрокинул голову — ни малейшего признака звёзд или красноватого сияния занимающейся зари. Только одна серость — мёртвая и бесцветная.