На дальних мирах (сборник)

Поежившись, Демерис отвернулся. Постоял и перешагнул порог.

В номере Демерис посидел на краю койки, успокаиваясь. Мысли мало-помалу прояснялись. За окнами шумела охота.

Том ушел, он ушел навсегда — вот к чему предстоит привыкнуть. Ладно. Скверная новость, но неопределенности больше нет. Сейчас горько, потом станет легче.

А вот Джилл...

Прикидывается. Берет в любовники людей. То, что было между ними, ее слова возвращались к Демерису вновь и вновь. Странно, но-благодаря пережитому его отношение к призракам изменилось. Не очень сильно, но изменилось.

Как она говорила? «Не буду больше изучать людей со стороны — хочу стать одним из вас».

Туристическое путешествие в род человеческий? Экскурсия в другой вид? Или это надо поднимать по-другому?

Они проявляют слабость, вот что. Понемногу. Ищут небывалых развлечений. Пока. Если так, значит, мы начинаем брать верх. Сначала они вторглись на Землю, теперь мы вторгаемся в них.

Прикидываются? Нет — страстно желают выглядеть как люди, вести себя как люди, чувствовать, как люди, совершать людские глупости. Так они и погибнут: людей куда больше, чем призраков, и чужаки растворятся, рано или поздно. Один за другим они поддадутся соблазну обменять свою отстраненную божественность на сумбурную, неспокойную, противоречивую человеческую натуру.

Пятьсот лет пройдет или тысяча? Земля окончательно впитает пришельцев, и два вида сольются в нечто новое.

Внезапно Демерис увидел происходящее в новом свете, ярком и странном, как огни призраков. Все изменилось. Джилл вовсе не ищет запретных удовольствий от скуки, нет,— она исследователь и первопроходец. Как и Том. В этом они похожи. Демерис догадался так поздно, потому что сам из другого теста.

Надо же, как он недооценивал родного брата. Для домашних — трудный подросток, для Бена Гортона — достойный презрения коллаборационист. Настоящий же Том совсем другой. Всегда был другим, наверное. Энтрада для него не приключение на месяц, но возможность проникнуть в мир призраков достаточно глубоко, чтобы узнать их по-настоящему. Джилл, при всей ее чуждости, такая же. Просто она с той стороны.

Теперь ей нужна помощь. Нужна была все время, с самого начала. У нее не получилось с Томом, и она решила, что брат Тома подойдет. Такой же, как Том, готовый проламывать стены.

Как сильно она ошиблась. Как нехорошо вышло.

Демерис припомнил, какое странное радостное возбуждение вызвала у него на «пропускном пункте» мысль о том, что Джилл может оказаться призраком.

На мгновение это чувство вернулось. Почему бы не взять ее с собой? Соседи ничего не заметят, будем жить счастливо до конца дней своих. Какой-то человек, говорят, однажды женился на русалке. Демерис представил, какие странные истории могла бы рассказывать ему Джилл по ночам. Может, она бы научила его перевоплощаться? Демериса снова бросило в пот.

И снова этот момент быстро прошел.

Все это не для него. Том — другое дело. Но Тома нет, а сам Демерис не родился мечтателем. И первооткрывателем он не родился. Нет, приключения не для него. Строить, планировать, сохранять и защищать — другое дело. Хорошее дело, но не для Джилл.

Вот незадача. Мне очень жаль, Джилл.

Подойдя к окну, Демерис отодвинул полупрозрачную завесу. Охота была в самом разгаре, чудовища бесновались на улице, призраки вихрем клубились в небе. Люди казались безумными или еще хуже: группами и в одиночку они метались по сторонам, уши закладывало от немузыкальных воплей и грохота. Джилл нигде не было видно. Отпустив «занавеску», Демерис лег на кровать и закрыл глаза.

Домой он отправился через три дня, когда охота закончилась и на улицах стало безопасно. Первые несколько кварталов над головой Демериса что-то мерцало, не отставая. Вполне возможно, это был призрак. Может быть, Джилл?

Дает ему еще один шанс, как в прошлый раз?

— Джилл! — Демерис поднял голову к небу.— Это ты?

Ответа не было.

— У нас ничего не выйдет, поверь,— продолжал Демерис, обращаясь к сиянию над головой.— Мне очень жаль, но наверняка не выйдет. Слышишь?

Огонек мигнул. А может, показалось.

— И еще, Джилл. Если это ты, конечно... Спасибо за все! Хочу, чтобы ты знала,— Странно говорить в небо, но Демерису было неважно.— Удачи, слышишь? Удачи тебе, Джилл! Желаю найти то, что ты ищешь!

Огонь над головой вспыхнул и опал, будто вздохнул. Потом исчез.

Демерис некоторое время ждал, глядя из-под руки. Ничего. В последний раз его кольнула мысль об упущенных возможностях. Пустое... Что тут можно сделать? Не в его власти дать Джилл то, что ей нужно. Кто-нибудь другой на его месте — возможно. А он, Демерис, такой, какой есть. Он попытался отойти в сторону от собственной судьбы, теперь пора возвращаться обратно. Чему быть, того не миновать.

Впереди показались пределы города.

Его никто не остановил. Весь обратный путь до западной границы зоны тоже прошел гладко.

Странный свет и морок, отделявшие Свободные земли от зоны, с этой стороны на него не подействовали. Демерис прошел сквозь них не останавливаясь, как сквозь дымку. Он вернулся домой.

Попасть в империю

© Перевод С. Теремязевой

Малрини все еще спит, когда империя возвращается, как обычно, в середине года — немного опережая расписание. Она должна была появиться в Чикаго днем, 24 июня, где-то между пятью и шестью часами вечера, а сейчас только восемь часов утра, 23 июня, и телефон уже разрывается, и в трубке слышится голос Андерсона:

— Не знаю, почему так вышло, босс, но она уже здесь, возле Ниар-Вест-сайд. Восточная граница проходит вдоль Блу-Айленд-авеню, северная практически достигает шоссе Эйзенхауэра. Дюплесси говорит, что на этот раз она пробудет у нас пятьдесят два часа, плюс-минус девяносто минут.

Спальню Малрини заливает ослепительное летнее солнце, поднявшееся высоко над озером. Он терпеть не может, когда его будят в такое время. Моргая и морщась, он говорит:

— Если Дюплесси ошибся на полтора дня, как он может определить длительность пребывания? Мне иногда кажется, что Дюплесси — это просто мешок с дерьмом. Кстати, что на этот раз? Как выглядят башни на Форуме?

— Одна большая, квадратная, остроконечная, розового цвета, и две поменьше, из темного камня, с золотыми куполами.

— Скорее всего, эпоха Василия Третьего.

— Вам лучше знать, босс. Когда поедем смотреть?

— Сейчас только восемь утра, Стью.

— Господи боже, в нашем распоряжении всего пятьдесят два часа! Другого такого шанса не будет до самого Рождества. Нет, уже пятьдесят один с половиной. У меня все готово, можно ехать.

— Заезжай за мной в половине десятого.

— А если ровно в девять? — с надеждой спросил Андерсон.

— Мне нужно принять душ и одеться, ты не возражаешь? сказал Малрини,— Половина десятого.

Да, на этот раз эпоха Василия Третьего, несомненно. Прибыла целая столица, которая раскинулась вдоль побережья до самых Стен Артабануса и даже немного дальше Византийского квартала — огромный прекрасный античный город с сотнями дворцов, пятью сотнями храмов и мечетей, зелеными парками и живописными бульварами, сияющими каменными обелисками и ослепительными колоннадами. Каспийское море, омывающее город с одной стороны, плещется возле Южной Блу-Айленд-авеню; с восточной стороны улицы виднеются пирсы и высохшая гавань. Самые длинные из пирсов протянулись вдоль двух зданий на Голубом острове, пересекают Полк и дальше, до самого шоссе Дэн-Райан, где, по-видимому, проходит граница материализации. На этот раз на воде покачиваются несколько рыбачьих лодок и большая императорская ладья; носы судов спокойно качаются на волнах в зоне видимости здесь, в Чикаго, а их корма осталась там, в двенадцатом веке. Линия, по которой проходит граница, хорошо видна, она светится, сияет. Ее можно пересечь, и тогда вы окажетесь на Ниар-Вест-сайд, и с вами ничего не случится. А если захотите, можете перейти на другую сторону границы, через светящуюся линию, и попадете в столицу империи.