На дальних мирах (сборник)

Борк долго смотрел в серые холодные глаза Гэмбрелла, пытаясь разглядеть ускользающую суть.

— Что это, генерал? — спросил он наконец.— Бессильная злоба? Мелкая гадость? Зачем вы это делаете? Можете не любить Федерацию сами, но склонять других?.. Держались бы в стороне, никго не неволит.

— Тут другое, посланник. В нашей Галактике Меллидан — единственный в своем роде. Мы понимаем его уникальную ценность, даже если вы не понимаете. Знаете, что будет, если Меллидан примут в Федерацию? Лет через сто вы их либо уничтожите, либо исключите из союза. Они чужаки, Борк. С этим ничего нельзя поделать. Они не дышат вашим воздухом, не едят вашу еду. Мозг у них тоже работает иначе...

— Какое отношение это имеет...

— Они — космическая случайность, Борк,— перебил Гэмбрелл.— Некислородная жизнь, другой такой в Галактике, возможно, и нет. Позволить Федерации уничтожить их — это было бы преступлением. А вы их уничтожите, поскольку различий, которых нельзя сгладить идеологией, депортацией или генной инженерией, Федерация не потерпит.

— Я бы поспорил, но не хочу тратить впустую свое и ваше время,— огрызнулся Борк.— Прошу меня простить...

— Вы просто не в состоянии услышать меня,— вздохнул Гэмбрелл.

— Почему же? Я слушал внимательно. И не понял, что особенного в этом народе. Их самобытность бесценна?

— Ладно, Борк. Если вы настаиваете... Закройте правый глаз. Вы ведь правша?

— Да, но...

— Закройте правый глаз. Хорошо. Мир стал плоским. Зрение должно быть стереоскопическим, иначе теряется пространственное восприятие. Так вот, Борк: мы видим мир плоским, вся Галактика. Мы смотрим глазами существ, которые дышат кислородом и пьют воду. Мы не видим мир таким, как он есть: в наших глазах он искажается в соответствии с особенностями нашего зрения. Меллиданцы же могут быть нашим вторым глазом, поскольку они глядят на мир со своей уникальной точки зрения. Стереоскопия — вот что они могут нам дать. Поэтому мы, земляне, решили их сохранить. Если мы позволим Федерации раздавить Меллидан, бросив его в плавильную печь, мы навсегда потеряем возможность когда-либо найти столь же чуждую расу — как не можем восстановить выколотый глаз. Вот зачем мы восстановили аборигенов против вас. Вот почему мы решили построить меллиданскую базу до вашего появления. Нет, Меллидан-семь не присоединится к Федерации.

— Ерунда! — сердито возразил Борк.— Они войдут в нашу семью!

— Ладно.— Гэмбрелл пожал плечами.— Обещайте туземцам все, что хотите, и посмотрим, что получится. Видите ли, это особенный народ... Да, нынешний лидер слышал наш разговор по особой линии.

Окончательно униженный, Борк поспешно выскочил за дверь. Стереоскопия! Мертвая Федерация!.. Как бы не так.

— Возвращаемся на корабль! — приказал Борк, разыскав адъютантов,— Я буду говорить с меллиданцами. Еще не все потеряно...

Рассекая липкий зеленый туман, транспортер подкатился к острой игле корабля Федерации. По дороге Борк не смог придумать ничего нового, и стоит ли этому удивляться?

В груди Борка билась о ребра и вскипала паника. В сверкающей броне самоуверенности появлялись первые темные трещины. Может быть, это тускнел престиж несокрушимой Федерации?

Слова землянина отдавались эхом, грубо и настойчиво. «Меллидан-VII вы не получите. Федерация мертва. Стереоскопия. Точка зрения чужаков. Необходимость. Перспектива».

В конце концов одиннадцать тысяч лет галактического господства взяли свое. Борк успокоился. Речь землянина — пустое сотрясение воздуха, как бы он ни старался. Нет, Меллидан-VII не потерян. Еще не потерян.

Мы им покажем, подумал Борк свирепо. Мы им покажем!.. Сердце, однако, не спешило отзываться уверенностью.

Главная заповедь

© Перевод Б. Жужунавы

Возможно, если бы чужеземцы выбрали для прибытия в Мир любую другую, а не безлунную ночь, трагедии удалось бы избежать. Возможно, если бы они прибыли именно этой ночью, но оставили свой корабль на промежуточной орбите и высадились на небольшой шлюпке, ничего бы не случилось.

Однако чужеземцы прилетели в безлунную ночь и на собственном корабле — прекрасном, в тысячу футов длиной, с отливающими золотом боками. Поскольку они были гордыми и заносчивыми, а люди Мира — такими, какие есть, и поскольку бог чужеземцев не был богом Мира — безлунная ночь стала прелюдией к кровавой бойне.

Внизу, около Корабля, должен был вот-вот начаться молебен, когда появились чужеземцы. Корабль лежал, глубоко погрузившись в склон холма, в том самом месте, где он когда-то приземлился. На его боку был открыт люк, через который вышли первые люди Мира.

Пылал костер, отбрасывая резкие тени на проржавевший, изъеденный временем бок Корабля. Лиль из рода Квитни стоял на коленях, почти касаясь лбом теплой плодородной земли Мира, хрипло и монотонно читал Книгу Корабля. Рядом с ним стояла жрица Джин из рода Маккейга — она откинула назад голову, широко развела руки и по памяти произносила литанию Кораблю. Все это сопровождалось восторженными песнопениями.

— В начале был Корабль...

— Квитни был капитаном, Маккейг пилотом,— загудела в ответ паства — все пятьсот обитателей Мира, при павших к земле в молельной яме вокруг Корабля.

— Квитни и Маккейг по небу привезли людей в Мир...

— И они оглянулись вокруг и увидели, что Мир хорош,— последовал ответ.

— Через все небо пролетели люди...

— Преодолев немыслимое расстояние, они опустились в Мир.

— И вышли из Корабля!

— Вышли из Корабля!

Так и продолжалось — долгий витиеватый пересказ ранних дней Мира, когда Квитни и Маккейг, ведомые самим Кораблем, привели на эту землю первых тридцать восемь человек. Дальнейшая история Мира развивалась на протяжении трехсот лет. Шесть дней в году, когда не было луны, происходила церемония пересказа. В ту безлунную ночь, когда приземлились чужеземцы, в церемонии принимали участие пятьсот тринадцать человек.

Джин из рода Маккейга первой увидела их, поскольку стояла перед Кораблем в ожидании, когда ее подхватит волна экстаза, чтобы начать танец поклонения. Совсем молодая — это был лишь четвертый ее молебен,— она испытывала некоторое нетерпение, поскольку состояние дикого восторга никак не наступало.

Внезапно в темном небе возникла вспышка света. Джин не могла оторвать от нее взгляда. За свои двадцать лет она ни разу не видела свет в небе безлунной ночью.

Своим острым зрением она различала, что свет приближается и с неба что-то падает. Дрожь пробежала по ее спине, и всем едва прикрытым одеждой телом Джин ощутила холод ночного ветра. Позади беспокойно зашевелились люди.

«Может, это чудо? — подумала она.— Может, еще одно проявление божественной природы Корабля?»

Сердце бешено заколотилось, по телу заструился пот. Молебен достиг высшей точки. Джин почувствовала, как ею овладевает лихорадка танца, нарастающая все сильнее по мере приближения странного света к земле.

Чувственно вращая животом и ягодицами, она начала танец поклонения, завершавший церемонию. За спиной послышались радостные крики — остальные тоже поклонялись Кораблю, каждый на свой лад. Одна из заповедей, которые оставил им старый Лорессон, гласила: «Будьте счастливы, дети мои». И пока чудо-свет приближался к земле, люди Мира радовались жизни, как могли.

В одиннадцати милях от холма Корабля странный свет коснулся земли. Не свет, конечно, а космический корабль с золотистым корпусом в тысячу футов длиной, с восемьюстами мужчинами и женщинами церкви Нового Воскрешения на борту. Они пролетели целую пропасть световых лет в поисках мира, где могли бы беспрепятственно исповедовать свою веру, вдали от миллиардов неверующих.

Блаженный Мирон Браун был вождем этих людей и капитаном их корабля «Новая Галилея». Пятый по прямой линии потомок самого блаженного Лероя Брауна, Мирон Браун имел величественную осанку и громоподобный голос. Его слова колоколом зазвенели из всех громкоговорителей корабля: