Михаил Строгов

— Я думаю, что я убил бы его!

— А я так не думаю, а уверен в этом, — спокойно отвечал Михаил Строгов.

ГЛАВА VII. ПЕРЕПРАВА ЧЕРЕЗ ЕНИСЕЙ

25 августа, под вечер, кибитка подъехала к Красноярску.

С тех пор, как они выехали из Томска, прошло восемь дней.

К счастью, о татарах ничего еще не было слышно, ни один разведчик еще не попадался им на пути. Это должно было показаться довольно странным, очевидно, какая-нибудь серьезная причина задержала эмира в Томске и помешала ему идти на Иркутск.

Действительно, такая серьезная причина была. Внезапно в Томск явился новый русский корпус, сформированный на скорую руку в Енисейской области. Этот русский корпус попытался отбить у татар свой город, но войска эмира были многочисленнее их, и русским пришлось отступить. У Феофар-Хана вместе с его собственным войском и войсками союзных ханств насчитывалось тогда двести пятьдесят тысяч солдат, против которых русское государство еще не могло выставить в такое короткое время достаточно сил. Неприятель, по-видимому, не мог быть изгнан так скоро, и вся эта масса татар могла теперь беспрепятственно идти на Иркутск. Битва при Томске произошла 22 августа. Вот почему авангард эмира 25 августа еще не показывался в Красноярске. Но наши путешественники не знали об этом. Во всяком случае, если Михаил Строгов и не мог знать о последних событиях, совершившихся после его отъезда, то, по крайней мере, он знал, что опередил татар на несколько дней, и это позволяло ему надеяться приехать раньше них и в Иркутск, отстоявший от Красноярска еще на восемьсот пятьдесят верст (900 километров). К тому же он надеялся, что в Красноярске, где насчитывалось до двенадцати тысяч жителей, ему легко будет найти средства к дальнейшему путешествию. Так как Николай Пигасов ехал только до Красноярска, то им необходимо было взять другого проводника и вместо одиночной кибитки нанять какой-нибудь другой, более скорый экипаж. Стоило только обратиться к губернатору, рассказать ему все, объяснив, кто он, кем и куда послан, и Михаил Строгов не сомневался, что губернатор поможет ему доехать до Иркутска в самый короткий срок. Тогда он поблагодарит этого славного Николая Пигасова и сейчас же отправится в дальнейший путь вместе с Надей. Ему не хотелось покидать молодую девушку, не передав ее лично ее отцу.

Между тем если Николай хотел остановиться в Красноярске, то только, как он говорил, «при условии найти там себе должность». Действительно, этот примерный служака, не покидавший до последней минуты своего поста в Колывани, собирался снова поступить на государственную службу.

— Зачем я буду брать с вас незаслуженную плату? — говорил он несколько раз Михаилу и Наде, предлагавшим ему заплатить за дорогу.

В случае, если бы он не нашел себе места в Красноярске, где также была телеграфная станция, соединявшая Красноярск с Иркутском, он рассчитывал проехать в Удинск или даже в самый Иркутск. В последнем случае он продолжал бы свое путешествие вместе с братом и сестрой, а где же бы они нашли более верного проводника, более преданного друга? До Красноярска оставалось всего с полверсты. Направо и налево по дороге чернели деревянные кресты.

Было семь часов вечера. На небе, ясном и холодном, вырисовывались силуэты церквей и домов, построенных на высоком берегу реки Енисея. Кибитка остановилась.

— Где мы, сестра? — спросил Михаил.

— В полуверсте от города, — отвечала Надя.

— Что же это, сонный город? — продолжал расспрашивать Михаил. — Я не слышу никакого шуму?

— А я не вижу ни дыма, ни огня, — прибавила Надя.

— Странный город! — сказал Николай. — Там, как видно, совсем не шумят и спать ложатся спозаранку!

Предчувствие чего-то недоброго разом охватило Михаила Строгова. Он ничего не говорил Наде о том, сколько надежд возлагал он на этот город, как рассчитывал найти там помощь и содействие. Он так боялся, чтобы эти надежды его опять не рушились! Но Надя и без того угадала его мысли. Она не понимала только одного: почему Михаил так спешит попасть в Иркутск — ведь царское письмо для него потеряно. Она не утерпела и однажды спросила его об этом.

— Я клялся дойти до Иркутска, — был его краткий ответ. — Что же, милый друг, — обратился он к Николаю, — почему же мы не двигаемся вперед?

— Я боюсь разбудить горожан стуком своей тележонки, — отвечал тот и, взяв кнут, подхлестнул слегка свою лошадь.

Серко залаял, и кибитка спустилась на дорогу, ведущую прямо на Красноярск. Через десять минут они въезжали уже на главную улицу. Красноярск был пуст.

В последней телеграмме из кабинета его величества был отдан приказ всем, войску и жителям, немедленно выехать из Красноярска в Иркутск. Тот же приказ был разослан и по соседним селам и городам. Русское правительство хотело заранее опустошить всю дорогу, которую предстояло пройти врагам.

Приказ был немедленно исполнен, и Красноярск опустел.

Наши путешественники молча обошли все улицы. Они были так поражены этой неожиданностью, что даже не знали, о чем говорить. Михаил Строгов затаил в себе все, что чувствовал в данную минуту, но преследовавшая его неудача, обманувшая и на этот раз его надежды, приводила его в бешенство.

— Милосердный Боже! — вскричал Николай. — Да здесь, в этой пустыне, я никогда не получу места!

— Милый друг, — сказала Надя, — вам надо ехать вместе с нами в Иркутск.

— Да, действительно, надо ехать! — отвечал Николай. — Телеграф еще должен действовать между Удинском и Иркутском и там… Так едем, что ли, батюшка?

— Подождем до завтра, — отвечал Михаил.

— Правда твоя, — сказал Николай. — Ведь я забыл, что нам надо переправляться через Енисей, а теперь темно, ничего не увидишь!

— Ничего не увидишь! — прошептала Надя, думая о своем слепом товарище.

Николай услышал ее.

— Прости, батюшка, — сказал он, обращаясь к Михаилу. — Я совсем забыл, что для тебя ведь все равно, что день, что ночь!

— Не извиняйся, — отвечал Михаил, проведя рукою по глазам. — С таким проводником, как ты, я еще могу действовать. Тебе только следует отдохнуть, да и Наде тоже. Завтра наступит день!

Им недолго пришлось искать себе места для отдыха. Первый же дом, к которому они подошли, был не заперт и совершенно пуст. Около дома лежала небольшая куча сухих листьев. За неимением лучшего, лошадь должна была довольствоваться и этой скудной пищей. Что же касается до съестных припасов кибитки, то они еще не были истреблены, и наши путешественники не замедлили подкрепить свои силы. Затем после краткой молитвы перед висевшим на стене образом с еще не потухнувшей лампадой, Николай и молодая девушка легли спать. Михаил же не спал всю ночь, его мучила бессонница. На следующий день, 26 августа, еще задолго до рассвета, они сидели уже в своей бричке и ехали через березовый парк к реке. Михаил Строгов был весь погружен в свои думы. Каким образом переправиться через реку, если — а это было очень возможно — все барки, плоты и паромы истреблены нарочно, с целью задержать нападение татар? Он хорошо знал Енисей, так как ему несколько раз приходилось переправляться через него. Он знал, что ширина его очень значительна, что течение очень быстро, в особенности в том месте, где русло реки раздваивается.

— А все-таки я перееду! — говорил Михаил Строгов.

Когда кибитка подъехала к левому берегу реки, к тому самому месту, где оканчивалась одна из больших аллей парка, стало светать.

В этом месте берег подымался на сто футов от уровня реки, и Енисей был виден на далекое пространство.

— Не видать парома? — спросил Михаил, перенося машинально, по старой привычке, свои потухшие глаза с одной стороны на другую.

— Теперь только начинает светать, — отвечала Надя. — Над рекой стоит еще густой туман, ничего нельзя разобрать!

— Но я слышу плеск воды, — продолжал Михаил.

Действительно, сквозь туман слышалось глухое рокотание волн — то сталкивались два противоположных течения.

Вода в это время года была всегда очень высока, течение же страшно быстро и сильно.