Нападение было внезапным, и Владимир только успел заметить, что в руках у нападающих были пращи, которыми они вертели над головами, посылая в него снаряд за снарядом. Сработал выработанный на Земле инстинкт. Он упал на землю, несколько раз перекатился через себя и, вскочив, кинулся к хижине. Через секунду он уже держал в руках лук. Свистнула стрела, и один из нападавших рухнул с пронзённой насквозь шеей. Второму стрела впилась в бок, и он завертелся волчком. Фавны замешкались. В это время на них посыпался град стрел, посылаемых Ореадой и её подругами. Оставив на земле человек десять убитыми, фавны обратились в бегство.

Кроме погибшей у берега озера, две женщины были легко ранены. Одной камень повредил плечо, содрав кусок кожи, у другой на излёте попал в грудь и сломал ребро. Пока Владимир оказывал им помощь, остальные женщины, вооружившись копьями, прикончили раненых фавнов. Все это произошло так быстро, что Владимиру удалось спасти только одного из них, но и тот был близок к смерти. Он успел повернуться, когда Ореада занесла над ним копьё, и оно вместо того чтобы поразить его в сердце, вонзилось в живот. Фавн был ещё в сознании, когда Владимир подбежал к ним и вырвал у Ореады занесённое для второго удара копьё. Жестокость женщин не удивила его, так как из рассказов Ореады он знал обычаи племён лапифов убивать раненых и пленных врагов. Лапифы не знали рабства и пленников обычно уничтожали. Если пленник был лапифом, его хоронили в роще священных деревьев и во второй жизни этот лапиф становился членом племени. Если же пленником был кентавр, его труп сжигали.

– Спроси у него, откуда у них это? – он протянул Ореаде подобранную на песке пращу. Насколько знал Владимир, лапифам не было знакомо такое оружие.

Фавн молчал и в ответ на вопрос Ореады презрительно отвернулся.

– Он не хочет говорить, – заключила Ореада.

– Тогда скажи ему, что его труп я сожгу!

– Ты это сделаешь? – ужаснулась Ореада.

– Клянусь, что сделаю!

Ореада перевела сказанное лапифу. Тот задрожал и стал быстро говорить. Ореада выслушала и перевела Владимиру:

– Их научил Игорь.

– Игорь? – вскричал Владимир. – Не может быть! Спроси его ещё раз!

Но фавн был уже мёртв.

Итак, Игорь, его старый боевой товарищ, стал на сторону фавнов и не только стал, но и научил их делать оружие. Владимир, правда, не видел Игоря среди нападающих, но это не меняло дела.

Убитых похоронили тут же. Лапифы спокойно относились к смерти. Смерть не была смертью в обычном понимании этого слова. Она не несла за собой небытия, которое так ужасает все мыслящее, понимающее ужас НИЧТО. Для них смерть была только преддверием новой жизни, причём, в новой жизни память частично сохраняла то, что было до этого и прошлом. Никто, правда, не знал, как далеко это прошлое. Память Ореады хранила воспоминания о двух или более прошлых. В одном из них были вспышки молний, могучие воины на грохочущих колесницах, вереницы связанных пленниц. Второе осталось ещё более туманным. Она только помнила, что в панике бежала по полю, а за ней гнался кентавр. Потом все обрывалось. Какое прошлое было раньше, какое позже – она не могла сказать. Другие женщины, жившие с ним в посёлке, теперь, как и Ореада, вступившие с ним в мысленный контакт, тоже хранили в памяти смутные отрывки минувших жизней. Никто из них не мог сказать, как давно это было. Судя по рассказу Ореады, она жила во времена посещения планеты титанами. Лапифы хранили в памяти предания об этих посещениях. Титаны захватывали в плен женщин и мужчин и увозили их куда-то на грохочущих и извергающих пламя машинах. Похищенные уже никогда не возвращались к племени.

– Как вы думаете, – обратился Владимир к женщинам, – почему фавны напали на нас? – Они только что вышли из воды озера, где смывали с себя следы крови, и теперь отдыхали, лёжа на прибрежном песке. Выстиранную одежду развесили на ветках деревьев. Все как-то произошло само собой, и Владимир, сам того не замечая, перестал стесняться собственной наготы и наготы лежащих рядом с ним на песке молодых женщин. Правда, некоторым из этих «молодых» было лет по пятьсот, но, глядя на их гибкие и стройные тела, ни за что нельзя было это принимать всерьёз.

Женщины быстро заговорили. Владимир, который ещё не полностью освоил их язык, ничего не понял и обратился за разъяснениями к Ореаде.

– Мы думаем, что они уже выбрали себе вождя и теперь готовят большую жертву.

– Так что, они хотели нас принести в жертву?

– Конечно, предпочтительнее принести в жертву пленных, а если их нет, то и своих. Теперь все зависит от вождя, на кого он укажет.

– Они смогут повторить свою попытку?

– Трудно сказать. Мы убили многих из нападавших. Другие теперь побоятся.

– Вы очень хорошо стреляли! – поблагодарил Владимир.

Похвала эта, видимо, доставила большое удовольствие его подругам, так как они заметно оживились. Одна из них вскочила на ноги и, схватив лежащий подле неё лук, натянула его и пустила стрелу в стоящее метрах в пятидесяти от них дерево. Стрела тонко пропела и впилась в ствол.

– Отлично! Ты молодец. Рея, – похвалил он её.

– Мы все умеем стрелять. Лучше погибнуть в бою, чем быть принесённой в жертву. После жертвы уже больше не возвращаются в этот мир, – ответила она.

– Разве после жертвы тела не хоронят?

– Нет. Жертву подвергают длительной пытке, а потом остатки тела сжигают на жертвенном камне, – она так и сказала «остатки тела». Владимира передёрнуло от отвращения.

– Черт бы их побрал! Я и не предполагал о такой зверской жестокости. Теперь я понимаю, почему вы так метко стреляли.

– Я же тебя предупреждала и советовала забрать все луки, – напомнила Ореада.

– Да, совершенно верно. Но что же мы теперь будем делать? С ними нельзя договориться?

– О чем?

– Ну… дать слово, что не будем больше нападать друг на друга.

– А разве можно верить слову? Что такое слово? Фу! – дунула она, сложив губы трубочкой.

– Как? Разве у вас нельзя верить другу? А как же вы заключаете союзы с другими племенами?

– Что такое союзы? Не пойму.

– Ну, это когда объединяются несколько племён для общей защиты, скажем, от нападения кентавров или заключают союз, чтобы сообща напасть самим на них.

– Никогда об этом не слышала. У нас каждое племя само за себя и никогда не объединяется с другим. Если какое-то племя погибает в войне с кентаврами, то другие радуются.

– Радуются? Чему?

– Тогда дикие, которые рождаются в священных рощах, идут к тому племени, которое остаётся жить, и племя от этого растёт и становиться более сильным.

– Если бы в тот день, когда на вас напали кентавры, рядом с вами находилось бы другое племя лапифов, они не пришли бы вам на помощь?

– Скорее всего, нет. Разве что, если бы опасались, что кентавры потом нападут на них самих.

– Интересный вы народ, лапифы, и как только вас земля терпит таких?

– Земля? Не понимаю.

– Я хотел сказать Кибела.

– Кибела? О! Великая Мать не оставит милостью своих детей, но никто не может знать её решений и намерений. Великая Мать любит жертвы и празднества в её честь. Ты мог навлечь гнев на себя Великой Матери, так как не хотел принимать участия в празднествах.

– Не понимаю? Каких таких празднествах?

– Ну, в рощах. Твой друг принимал участие, а ты отказался.

– Так вот оно что! И из-за этого на меня стали коситься в посёлке?

– Конечно! Нельзя проявлять такое неуважение к Кибеле! Это может принести несчастье всем.

– Почему же мне ничего не объяснили?

– Я думала, ты сам это знаешь. Потом, может быть, ты враг Великой Матери? Ты убил её стража Пифона, и она могла лишить тебя силы принимать участие в празднестве. Так думали все женщины племени. Я-то знаю, что это не так. Но мне не верили. Думали, что я говорю это только из благодарности тебе за то, что ты снял меня тогда с доски пыток. Вот они подтвердят, – она кивнула на подруг и что-то им объяснила на своём звучном, певучем языке. Те согласно закивали головой. Рея от себя что-то добавила.

×
×