Мистерия мести

— Да.

— Почему он тебя интересует?

— Я любознательный, как кошка.

— У них по девять жизней. Можешь похвастать тем же?

— Где Рудольф?

— Ты прислал мне письмо? Впрочем, не отвечай… — Ведьма скривилась. — Я поняла, что ты.

— Где Рудольф? И Тина ударила.

Магическая клетка была крепка, но желтоглазый недооценил силу загнанной в неё ведьмы и устроил защиту всего лишь второго уровня. И, наверное, удивился, когда невидимые прутья обратились в дым под безудержным напором устроенного Тиной шторма. Колдовской удар снёс тюрьму, а следующий выпад желтоглазого — тот попытался опустошить ведьму «Навским арканом» — Тина отразила артефактом. Прокатилась по грязному полу, уходя от возможных атак, одновременно восполнила запас магической энергии из «батарейки» и перешла в наступление:

— Получай!

Ослепительная молния «Эльфийской стрелы» врезалась желтоглазому в голову.

— Проклятье!

— Проклятье!

Второе восклицание принадлежало Тине, победа которой мгновенно обратилась поражением. Потому что врагов оказалось двое. Кукла и кукловод. В тёмном углу сидел голем…

«Можно было догадаться!»

Который, потеряв треть безмозглой башки, вскочил и с рычанием бросился к ведьме. Высоченный, чёрный, со светящимися стальными когтями на длинных пальцах… Тине ещё не доводилось видеть такую модель.

«Надо уходить!»

Начиная бой, ведьма не собиралась его затягивать или доводить до победы. Первый ход — освободиться, второй — отразить атаку, затем поднять уровень магической энергии, ударить напоследок, чтобы не получить «Шаровую молнию» в портал, и активизировать «Дырку жизни», прыгнув из проклятого чердака в безопасную Московскую Обитель. Однако врагов оказалось двое, и, когда ведьма била голема, кукловод сделал единственно правильный в его обстоятельствах шаг — накинул на чердак ещё одну защиту, не позволившую Тине использовать спасительный портал.

— Козёл!

— Что ты сделала с Рудольфом, тварь?!

— Урод!

Ведьма догадалась, что, пока неизвестный не получит ответа, смертельная опасность ей не грозит: он будет только сдерживать её, — и потому бросилась к дверям.

— Где Рудольф?!

А спину, словно усиливая вопрос, режут острые когти. Догадка оказалась неправильной?

Тина визжит от боли, спотыкается, заливая пыльный чердак красной кровью, и слышит истерический вопль:

— Я им не управляю!

Голова голема не была пустой, в отличие от головы мастера, который его изготовил и запихнул мозг в самое очевидное место. Тине элементарно не повезло: посланная ею «Эльфийская стрела» не вывела куклу из строя, а нарушила систему управления, превратив голема в одержимую убийством тварь.

— Беги!

Когти режут бок. Крик. Окровавленная ведьма падает в первый раз, но тут же вскакивает. Губы шепчут заклинание, пальцы, помогая им, складываются в формулу жеста, и из ладони вырывается концентрированное «Дыхание дракона». Но голем успевает ударить, и огненный поток уходит в никуда, точнее — в стену, в том направлении, которое указала отрезанная рука. Глаза Тины гаснут. Чёрный голем шинкует её длинными когтями, отчего чердак начинает напоминать разделочный цех. Кукловод выкрикивает бессвязные команды, матерится и ревёт от ярости. Занавес.

Нет, мне это не приснилось!

Мира действительно согласилась со мной поужинать! Согласилась!

Чёрт побери, я так не радовался с шестнадцати лет, когда уговорил Свету Куропаткину из первого подъезда прийти вечером послушать новый диск Мадонны. А родители на даче. А Мишка купил мне бутылку вина и свалил к дружкам. А Светка старше меня на четыре года и всё прекрасно понимает и уже умеет… Она училась на втором курсе, у неё были настоящие поклонники, и её согласие стало для меня невероятным событием. Мы встречались всего три раза, но я до сих пор…

Так. Забыть о Куропаткиной. Она давно уже Шмидт и живёт в каком-то баварском захолустье. Вернёмся к делам.

После того как закончилось наше первое с Мирой свидание на чердаке преступления, фактически — над хладным трупом, мы расстались. Она поехала по каким-то своим следственным делам, а я отправился в «Ржавый топор». Вы догадались почему. И догадались, конечно же, почему я ничего не рассказал ей об этом баре.

Потому что твёрдо знаю, до каких пределов можно смешивать рабочее и личное.

«Ржавый топор» оказался примитивным, на первый взгляд, заведением на Комсомольском проспекте: вплавился в цокольный этаж муниципального дома и был стилизован под средневековую таверну. Ну, знаете, когда бетонные стены отделаны натуральным камнем, потолок пересекают толстые, искусственно состаренные балки, мебель проще сжечь, чем передвинуть, а повсюду развешаны ненастоящие мечи, аляповатые щиты и прочий металлолом, который приличные люди давным-давно перестали замечать. Но в «Топоре» пошли ещё дальше: среди щитов, мечов и ножов владелец понавешал одиночные фотографии здоровенных мужиков и групповые фотографии здоровенных мужиков, этими самыми щитами-мечами-ножами вооруженных. Ролевики на выезде, чёрт побери!

С другой стороны, фотографии хоть как-то объясняли пошлый антураж.

Но всё это я разглядел потом, когда спустился вниз. А сначала я постоял у двери, потаращился на табличку «Закрыто», вспомнил предупреждение Стальевича, вздохнул и потянул ручку на себя. И дверь послушно открылась — первый этап плана прошёл без сучка и задоринки. Затем последовали десять ступенек вниз, ещё одна открытая дверь, и я оказался в большом сводчатом зале, подробное описание которого смотрите выше. Холл отсутствовал как таковой, вместо гардероба — вешалки у столов, а по левую руку — длиннющая, почти во весь зал, барная стойка, за которой скучал над стаканчиком чего-то бодрящего плечистый мужик, оставшийся рыжим несмотря на достаточно пожилой возраст. Обычно волосы тускнеют, но у хозяина «Топора» они оставались по-молодому яркими, что наводило на мысль о качественной краске и толковом парикмахере неподалёку.

Нет, учитывая антураж — о толковом цирюльнике неподалёку.

Как вам моя шутка? Это я готовлюсь к вечеру.

— Закрыто, — увидев меня, проскрипел бармен. — Позже будет.

— Дверь так не думает, — миролюбиво сообщил я. Сделав, так сказать, шутливый дубль.

Однако рыжий понял меня слишком прямо.

— Дверь вообще не думает, она железная.

— Хорошо, что не ржавая, — сделал ещё один заход я.

И прикусил язык. Слишком поздно сообразил, что…

— Что?!

Подумаешь, невинное замечание, откуда такая ярость?

— Пошутил, пошутил, шутка. — Я бросился спасать ситуацию: — Извините, пожалуйста, ни в коем случае не хотел обидеть вашу дверь.

Бармен пару минут разглядывал меня, всего настолько поникшего, жалкого и просящего прощения, что злоба его сама собой испарилась под натиском добродетели, и вместо: «Пшёл отсюда…!» — я услышал недовольное, но не яростное:

— Ржавым тут называют меня.

Мдя-я… С фантазией у обитателей подвала совсем плохо. Стены каменные, балки деревянные, раз рыжий, значит, Ржавый. Куда я попал?

— Ещё раз извините: ляпнул сдуру.

— Бывает.

— Обычно я веду себя деликатнее.

Бармен кивнул, показывая, что понятие «деликатность» ему не чуждо, приложился к стаканчику, откуда замечательно пахло каким-то вкусным и, очевидно, крепким ликёром, и осведомился:

— Что ты здесь забыл?

Изначально я планировал вести расследование инкогнито, не выдавая своего информатора, но из-за дурацкой оплошности пришлось задействовать «план Б».

— Стальевич сказал, что в это время вы тут скучаете в одиночестве, вот я и зашёл.

— Кто сказал?

— Евгений Стальевич, владелец…

— Я знаю! — перебил меня рыжий.

Ну, разумеется, знает, они ведь со Стальевичем входят в элитную компанию рекламодателей ночного клуба «Переплетение». Владельцы подвального бара и мелкого магазина сувениров. Дают рекламу в клубе, в который неспособен прорваться директор Мальцев со всей своей охраной, связями в полиции, Следственном комитете, ФСБ и прокуратуре, со всеми своими деньгами, в конце концов. А эти двое оставляют в «Переплетении» свои визитки.