Пять недель на воздушном шаре

– Я не жалею, – прибавил он, – о жизни, которая уходит; она принадлежит богу.

– Не теряйте надежды, – сказал ему доктор. – Мы подле вас и вырвем вас у смерти, как вырвали у ваших мучителей.

– Так много я не прошу, – кротко ответил миссионер. – Слава богу, что мне дана перед смертью великая радость пожать дружеские руки и услышать родную речь.

Миссионер снова ослабел. День прошел между надеждой и страхом. Кеннеди был очень подавлен, а Джо украдкой утирал слезы.

«Виктория» еле подвигалась; самый ветер, казалось, хотел дать покой умирающему.

Под вечер Джо объявил, что на западе виден какой-то очень яркий свет. Действительно, небо было словно в огне. На более северных широтах, пожалуй, можно было бы принять это за северное сияние. Доктор стал внимательно наблюдать за таким редким явлением.

– Это не может быть не чем иным, как действующим вулканом, – наконец, проговорил он.

– А ветер как раз. несет нас туда, – заметил с тревогой Кеннеди.

– Ну, и что же? – отозвался доктор. – Мы пролетим над ним на такой высоте, где будем в безопасности.

Прошло каких-нибудь три часа, и «Виктория» уже неслась над горами. Она была на 24° 15' восточной долготы и 4° 42' северной широты. Под нею из огнедышащего вулкана лились потоки расплавленной лавы и высоко взлетали обломки скал… Казалось, какая-то огненная влага низвергается ослепительным каскадом. Зрелище было великолепное, но опасное, ибо ветер продолжал упорно гнать «Викторию» в сторону этой раскаленной атмосферы.

Раз нельзя было обойти это препятствие, надо было перелететь через него. Горелка заработала вовсю, и «Виктория», поднявшись на высоту шести тысяч футов, пронеслась саженях в трехстах от вулкана. Умирающий миссионер мог со своего ложа созерцать действующий вулкан, откуда вырывались ослепительные снопы огня.

– Как это прекрасно, – произнес он, – и как бесконечно могущество всевышнего. Мы чувствуем его даже в самых страшных явлениях природы.

Потоки раскаленной лавы покрывали склоны горы словно огненным ковром. Нижняя часть «Виктории», отражая море пламени, сияла в ночной темноте. В корзине чувствовался сильный жар, и доктор Фергюссон стремился как можно скорее уйти от этого опасного места. К десяти часам вечера вулкан казался лишь красной точкой на горизонте, а «Виктория», опустившись в более низкую зону, спокойно продолжала свой полет.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Гнев Джо. – Смерть праведника. – Бдение над покойником. – Безводная местность. – Погребение. – Глыбы кварца. – Галлюцинация Джо. – Драгоценный балласт. – Открытие золотоносных пород. – Джо в отчаянии.

Чудесная ночь спустилась на землю. Обессиленный миссионер тихо дремал.

– Нет, он больше не придет в себя, – проговорил Джо. – А ведь он так еще молод, бедняга, ему тридцати нет.

– Да, он умрет на наших руках, – подтвердил доктор с отчаянием. – Дыхание его все слабеет, и я бессилен сделать чтолибо для его спасения.

– Ах, негодяи, – крикнул Джо, на которого иногда нападали внезапные приступы гнева. – Подумать только, что этот достойный священник нашел еще слова, чтобы пожалеть их, оправдать, простить!

– Посмотри, Джо, какую прекрасную ночь посылает ему бог, его последнюю ночь. Больше он не будет страдать.

Вдруг француз прерывающимся голосом что-то проговорил. Фергюссон подошел к нему. Умирающему было трудно дышать, он просил поднять края тента. Когда это было исполнено, он с наслаждением вдохнул в себя чистейший воздух прозрачной ночи. Звезды трепетали над ним, а луна как бы окутывала его белым саваном своих лучей.

– Друзья мои, – сказал священник слабеющим голосом. – Я ухожу. Да поможет вам бог завершить ваше дело. Да вернет он вам за меня мой долг благодарности.

– Не падайте духом, – ответил ему Кеннеди. – Это лишь временный упадод сил. Вы не умрете! Можно ли умереть в такую прекрасную летнюю ночь!

– Смерть пришла за мной, – возразил миссионер. – Я знаю. Что ж! Дайте мне встретить ее лицом к лицу. Смерть – начало вечной жизни, конец земным трудам. Поставьте меня на колени, братья, прошу вас!

Кеннеди приподнял его, но бессильное тело свалилось ему на руки.

– Боже мой, боже мой, – воскликнул умирающий проповедник. – Сжалься надо мной.

Его лицо просияло. Вдали от земли, радости которой не были им изведаны, среди ночи, посылавшей ему свой тихий свет, под небесами, к которым он взлетал, точно в каким-то чудесном вознесении, он как будто уже начал жить другой, новой жизнью.

Собравшись с силами, он благословил друзей, которые всего лишь один день как стали его друзьями, и снова упал на руки Кеннели, по лицу которого текли обильные, крупные слезы.

– Умер, – сказал доктор, наклонившись над ним. – Умер.

И три друга, точно сговорившись, опустились на колени и стали молиться.

– Завтра утром, – спустя несколько минут сказал Фергюссон, – мы похороним его в земле Африки, земле, орошенной его кровью.

Всю остальную ночь над телом по очереди бодрствовали доктор, Кеннеди и Джо. Ни единым словом не нарушили они благоговейного молчания, все плакали.

На следующее утро подул южный ветер и тихо понес «Викторию» над обширным плоскогорьем. Тут были и потухшие вулканы и бесплодные лощины. Воды кругом не видно было и следа. Нагроможденные друг на друга скалы, валуны, беловатые мергельные ямы – все свидетельствовало о полнейшем бесплодии почвы.

Около полудня доктор решил для погребения миссионера опуститься в котловину, окруженную скалами первозданных плутонических пород. Эта гористая местность была для него подходящим приютом; вместе с тем здесь были благоприятные условия для приземления «Виктории», которая за неимением деревьев не могла быть поставлена на якорь. Но теперь, как объяснил своему другу Фергюссон, для спуска было необходимо выпустить соответственное количество газа: ведь при похищении миссионера пришлось выбросить весь балласт. Доктор открыл клапан во внешней оболочке шара, часть водорода вышла, и «Виктория» спокойно опустилась на дно котловины.

Не успела она коснуться земли, как доктор сейчас же закрыл клапан. Джо прыгнул и, держась одной рукой за борт корзины, другой стал кидать в нее камни до тех пор, пока вес их не сравнялся с его собственным. Теперь уж он мог начать действовать обеими руками. И вот, когда Джо положил в корзину больше пятисот фунтов камней, доктор и Кеннеди в свою очередь сошли на землю. «Викторию» уравновесили, и теперь она не могла подняться с земли.

Фергюссон обратил внимание на то, что камней для установления равновесия потребовалось совсем немного, – они были необычайно тяжелыми. Всюду лежали обломки кварца и порфира.

«Вот так странное открытие!» – подумал про себя доктор. В это время Кеннеди и Джо в нескольких шагах от него искали место для могилы. В балке, закрытой со всех сторон, стояла невыносимая жара, словно в натопленной печке. Полуденное солнце почтл отвесно бросало в нее свои палящие лучи.

Сначала понадобилось очистить место от валявшихся на нем обломков скал. Затем была вырыта могила, достаточно глубокая, чтобы дикие звери не смогли добраться до трупа.

В эту могилу друзья благоговейно опустили тело француза; его засыпали землей и в виде памятника навалили несколько больших обломков скал.

Доктор стоял неподвижно, глубоко погруженный в свои мысли. Он даже не слышал, как товарищи звали его, чтобы отправиться вместе с ними на поиски убежища от зноя.

– О чем ты так задумался, Самуэль? – спросил Кеннеди.

– Я думаю о том, что за странные контрасты встречаются в природе и до какой степени удивительны бывают случайности. Знаете, в какой земле погребен этот человек, так мало ценивший все земные блага?

– Что ты хочешь сказать, Самуэль? – заинтересовался шотландец.

– Представьте себе: этот священник, давший обет бедности, покоится в золотом руднике…