Глава 37

Фора

Мишель ворочает рулем, как заправская гонщица. И где она наловчилась управлять такими допотопными машинами? Мимо пролетают деревья, какая-то неразличимая в темноте зелень, грузовики и запряженные волами телеги. Время от времени за окном тянутся похожие на болота рисовые чеки. Звездный свет отражается в темной воде. Молодые побеги совсем незаметны на фоне маслянистого блеска. Затем мы въезжаем на улицу пригородной деревушки и, не снижая скорости, несколько минут прыгаем по ямам вдоль одноэтажных домов с плоскими крышами. И снова по краям шоссе пыльные поля. Или рисовые чеки. Или череда пальм. Потом новая деревушка. Свет редких фонарей. Опять кукурузные поля. Чеки. Пальмы. Белый щебень на неровных обочинах. Пейзаж бесконечно однообразен. Ветер врывается в разбитые стекла. Гранулы битого стекла повсюду. Хрустят под ногами. Мешают сидеть на простреленном сидении. Ветер не приносит прохлады. Воздух пахнет тиной, пылью и гарью выхлопов. Сушит в носу. Я отворачиваюсь от окна и бездумно смотрю вперед, сквозь покрытое трещинами ветровое стекло, где деревья вокруг покрытого трещинами шоссе прыгают в яркое пятно света от единственной уцелевшей фары.

Несмотря на позднюю ночь, движение на шоссе номер пять довольно оживленное. Куда-то катятся маленькие чадящие грузовички с тусклыми, еле различимыми габаритными огнями. Тяжелые трейлеры, не давая нам пространства для обгона, натужно гудят, сотрясая все вокруг ударами тяжелых колес о неровности дороги. Лениво плетущиеся волы, меланхолично что—то пережевывая, тащат телеги с горами соломы или корзин. Редкие дорожные указатели прячутся за раскидистыми деревьями. Мишель то и дело негромко чертыхается, пытаясь разглядеть очередной знак за переплетением ветвей. Резко дергает рулем, под слепящим светом фар бросая машину на обгон по встречной полосе.

— Почти ничего не вижу, — жалуется она, щурясь. — Эти обезьяны, кажется, знать не знают, что такое ближний свет. Еще немного, и мы въедем в зад какой-нибудь телеги.

Голос ее с трудом различим сквозь шум ветра и грохот оторванного глушителя. Нам еще повезло, что в суматохе ночного боя мы наткнулись на брошенную полицейскую машину. Пришлось, правда, оттащить из-под колес труп бывшего ее владельца с простреленной головой.

— Ты уж потерпи, — кричу в ответ. — До Пириша должно быть недалеко. Нам надо добраться затемно. Днем мы будем слишком заметны.

— А что потом?

— Купим одежду и наймем катер. Поплывем на север. На острова Скалистой земли.

— Юджин, кажется, ты что-то забыл! — голос ее вязнет в рыке мотора.

— Не слышу! Повтори!

— Ты забыл про одну вещь!

— Какую?

— Посоветоваться со мной. Рассказать мне, что собираешься делать.

— Извини, — мне становится неловко. За всей этой суматохой, когда пришлось действовать не думая, как-то само собой вышло так, что я просто тащил Мишель за собой. Некогда было болтать. Ни во время перестрелки, ни потом, когда мы долго петляли по ночным улочкам, пытаясь выбраться из города. Да и после, когда мы, распугивая водителей клаксоном, судорожно дергались по забитому машинами шоссе, было не до разговоров. И вот теперь Мишель решила, что пора выяснить, кто тут главный. Конечно же, она права. Моя баронесса и так довольно долго предоставляла мне право действовать самостоятельно. Что довольно необычно для ее предприимчивой и деятельной натуры.

— Давай поговорим, когда доедем, хорошо?

Мишель на мгновенье отрывает глаза от дороги. Бросает на меня короткий взгляд. Совсем не взгляд товарища, вместе с которым попали в беду. Какой-то оценивающий. С долей досады. А может, мне просто чудится в полутьме. Но чувство, что рядом со мной сидит совершенно незнакомый человек, отчего-то не торопится покидать меня.

— Ладно! — кричит она. — Но уж будь любезен — не забудь.

— Конечно, Мишель.

И остаток пути мы едем в молчании. Я только и могу, что сочувствовать своей уставшей спутнице. Помощи от меня в такой ситуации — ноль. Я не знаю, как подступиться к этому колесному монстру. В академии нас учили пользоваться колесными джипами. Но у тех была автоматическая коробка передач — никаких рычагов в полу. Только пара педалей. Всем остальным можно было управлять с единственного подрулевого переключателя. Не говоря уже про бортовой автопилот, которому достаточно приказать, и он доставит тебя на место с минимальными затратами времени и нервов. Тут же между сиденьями торчало несколько рычагов, которыми Мишель довольно-таки активно шевелила, плюс панель управления сверкала целой россыпью кнопок, переключателей и указателей непонятного назначения. И еще тут было целых три педали. В общем, чтобы освоить управление этим чудом техники, времени у меня уже не оставалось.

Начинает светать, когда мы, наконец, проскакиваем большой плакат с надписью “Добро пожаловать в Пириш” и углубляемся в путаницу кривых улочек предместья, стараясь объехать полицейский пост у въезда в город.

— Нам нужно поближе к морю. К причалам или как там это называется.

— В порт? — уточняет Мишель.

— Нет, в порту полиция и куча охраны. Какой-нибудь причал для рыбацких лодок или прогулочных катеров. И надо спрятать машину.

— Бросить ее в трущобах — ее за час на запчасти растащат, — бросает Мишель, вглядываясь в мелькание стен и заборов.

— Все равно лучше спрятать. Где-нибудь в сарае или под деревом. Чтобы с воздуха было незаметно.

— Ладно, поняла, — кивает она.

Запах моря врывается в вонь сточных канав и гниющих помоек. Порыв ветра пахнет солью и йодом. Сворачиваем вниз по очередному переулку и сразу видим уходящее за горизонт темное зеркало. Побледневшие звезды прыгают по легкой волне. Едва заметная светлая полоска на востоке рисует неясно шевелящуюся дорогу в бездонной толще. Океан. Невольное радостное чувство касается меня, будто я встретил давнего доброго знакомого. Что с того, что я тут никогда не был? Море всюду одинаково. Враждебное, бесконечно чуждое человеку, равнодушное к его козявочным проблемкам и микробного масштаба горестям. И одновременно великое, щедрое к смелым, все понимающее, судящее неразумных чад своих строго и беспристрастно. Море для меня — эквивалент бога. Однажды этот бог не дал мне умереть, посылая мне глупых летучих рыб. Скажете, поди, что взамен он лишил меня разума? Он на то и бог, чтобы самому определять меру оплаты своих услуг. “Привет”, — тихо шепчу, стараясь, чтобы Мишель не заметила моего детского суеверия.

×
×