Глава 19

Моя полиция меня бережет

Визор демонстрирует кадры из скандально популярного концерта новой звезды — Юджина Уэллса. Резкие запахи и громкая музыка наполняют дежурку спецотряда полиции Миттена. Пятна цветных огней играют на лицах расслабленно раскинувшихся в креслах бойцов. Шлемы сняты, амуниция поверх полурасстегнутой брони, пустые подсумки. Из оружия — только пистолеты. Тяжелое вооружение и боеприпасы получаются непосредственно после поступления вводной. Дежурная смена — десять человек — в состоянии трехминутной готовности. Через три минуты после поступления сигнала тревоги их десантный коптер специальной модификации, помаргивая габаритными огнями, бесшумно покинет крышу полицейского управления. Бойцы, потягивая чай со льдом, лениво перекидываются словами, обсуждая концерт.

— Интересно, откуда этот фрукт свалился к нам на самом деле? — ни к кому не адресуясь, спрашивает старшина Барков. — Столько шума из-за этого засранца.

— Брось, Сэм. Парень дает жару, чего еще надо-то? — отмахивается рядом сидящий боец.

— Ага, жару. Ты знаешь, сколько наших парней на том концерте покалечили? — не успокаивается старшина.

— Да ладно тебе. Ну, не он же их потоптал. Это все стадо богатых придурков, — успокаивающе говорит третий, не сводя глаз с шевелящейся посреди комнаты голограммы.

— А завел их кто?

— Не он, так кто-то другой бы их завел. На этих концертах всегда что-то случается. Парни знают, на что идут, когда в третий батальон устраиваются. У них что ни день — то демонстрация или концерт. Оттого и потери. Зато и оклад у них с надбавкой, и страховка — тебе такая и не снилась, — говорит капрал Кох. — Нет, ты глянь, что вытворяет! — причмокивает он губами.

— Музыка необычная какая-то. Я и не слышал такой, — завороженно глядя на мельтешащие в воздухе лица и руки, качает головой рядовой Либерман.

— Точно говорю — сволочь он, — набычившись, бурчит Барков. Зло цедит чай, отвернувшись к фальшивому окну с видом ночного города.

— Семен прав, — поддерживает старшину сержант Тринтукас, крепкошеий, поджарый, с голубыми навыкате глазами блондин. — Такие ублюдки, как этот Уэллс, на нашей крови бабки стригут. Будь моя воля — мочил бы таких.

— Отставить спор. Расслабились? Заняться нечем? Первая и вторая группы — бегом марш на тренинг. Комплекс номер три, пять проходов. Третья группа — комплекс номер пять, — резко говорит командир взвода, старший дежурной смены.

— Да ладно, лейтенант, мы ж так просто, трепались, — пытается возражать Барков. — Нам еще всю ночь тут сидеть. Не вонять же нам до утра после полосы.

— Что-то не ясно, старшина? — сужает глаза старший группы.

— Никак нет, лейтенант, сэр! Все ясно! — чеканит старшина, вскакивая.

Через полчаса интенсивных занятий на искусственной полосе препятствий в спортзале этажом выше, взмокшие бойцы одинаково ненавидят и Баркова, и Юджина, и лейтенанта.

Десятью этажами ниже, в комнате отдыха при дежурной части городского управления полиции, капитан Карванен тоже смотрит визор перед тем, как вздремнуть пару разрешенных часов. Презрительно кривит губы, глядя на буйство людей в огромном зале. “Сволочь”, — цедит он сквозь зубы.

Сон не идет. Лежу, не раздеваясь, поверх нежного атласного покрывала. Отбрасываю в сторону ненормально мягкую подушку. Закладываю руки за голову.

— Не понимаю тебя, Триста двадцатый. Зачем нам питаться консервами?

— Это необходимо из соображений безопасности.

— Хорошо, я попрошу Мариуса отправить кого-нибудь в магазин. Ты считаешь, что еду в ресторане могут отравить? Ее ведь проверяют, перед тем, как привезти ее нам. Яд сразу будет обнаружен.

— Я считаю, что питаться консервированной пищей и бутылированной водой будет безопаснее.

— Ситуация ухудшилась, да?

— Я только предполагаю это.

— Ты не доверяешь охране? Почему?

— Я не могу ответить. Извини, — следует неуверенный ответ после небольшой паузы.

— Я устал от твоих недомолвок, Три-два-ноль. Я чувствую себя марионеткой. Ты используешь меня?

— Ответ отрицательный. Ситуация под контролем.

— Триста двадцатый.

— Слушаю.

— Мне начинает казаться, что кто-то из нас в моем теле лишний.

— Я знаю об этом твоем ощущении. Ты не прав.

— И тебе больше нечего добавить? Влез в меня и командуешь! Ты же не только меня подставляешь. Ты и Мишель в это дерьмо втравил!

— Я прошу тебе довериться мне.

— Ты в который раз просишь это, чертова жестянка, и с каждым днем становится только хуже!

— Юджин, я ведь мог и устранить из твоей памяти эту информацию. Ты сам это знаешь. Я стараюсь быть честным с тобой.

— Триста двадцатый, я ощущаю, как вокруг нас с Мишель что-то происходит. Словно воздух сгущается. Опасность всюду. В каждом взгляде. В каждом встречном человеке. Все эти трупы, взорвавшиеся машины, падающие лифты. Это страшнее, чем на войне. Там хоть знаешь, откуда тебе угрожают.

— Я понимаю. Завтра должно стать легче.

— Ты уверен?

— С вероятностью в восемьдесят семь процентов. Это высокая вероятность.

— Что-то сомневаюсь я, чтобы то, что вокруг творится, кончилось само по себе.

— Возможно, ты прав.

— Что?

— Ты слышал. Что за привычка переспрашивать? Вы, люди, так нерациональны! — холод сквозит внутри от слов совершенно незнакомого существа.

— В чем ты сомневаешься, жестянка!

— Не называй меня жестянкой. Металл больше не составляет значительную часть моей массы.

— Не уходи от ответа, чертов робот! В чем я прав?

— В том, что масштаб необъяснимых событий возможно превысил критическую массу и последствия этих событий могут воздействовать на тебя и Мишель после устранения непосредственной физической угрозы со стороны Кролла.

— Умеешь ты обрадовать.

— Уж какой есть. Но это только предположение.

— Понятно. Знаешь, мне не очень хочется задумываться о том, что будет потом. Разобраться бы с текущей проблемой. А как дойдет дело до следующей, тогда и возьмемся за нее. Что скажешь?

— Скажу, что все вы, люди, склонны откладывать подальше то, что их тревожит. Или то, что потребует больших усилий для реализации. Иррациональность — это так свойственно вам.

×
×