Торговец пушками

Мой дантист держит на столике в приемной целую кипу номеров «Сельской жизни», так что я примерно представляю, на сколько может потянуть такой домишко. Сорок спален, в часе езды от Лондона. Сумма, недоступная моему воображению.

От нечего делать я начал прикидывать, сколько же надо лампочек, чтобы осветить такое местечко, но тут один из Карлов схватил меня за шиворот и выдернул из машины с такой легкостью, будто я был сумкой для гольфа, причем почти без клюшек.

13

Любой человек старше сорока – негодяй.

Джордж Бернард Шоу

Меня провели в комнату. Красную. С красными обоями, красными шторами и красным ковром. Мне сообщили, что здесь можно посидеть. Я слегка подивился тому, что у комнаты столь узкое предназначение. Здесь не только посидеть можно было, но и ставить оперы, устраивать велогонки и отрываться по полной с играми в «летающую тарелочку». Причем проделывать все одновременно. Даже не сдвигая мебель.

В такой комнате мог даже пойти дождь.

Какое-то время я поболтался у двери, разглядывая картины, пепельницы и тому подобное, но вскоре мне это наскучило, и я решил отправиться в дальний угол, к камину. Где-то на полпути пришлось остановиться и немного передохнуть – все-таки годы берут свое, – но не успел я присесть, как двойные двери вдруг распахнулись и до меня донеслось бормотание одного из Карлов и местного мажордома, облаченного в черный пиджак и серые брюки в полоску.

Оба то и дело поглядывали в мою сторону. Закончив бурчать, Карл кивнул и попятился из комнаты.

Мажордом двинулся в мою сторону – на мой взгляд, без какого-либо умысла – и где-то с двухсотметровой отметки окликнул:

– Не хотите ли чего-нибудь выпить, мистер Лэнг?

– Виски, пожалуйста, – прокричал я в ответ. Пусть знает наших.

Преодолев стометровку, дворецкий тормознул у одного из промежуточных столиков, открыл серебряный портсигар и вытащил сигарету. Закурив, прислуга продолжила свой путь.

По мере приближения мне удалось рассмотреть его получше. Где-то за пятьдесят, приятной, хотя и несколько комнатной наружности и с каким-то необыкновенным лоском в лице. Свет торшеров и канделябров, отражаясь, играл у дворецкого на лбу, словно тот был намазан маслом. Однако я почему-то сразу понял, что никакое это не масло и даже не сальные выделения, а самый настоящий аристократический лоск.

До меня оставалось еще ярдов десять, когда он с улыбкой протянул руку. Сам того не сознавая, я вскочил на ноги, готовый принять его словно старого друга.

Его рукопожатие оказалось горячим и сухим. Сжав мой локоть, он направил меня обратно на диван, а сам примостился рядом. Наши колени почти соприкоснулись. Если он всегда садится так близко к гостям, то я должен сказать, что средства, вбуханные в комнату, явно не оправданы.

– Умри, – во второй раз за вечер услышал я. В комнате повисла пауза. Уверен, вы сами понимаете – почему.

– Прошу прощения?

– Наим Умре, – сказал он, а затем какое-то время терпеливо наблюдал за мной, пока я перестраивал буквы у себя в голове. – Очень рад. Очень.

Голос у него был мягкий, выговор – образованный. У меня возникло такое чувство, что с тем же успехом он может заговорить еще на дюжине других языков. Умре стряхнул пепел с сигареты куда-то в направлении вазы и наклонился ко мне:

– Рассел мне много о вас рассказывал. Должен признаться, в душе я не раз вам аплодировал.

Теперь, разглядев его хорошенько вблизи, я мог точно сказать две вещи о мистере Умре: он не был мажордомом, а лоск на его лице свидетельствовал о больших деньгах.

Нет, его не купили за деньги. Просто этот лоск и был деньгами. Деньгами, которые мистер Умре вдыхал, ел, носил, на которых ездил. Денег было так много, что они сочились сквозь поры его кожи. Вы, наверное, подумаете, что такого не бывает, но поверьте, деньги сделали его настоящим красавцем.

Мистер Умре весело рассмеялся.

– Нет, честно. Вы знаете, Рассел – очень достойный человек. Я вполне серьезно: очень, очень достойный. Но иногда мне кажется, что неудачи ему только на пользу. Я бы сказал, он несколько склонен к самонадеянности. Что же до вас, мистер Лэнг, то у меня такое чувство, что вы – как раз то, что нужно людям вроде Рассела.

Черные глаза. Черные-пречерные. С черной окантовкой у век – по идее, это должно было являться тушью, но не являлось.

– Вы, – продолжал Умре с широкой улыбкой, – кажется, мешаете очень многим. Думаю, именно поэтому Господь и привел вас к нам, мистер Лэнг. Как вы полагаете?