77  

– Да, Ронни, скорее всего, они попытаются это сделать. Я не могу лгать тебе об этом.

– А о чем можешь?

Отличная реакция, только не думаю, что она действительно хотела задать такой вопрос.

– Это далеко не первый раз, когда меня пытаются убить, Ронни. До сих пор у них не получилось. Я знаю, ты считаешь меня лентяем, неспособным даже купить себе продукты, но зато я могу позаботиться о себе другими способами. – Я сделал паузу – посмотреть, не улыбнется ли она. – В конце концов, найду какую-нибудь шикарную блондинку со спортивной машиной. Вот она-то и позаботится обо мне.

Ронни подняла глаза и почти улыбнулась.

– У тебя уже есть одна такая, – сказала она и полезла за кошельком.

Пока мы сидели в ресторане, пошел дождь, и, поскольку Ронни оставила верх машины открытым, нам пришлось нестись по Мэйферу со всех ног, чтобы спасти ее кожаные кресла от «Коннолли».

Я как раз возился с защелками складной крыши, пытаясь разобраться, как бы половчее заполнить шестидюймовый промежуток между рамой и лобовым стеклом, когда почувствовал на плече чью-то руку.

– А ты еще что за ком с горы? – спросил незнакомый голос.

Медленно выпрямившись, я оглянулся. Он был примерно моего роста и не так уж далеко обогнал меня по возрасту. Зато в смысле богатства обскакал изрядно: сорочка с Джермин-стрит, костюм с Савил-Роу, а выговор – из одной из самых дорогих частных школ. Ронни вынырнула из багажника, где она пыталась сложить автомобильный чехол.

– Филип.

В общем-то, ничего другого я и не ожидал услышать.

– Что это за хрен? – снова спросил Филип, не сводя с меня глаз.

– Здравствуйте, Филип.

Я старался быть вежливым. Честное слово, старался.

– Иди в жопу! – ответил Филип. И повернулся к Ронни: – Это и есть тот говнюк, что выдул мою водку?

Группка туристов в ярких анораках остановилась и заулыбалась, глядя на забавную троицу и, видимо, надеясь, что мы просто старые добрые друзья. Я тоже на это надеялся, но иногда одной надежды мало.

– Филип, прошу тебя, не будь занудой. Ронни с силой захлопнула багажник и обошла машину. Я же, напротив, постарался отодвинуться, а потом и убраться с глаз долой. Быть втянутым в чужую предсвадебную склоку – последнее дело. Но от Филипа оказалось не так-то просто отвертеться.

– Ты куда это, мудила, намылился?

– Туда.

– Филип, перестань.

– Слышь, ты, член с ушами, кто ты такой, а?

Правой рукой он цапнул меня за лацкан. Крепко цапнул, но не более. Я посмотрел на его руку, затем перевел взгляд на Ронни, давая ей возможность помешать тому, что назревало.

– Филип, пожалуйста, не будь таким идиотом. Безусловно, это была самая неудачная из всех неудачных фраз, что Ронни могла придумать. Когда мужчина сам загоняет себя в угол, последнее, чем можно его притормозить, – это обозвать его идиотом. Я бы на ее месте извинился, или погладил бы его по головке, или улыбнулся. В общем, сделал бы все, дабы подавить прилив тестостерона.

– Я задал тебе вопрос, – не унимался Филип. – Ты кто такой? Чтобы лакать из моего бара и отираться в моем доме?

– Уберите руку, пожалуйста, – сказал я. – Вы помнете мне куртку.

Видите, очень благоразумно. Никаких запугиваний, никаких яростных воплей – ничего такого, что могло бы дать лишний повод. Простая забота о куртке. Очень по-мужски.

– Да по барабану мне твоя куртка! Ты что, не понял, урод?

Что ж, значит, так тому и быть. Теперь, когда все дипломатические каналы испробованы, придется выбрать насилие.

Сначала я просто оттолкнул его от себя. Он, разумеется, и не подумал отцепиться – обычное дело в такой ситуации. Тогда я отступил назад и чуточку в сторону, так, что ему пришлось вывернуть кисть. Как бы невзначай я положил ладонь на его пальцы, вцепившиеся в мой лацкан, выставил локоть и через миг с силой надавил им на его руку. Если кому интересно, в айкидо такой прием называется «никкио» – колоссальная боль практически без усилий.

Лицо Филипа цветом стало походить на свежевыпавший снег. Он пригнулся, отчаянно пытаясь ослабить давление на лучезапястный сустав. Я отпустил его прежде, чем он рухнул на колени – в расчете, что чем меньше унижений выпадет на его долю, тем меньше он будет ерепениться. А еще мне совсем не улыбалось, чтобы Ронни до вечера простояла подле него на коленях, причитая: «Ну же, ну, кто тут у нас храбрый мальчик?»

– Прошу прощения, – сказал я и неуверенно улыбнулся, словно и сам не понял, как это все вдруг произошло. – Вы в порядке?

  77  
×
×