Зов ангела

Джонатан поднял голову от экрана. В течение часа он был погружен в извилистые блуждания своих мыслей, безуспешно пытаясь взломать пароль Маделин. Он просмотрел большую часть ее почты, терпеливо пропуская через себя информацию и пытаясь найти соответствующий индекс.

— Пойди надень свитер, дорогой, — сказал он, протягивая сыну бумажное полотенце, чтобы тот вытер нос, из которого текло, как из фонтана.

Солнце исчезло, уступив место густому белому туману, покрывшему улицы и парк, на который выходила терраса. Не зря Сан-Франциско называли Городом туманов. Это, кстати, была одна из тайн: густой туман мог окутать весь город с его Золотыми Воротами всего за несколько минут.

Когда Чарли вернулся, одетый в толстую водолазку, Джонатан посмотрел на часы.

— Алессандра не опоздает. Тебе хочется пойти посмотреть мюзикл «Злая» вместе с ней?

Мальчик утвердительно кивнул и тут же воскликнул:

— Вот она! — И он принялся прыгать от радости при виде своей няни.

Студентка была дочерью Сандро Сандрини, владельца одного из старейших итальянских ресторанов в этом квартале. Она училась в Беркли, и каждый раз, когда Чарли приезжал в Калифорнию, Джонатан обращался к ее услугам.

Он поприветствовал девушку, и тут телефон завибрировал в его руке. Он посмотрел, что появилось на экране, и узнал знакомые цифры номера своей бывшей жены!

— Алло?

Франческа нейтральным голосом объяснила, что пыталась до него дозвониться и попала на некую парижанку, которая рассказала ей об обмене мобильниками. Она просто хотела убедиться, что все хорошо, и поговорить с Чарли.

— Это твоя мать, — сказал Джонатан и передал телефон сыну.

8

Те, кого любят

Иногда это тоже любовь: отпустить тех, кого любишь.

Джозеф О'Коннор

Округ Сонома

Калифорния

Воскресенье, утро

— Ты не любишь больше маму, ведь так? — спросил Чарли.

«Остин» летел вдоль извилистого берега Тихого океана.

Джонатан и его сын встали на рассвете. Они выехали из Сан-Франциско по хайвэю № 1, проходящему последовательно мимо пляжа Мьюир-Бич с черным песком и богемной деревни Болинас, жители которой в течение десятилетий уничтожали все указатели, чтобы защитить себя от массового туризма.

— Так ты все еще любишь маму? — переформулировал свой вопрос ребенок.

— Почему ты задаешь мне этот вопрос? — спросил Джонатан, убавляя звук радио.

— Потому что я знаю, ты скучаешь по ней, а она хочет, чтобы мы опять жили втроем.

Джонатан покачал головой. Он всегда старался, чтобы его сын не думал, что разлука с его матерью может быть временной. По опыту он знал, что ребенок часто сохраняет тайную надежду, что его родители вновь сойдутся однажды, и ему не хотелось, чтобы Чарли жил в этой иллюзии.

— Забудь об этом, дорогой. Этого не будет.

— Но ты мне не ответил, — заметил мальчик. — Ты ее еще немного любишь или нет?

— Слушай, Чарли, я знаю, что это трудно для тебя и что ты страдаешь в сложившейся ситуации. Мои родители разошлись, когда я был в твоем возрасте. Как и тебе, мне было очень грустно, и я упрекал их за то, что они не приложили усилий, чтобы примириться. Я готов признать, что мы все трое были счастливы, когда твоя мама и я любили друг друга. К сожалению, истории любви не вечны. Это так. И тут важно, чтобы ты понимал, что то время уже позади и оно не вернется.

— Кхм…

— Мама и я, мы друг друга очень любили, и ты — плод этой любви. Только из-за этого я никогда не пожалею о том времени.

— Кхм…

Джонатан никогда не говорил сыну, что Франческа — плохая мать. Да, он мог обвинить ее в том, что она оказалась неверной женой, но она все же была для Чарли прекрасной матерью.

— В отличие от связей внутри пары, связи между родителями и детьми длятся всю жизнь, — продолжил он, дословно используя советы психологов, которые ему доводилось читать. — Тебе не придется выбирать между нами: твоя мать всегда будет твоей матерью, а я всегда буду твоим отцом. Мы оба ответственны за твое образование, и мы всегда будем рядом с тобой, как в счастливые моменты твоей жизни, так и в трудные времена.

— Кхм…

Джонатан посмотрел на пейзаж через лобовое стекло. Дорога, извилистая и дикая, шла вдоль океана. Скалистые утесы, обдуваемые ветрами, делали эти места больше похожими на Великобританию или Ирландию, чем на Калифорнию.

Он чувствовал себя виноватым в том, что не смог найти в разговоре с сыном более точные слова. Для Чарли развод его родителей был внезапным и неожиданным. До этого момента Джонатан старался никогда не вводить его в подробности своих отношений с его матерью, но было ли это правильным решением? Да, конечно же: ведь как было объяснить ребенку всю сложность брачных отношений и разрушительную силу измен? Несмотря на это, он решился уточнить:

— Я не отрицаю прошлое, но однажды я вдруг понял, что твоя мама — больше не та женщина, которую я думал, что знаю. В течение последних лет нашего брака я был влюблен в иллюзию. Ты понимаешь?

— Кхм…

— Кончай эти свои «кхм»! Ты понимаешь или нет?

— Я не уверен, — ответил ребенок, сделав смешную гримасу.

«Черт, и зачем я ему это сказал?..» — пожалел Джонатан.

Они проехали мимо стада коров и прибыли в пункт назначения: небольшую рыбацкую деревушку Бодега-Бэй. Расположенная в шестидесяти километрах к северо-западу от Сан-Франциско, она стала известна всему миру с тех пор, как Альфред Хичкок снял здесь большинство сцен из своего фильма «Птицы».

Этим зимним утром прибрежный городок медленно оживал. Они припарковались на почти пустой стоянке. Чарли вышел из машины и побежал к причалу, чтобы посмотреть на морских львов, которые грелись на солнце, испуская крики удовлетворения.

В порту несколько палаток предлагали еще шевелящихся ракообразных, а под навесами ресторанов уже покачивались в креслах-качалках местные старожилы, наслаждаясь, несмотря на ранний час, гигантскими крабами и клем-чаудером.[15]

Как он и обещал сыну, Джонатан арендовал лодку, напоминавшую небольшую марсельскую барку.

— Давай, дружище, прямо руля!

Водная гладь была спокойной, идеально подходящей для плавания.

Посудина отошла от берега, а потом остановилась в двух милях от порта. Чарли вытащил свою удочку и с помощью отца насадил червя на крючок, после чего забросил наживку в море.

Джонатан проверил мобильник Маделин, но эта часть страны была вне зоны действия сети. Продолжая следить краем глаза за сыном, он закурил сигарету и с наслаждением затянулся, любуясь птицами, летавшими вокруг лодки. Конечно, Хичкока это не могло не вдохновить: место было буквально наводнено чайками, бакланами, крачками, чьи крики смешивались с противотуманными сигналами лодки.

— Эй, почему ты куришь, если от этого умирают? — спросил Чарли.

Джонатан сделал вид, что не расслышал, и сам спросил:

— Клюет?

Но ребенок решил не отказываться от крестового похода против табака.

— Я не хочу, чтобы ты умер, — сказал он, и его глаза стали влажными.

Джонатан вздохнул.

«Как с этим бороться?»

Он сдался, сделал последнюю затяжку и притушил окурок.

— Доволен?

— Доволен! — ответил мальчик, и выражение лица у него мгновенно стало веселым.

* * *

А в это время в Довилле…

Комнатные часы только что пробили семь часов вечера.

Дрова потрескивали в камине. Рафаэль и его отец соревновались друг с другом у бильярдного стола. Сидя на диване из мягкой кожи, Маделин механически кивала головой, вполуха слушая болтовню Изауры — своей будущей свекрови, в то время как Султан, английский кокер, с любовью пускал слюни на ее новые туфли.

Снаружи шел дождь, он стучал по окнам с самого полудня.