Зов ангела

Чтобы оказать вам услугу, недотепа!

Я вижу, что вы такой же хам в эсэмэсках, как и на словах! А вы ресторатор, Джонатан?

Да.

В таком случае у вашей забегаловки есть новый заказ: столик на двоих завтра вечером на имя месье и мадам Стржешовски. Короче, это то, что я поняла из их сообщения, но прием был неважный…

Очень хорошо. Спокойной ночи.

В Париже сейчас семь утра…

Джонатан покачал головой от досады и спрятал телефон во внутренний карман своего пиджака. Эта женщина определенно раздражала его.

* * *

Сан-Франциско

21.30

Древняя «Рено 4» ярко-красного цвета сошла с автострады 101 и съехала на дорогу, ведущую к даунтауну. Драндулет тащился, как теленок по Эмбаркадеро, создавая впечатление движения в замедленном темпе. Хотя отопление и работало на полную, окна машины были затуманены испарениями.

— С этой твоей ржавой рухлядью мы вот-вот свалимся в кювет, — проворчал Джонатан, сжавшись на пассажирском кресле.

— Нет, она еще помурлычет, моя крошка, — начал защищаться Маркус. — Если бы ты знал, как я ее обожаю!

Спутанные волосы, густые брови, восемнадцатидневная борода и набухшие веки как у мультяшного пса Друпи: Маркус, казалось, телепортировался из другой эпохи, из доисторических времен, а порой казалось, что и с другой планеты. Плавая в мешковатых штанах и гавайской рубашке, открытой до пупа, его низкорослая фигура, казалось, была специально изогнута, чтобы вписаться в интерьер его автомобиля. Обутый в пару шлепанцев, он управлял машиной одной ногой — пяткой, стоявшей на сцеплении, и пальцами, перемещавшимися с педали газа на педаль тормоза.

— А мне нравится машина дяди Маркуса! — откликнулся Чарли, заерзав на заднем сиденье.

— Спасибо, малыш! — ответил тот, подмигивая мальчику.

— Чарли! Пристегни ремень и прекрати елозить, — приказал Джонатан. Затем, повернувшись к другу, он спросил: — Ты был в ресторане сегодня днем?

— Э-э… Мы же сегодня закрыты, разве нет?

— Но ты хотя бы взял на себя доставку уток?

— Каких еще уток?

— Утиных ножек с рукколой, что поставляет нам Боб Вудмарк по пятницам!

— А! А я-то думал, про что такое я забыл!

— Чертов осел! — рассердился Джонатан. — Как можно было забыть то единственное, что я попросил тебя сделать?

— И чего так все драматизировать… — проворчал Маркус.

— Ах вот как! Пусть Вудмарк и невыносим, но его фирма поставляет нам наши лучшие продукты. Если ты его прокатил, он рассердится и больше не захочет иметь с нами дело. Сделай крюк через ресторан: бьюсь об заклад, что он оставил свой груз на заднем дворе.

— Я смогу посмотреть сам, — уверил его Маркус. — А сначала я отвезу вас до…

— Нет! — перебил его Джонатан. — Ты несчастный бездельник, на которого невозможно положиться, так что я возьму все в свои руки.

— Но малыш же уже никакой!

— Нет, нет! — обрадовался Чарли. — Я хочу поехать в ресторан, я тоже!

— То есть решено, — отрезал Джонатан. — Поверни на Третью улицу, — приказал он, вытирая рукавом конденсат на лобовом стекле.

Но старая «Рено 4» не любила сворачивать со своего маршрута. Ее узких шин не хватало для хорошего сцепления, и внезапное изменение направления движения чуть не спровоцировало аварию.

— Ты же совсем не можешь контролировать это свое безобразие! — взревел Джонатан. — Блин, ты убьешь нас!

— Я делаю, что могу! — заверил его Маркус, выворачивая руль под звуки раздраженных клаксонов.

Лишь поднявшись по Кирни-стрит, драндулет обрел подобие стабильности.

— Ты в таком состоянии потому, что увидел мою сестру? — спросил Маркус после долгого молчания.

— Франческа всего лишь твоя сводная сестра, — поправил его Джонатан.

— Как там она?

Джонатан посмотрел на него с враждебностью.

— Если ты думаешь, что мы болтали…

Маркус знал, что эта тема болезненна для его друга, и не стал настаивать. Он сосредоточился на вождении, и вскоре они достигли Коламбус-авеню, где он припарковал свою «крошку» перед пивной «Френч Тач» на углу Юнион-стрит и Стоктон-стрит.

Как Джонатан и думал, Боб Вудмарк оставил свой груз на заднем дворе ресторана. Двое мужчин тут же подхватили ящики и поместили их в холодильную камеру, а потом пошли проверить, все ли в порядке в главном зале.

«Френч Тач» представлял собой кусок шестиугольника в центре Норт-Бич, итальянского квартала Сан-Франциско. Небольшое, но очень приятное, это место воспроизводило интерьер французского бистро 30-х годов: деревянные панели, лепнина, мозаичные полы, огромные зеркала в стиле «бель эпок», старые афиши Жозефины Бейкер, Мориса Шевалье и Мистенгетт. Заведение предлагало традиционные блюда французской кухни, неприхотливые и лишенные каких-либо претензий. На доске, висевшей на стене, можно было прочитать: «Пирог из улиток с медом, филе утки с апельсинами, торт Тропезьен…»

— А можно мне мороженое, папа? — спросил Чарли, усаживаясь перед оцинкованной стойкой, шедшей вдоль всего зала.

— Нет, дорогой. Ты его уже съел несколько кило в самолете. И потом, уже очень поздно, и тебе давно пора быть в постели.

— Но ведь праздники…

— Ну Джон, будь добряком! — попросил Маркус.

— О нет, еще и ты теперь!

— Но это же Рождество!

— Два мелких зануды! — не смог удержаться от улыбки Джонатан.

Он занял место в углу ресторана, за прилавком открытой кухни, которая позволяла гостям принять участие в приготовлении пищи.

— Что сделало бы тебя счастливым? — спросил он у сына.

— «Белая Дама»! — в восторге закричал малыш.

«Повар» с ловкостью сломал несколько плиток темного шоколада, размельчил их в небольшой миске, которую потом поставил растапливаться в водяной бане.

— А тебя? — спросил он Маркуса.

— Можно было бы открыть бутылочку вина…

— Если хочешь.

Широкая улыбка озарила лицо Маркуса. Он с энтузиазмом направился в свое любимое место: в подвал ресторана.

В это время под жадными взглядами Чарли Джонатан положил в чашку два шарика ванильного мороженого, добавив к нему безе. Как только шоколад расплавился, он добавил в него ложку сливок, потом полил горячим шоколадом мороженое и покрыл все это взбитыми сливками, а сверху еще посыпал поджаренным миндалем.

— Наслаждайтесь! — сказал он, втыкая небольшой бумажный зонтик в купол из крема.

Отец и сын устроились за столом, прижавшись друг к другу на мягком диване. Чарли, с блеском в глазах, вооружился длинной ложкой и начал дегустацию.

— Посмотрите на это чудо! — воскликнул Маркус, возвращаясь из погреба.

— «Screaming Eagle»[3] 1997 года! Ты что, сошел с ума? Эти бутылки у нас только для гостей! — возмутился Джонатан.

— Давай! Это будет мой рождественский подарок, — уговаривал его Маркус.

После чисто формального сопротивления Джонатан все же согласился открыть дорогое вино. В любом случае это было лучше, чем если бы Маркус пошел выпить куда-нибудь в другой ресторан. Так, по крайней мере, можно было за ним следить. В противном случае канадец мог бы начать турне по барам, а когда он находился под воздействием алкоголя, немедленно что-то случалось и стихийные бедствия происходили одно за другим. Бывало, что собутыльники пользовались добротой и доверчивостью Маркуса, чтобы обыграть его в покер и заставить подписать расписки по фантастическим долгам, которые Джонатану потом приходилось как-то урегулировать.

— Полюбуйся цветом этого нектара! — восхитился Маркус, переливая вино в графин.

Маркус, внебрачный ребенок отца Франчески и кантри-певицы из Квебека, после смерти своего отца, богатого нью-йоркского бизнесмена, не получил ни сантима. Его мать умерла недавно, и он продолжал поддерживать отношения с Франческой. Оставшись без гроша в кармане, он жил в полной беззаботности, безразличный к своей внешности, не обращая внимания на правила этикета и законы жизни в обществе. Он спал по двенадцать часов в день, иногда помогая в ресторане. Но жизненные стрессы и график работы, казалось, его совершенно не трогали. Не от мира сего, в равной степени наивный и милый, он был трогательным, хотя последствия его безответственности часто выглядели весьма утомительными для того, кто привык управлять своей повседневной жизнью.