* * *

Вне себя от ярости, Маделин подошла к стойке и заказала себе двойной виски, который смешала потом с ананасовым соком. Глубокий, раскатистый голос Леонарда Коэна сменил мелодичный гитарный мотив «Битлз». «Ты нужна мне», — пел Джордж Харрисон. Эту легкую, немного наивную мелодию «третий из битлов» написал для Пэтти Бойд, пока они еще были вместе и она не ушла к Эрику Клэптону.

Маделин вернулась с коктейлем за столик. Она посмотрела в окно, и ее взгляд надолго задержался на этом странном мужчине, которого она знала всего неделю, но при этом постоянно о нем думала, так что ее чувства можно было вполне сравнить с помешательством. Зябко кутаясь в пальто, он смотрел на небо. В белом свете фонаря он выглядел странно: будто печальный ребенок. Было в нем что-то трогательно-милое. Обаяние ли, приятное лицо, располагающее к доверию, — она не могла сказать точно, просто весь его образ сквозил искренностью и добротой. Он тоже посмотрел на нее, и вдруг что-то произошло. Маделин почувствовала, как у нее по коже побежали мурашки; желудок внезапно скрутило узлом. Постепенно она начала ощущать и кое-что другое: быстрый стук сердца, дрожащие колени, бабочек в животе.

Она была совершенно сбита с толку и с удивлением спрашивала себя: что это за странное волнение, откуда оно? Она не могла с собой ничего поделать и, будто зачарованная, неотрывно смотрела на Джонатана. Лицо его казалось ей теперь таким знакомым, будто они знали друг друга всю жизнь.

* * *

Джонатан глубоко затянулся и выпустил изо рта облачко сизого дыма. Оно надолго зависло в морозном воздухе и растворилось лишь спустя много времени. Почувствовав, что Маделин смотрит на него, он обернулся, и впервые их взгляды встретились по-настоящему.

Эта женщина… Он знал, что под ее ледяной маской скрывается чувствительная многогранная личность. Именно благодаря ей Джонатану удалось выйти из своей жуткой депрессии. И вновь он почувствовал те незримые узы, что связывали их. Они питали друг к другу страсть, почти неудержимую, проникаясь самыми сокровенными тайнами, выставляя напоказ все свои недостатки, уязвимость, упрямство, открывая друг другу свои слабые и сильные стороны, и находили все больше схожих черт.

* * *

Несколько секунд они пребывали в абсолютной гармонии. То было озарение, вспышка, жизненный инстинкт. И даже несмотря на все сложности, несмотря на неоспоримые проблемы, что отделяли их друг от друга, они не могли не признать, что все это время были родственными душами — духовными близнецами, которые однажды встретились и вопреки всему смогли воссоединиться. Теперь все то, что происходило между ними, воспринималось как очевидный факт, импульс, алхимия. Первобытное чувство сродни страху или детским мечтам. Головокружительная уверенность в том, что ты наконец нашел человека, способного заполнить пустоту внутри тебя, заглушить твои страхи и полностью исцелить старые кровоточащие раны.

* * *

Будучи не в силах больше сопротивляться этому новому чувству, Маделин отдалась ему полностью, без остатка. Волнение было неописуемым. Пожалуй, подобное ощущение можно было сравнить с прыжком в бездну, когда при тебе нет ни парашюта, ни страховки. Она снова подумала об их первой встрече. Если бы не случайное столкновение в аэропорту, ничего бы этого не было. Все пошло бы по-другому, не перепутай они свои телефоны. Если бы она пришла в кафе на полминуты раньше или позже, они бы никогда не встретились. Это было предначертано им свыше. По иронии судьбы случилось так, что они сблизились в решающий момент. Это был зов ангела, так говаривала ее бабушка…

* * *

Джонатан стоял в ночи, как громом пораженный. Внутри его бушевал огонь, негасимое пламя, которое сжигало в нем узы прошлого — лишь для того, чтобы обрисовать контуры счастливого будущего.

Это чудо длилось не больше минуты. Волшебство вдруг развеялось. У него в кармане снова зазвонил телефон. Это был Рафаэль. На этот раз Джонатан взял трубку. Он вернулся в ресторан, сел за столик и протянул телефон Маделин.

— Это вас.

И снова жестокая реальность…

* * *

Двадцать минут спустя

— Хватит ребячиться! Вы простудитесь в этой вашей курточке!

Холод стал просто невыносимым. Одетая в легкий свитер и куртку «Перфекто», Маделин шла за Джонатаном по Четырнадцатой улице и упорно отказывалась принять теплое пальто.

— Завтра, с температурой под сорок, вы уже не сможете строить из себя гордячку…

На углу 6-й авеню он задержался возле продуктового магазина, чтобы купить воды, кофе и большой брезентовый мешок, под завязку наполненный поленьями и ветками для растопки.

— Откуда вы знаете, что там, куда мы идем, есть камин?

— Потому что, представьте себе, я знаю этот дом. Я помогал Клер с его покупкой. Выступал в качестве поручителя.

— Вы были близки, да?

— Она моя очень хорошая знакомая. Так вы наденете пальто или нет?

— Нет, спасибо. Здесь и впрямь очень красиво, — сказала она, разглядывая квартал.

В этом городе, для которого новшества и перемены давно стали нормой, Гринвич-Виллидж казался застывшим во времени, словно даже малейшие веяния прогресса обходили его стороной. За время своей поездки с Рафаэлем Маделин успела повидать Мид-таун, Тайм-сквер, а также музеи и бутики возле 5-й авеню. Теперь же она открывала для себя совершенно другой Нью-Йорк: лишенный своих извечных небоскребов, зато украшенный изящными кирпичными домами и каменными лестницами, так напоминавшими буржуазные кварталы старого Лондона. Особенно ее поразило полное отсутствие широких прямых улиц, разделявших город на ровные квадраты. Напротив, Виллидж был вдоль и поперек пронизан извилистыми кривыми улочками и проулками, свидетелями того времени, когда Гринвич был просто небольшой деревушкой.

Несмотря на холод и поздний час, в барах и закусочных было полно народу. В обсаженных деревьями аллеях им то и дело попадались отдельные прохожие, вышедшие на вечернюю пробежку или чтобы погулять с собакой, а в кругах света под фонарями они заметили студентов Нью-Йоркского университета, которые собирались вот так в преддверии рождественских праздников и пели песни.

— Это и впрямь город, который никогда не спит! — воскликнула Маделин.

— Да, уж в этом-то легенда не врет…

Дойдя до Вашингтон-сквер, Джонатан свернул в сторону узкой, мощенной булыжником улочки, вход на которую закрывали ворота.

— Здесь, на Макдугал-элли, когда-то располагались конюшни, — объяснил он, набирая код, чтобы открыть калитку. Очевидно, это была последняя улица на всем Манхэттене, которую до сих пор освещали газовые рожки.

Они вошли в маленький тупик, длиной всего в сотню метров. Это местечко было настолько чудесным и настолько выпадало изо всяких временных рамок, что трудно было поверить, что действительно находишься в Нью-Йорке XXI века.

Они остановились у живописного двухэтажного дома. Следуя инструкциям Клер, Джонатан отодвинул глиняный горшок, стоявший у фасада здания, и поднял с земли связку ключей.

Он щелкнул рубильником, чтобы включить свет и отопление, после чего разложил в камине дрова. Маделин решила осмотреться. Дом явно отремонтировали со вкусом. Мебель была новая, однако хозяйка решила сохранить кое-какие оригинальные черты, в частности, стены из красного кирпича, выступающие деревянные балки и удивительный световой колодец, придававший дому неповторимый шарм и уют.

Маделин с любопытством рассматривала фотографии на стенах. Клер Лизье была красивой, стройной девушкой. В Маделин вспыхнула искра ревности.

— Вам не кажется странным, что ваше лицо присутствует на половине фотографий?

— Как так? — спросил Джонатан, чиркая спичкой, чтобы зажечь дрова в камине.

— Вы везде: Клер и Джонатан на кухне, Клер и Джонатан на рыбном рынке, Клер и Джонатан в «Дин энд ДеЛука»,[38] Клер и Джонатан в магазине биологически чистых продуктов, Клер и Джонатан вместе со всякими знаменитостями…

×
×