Песни черного дрозда (сборник)

Вконец обиженный Архыз ещё раз промчался мимо неё в кусты, надеясь заразить своей стремительностью, но Леди и ухом не повела, дремотно лежала на своей подстилке, прислушиваясь к голосам из балагана.

Вот тогда и овчар загрустил. Свернулся колечком неподалёку от неё и затих. И хотя Архызу не спалось, с места он не подымался, только редко и глубоко вздыхал.

К полуночи, когда взошла луна, Архызу почудился шорох в березняке. Он поднял голову и прислушался. Прошуршало ещё раз, левей. Овчар проворно встал. Леди уже не лежала, а насторожённо сидела, блестящие глаза её силились рассмотреть, что там такое, в сорока метрах от неё. Кажется, она испугалась. Архыз догадался, кто возится в кустах: это пришёл Лобик.

Леди снялась с места, толкнула лапами дверь и влезла в помещение. Запах медведя ужаснул её, но лаять воспитанная собака постеснялась. Не лает же этот лохматый черно-белый волк. Почему же она?…

Тем временем Лобик, уже имеющий опыт в воровском искусстве, шустро обходил приют и наконец сыскал подходящее: синтетический пакет с горохом, оставленный на листе шифера сбоку балагана. Схватив его обеими лапами, медведь заковылял в кусты, но не успел пройти и двух десятков шагов, как рассыпал. Он испугался и шарахнулся в сторону, но тут же вернулся. Обнюхал добычу и захрустел сухими горошинами.

Архыз неторопливо подошёл к нему, остановился в пяти шагах и посмотрел с горечью. Ай-я-яй… Глаза Лобика плутовски поблёскивали.

Кто-то закашлял в балагане, Лобик попятился в кусты. Архыз за ним. Под неверным светом луны прошли они с полкилометра, пока не натолкнулись на оленя. Он устроился в славном месте, на моховой поляне среди скал. Ждал.

Архыз остался с приятелями до утра. А на заре прибежал к балагану.

Леди провела ночь под крышей, в одном из домиков, где ночевала и Таня. Едва почуяв овчара, запросилась. Её выпустили.

Колли потянулась, зевнула и прошла мимо Архыза, зацепив его боком. Извинилась, что ли, за вчерашнее. Потом они немного побегали вместе.

Вышел Саша, осмотрелся. Холодно, роено. Туристы ещё спали.

— Как денёк? — спросил Котенко.

— До полудня будет солнечно, — сказал Саша. — Архыз уже прибежал. Хотите, он нас сведёт к Лобику и оленёнку?

Котенко оживился:

— Давай пошли. Аппарат только возьму.

— Идём, Архыз, — сказал Саша, а сам посмотрел на дверь домика, где спала Таня. Ведь слышит голоса. Но не спешит. Совсем он ей не нужен…

Роса выпала ужасающая, трава пригнулась под тяжестью её, сизый цвет покрыл луга. Сапоги сразу намокли. Овчар шёл прыжками, но живот и бока у него потемнели.

— Ты уверен, что они здесь? — спросил Котенко, на ходу прилаживая телеобъектив.

— Не один же он бегал целые сутки. Вы немного поотстаньте, чтобы не испугались. Я дам знать.

Утро высвечивало горы. Над Чугушем по небу разлилась чистая зелень. Может быть, это отблеск далёкого моря? Саша прошёл пологим склоном, оглядываясь, чтобы не потерять из виду Котенко. Неожиданно он остановился и сел на камень. В тридцати шагах, там, где светлел березняк, рогатым изваянием стоял Хобик. Кончики его молодых рогов светились. Узнал!

Саша сидел неподвижно и упорно. Архыз тоже ждал. Любопытство разбирало медведя, который прятался немного поодаль от Хобика. Опередив оленя, он стал подходить к Саше. Тот кинул кусок сахара. Лобик захрустел и зажмурился от удовольствия. Экая сладость! Как мёд. Осмелев, Лобик подошёл совсем близко, когтистой лапой стал выгребать из Сашиной ладони кусочки.

Хобик делал какие-то сложные ходы, но все-таки приближался. А почему бы и нет? Запах хлеба, знакомый с детства, очаровал его. Ещё несколько минут — и Хобик дал погладить себя. Саша приподнялся, положил руку на тонкую шею оленя. Лобик ревниво заглядывал ему в глаза.

Выкатилось белое большое солнце. Заблестела на травах роса. Засверкали мокрые камни.

Котенко спрятался в камнях и щёлкал затвором аппарата. Вот так и снимал эти редкостные сцены среди буйства красок и зелени: Сашу — с рукой на холке оленя, Лобика — непрестанно вынюхивающего сладости в карманах его куртки, и Архыза, спокойного Архыза, — чуть в стороне. Телеобъектив приблизил необычную компанию. Зоолог менял экспозицию, щёлкал затвором, спешил, чтобы сделать побольше кадров.

На горке позади него просыпался приют. Ходили девчонки, звенели кастрюли, развевались платочки. Дым подымался к небу. Котенко помахал издали рукой: все, плёнка кончилась! Саша позвал его. Хобик нетерпеливо затряс головой: «Извините, здесь чужие». Он помчался прочь, увлекая за собой Лобика. Архыз запрыгал на месте, посмотрел на хозяина.

— Иди, иди, — разрешил тот.

Сергеич встретил зоолога и лесника на полпути. Шёл к ним.

— Пымали кого? — спросил он.

— Всю компанию. Здесь она. — Котенко похлопал по футляру.

— А я завтрак соорудил. Поспешайте, пока оладьи горячие.

Таня к ним не зашла. Завтракала со своими девчатами, Саша видел её в окно. Кажется, туристы собирались в поход. «Хоть бы скорее», — тоскливо думал он.

Когда вышел, зоолог и Сергеич посмотрели друг на друга и вздохнули.

— Вот ведь как оно, — сказал Сергеич. — А мы, само собой, надеялись. Елена Кузьминична только и говорила о ней: Таня, Танечка… Нету Танечки, в город ударится на этих днях. Насовсем, само собой.

— Сказала?

— Ещё вчерась.

— Любовь, значит. — Котенко вздохнул.

— Оно конечно, — согласился Сергеич. — Чего ей лес да горы? Тянет на людей, на веселье. А наш Александр все в лесу да в лесу. Подумала, скушно с ним, ну и… Любовь, как ты говоришь…

Вошёл грустный Саша. Они замолчали.

— Когда тронемся? — спросил он у зоолога.

— Вот проводим туристов и пойдём. Архыза оставим, Сергеич?

— Можно. Возьму пока на привязь. Он где же?

— Пришёл, — сказал Саша. — За балаганом обсыхает на солнце. Вместе с Леди.

— Вас когда обратно ждать? — спросил Сергеич.

Котенко сказал, что недели через две. Он ещё напомнил Ивану Лысенко о его обязанностях, пока не будет Молчанова, и на этом покончили. Стояли в полной готовности, коней оседлали, смотрели, как галдят, собираясь в поход на гору, Танины девчонки.

Котенко взял повод Сашиной лошади.

— Ну, идём?

Саша в последний раз посмотрел на домик, где Таня. Неужели не подойдёт? Ведь они уходят. Уходят!

Сергеич вскинул ладонь к глазам:

— Никак, ещё гости.

От Кушта к приюту спускался караван. Не туристы, раз вьючные кони.

— Подождём. — Лысенко отпустил подпруги у лошадей.

Незнакомые, городского обличья люди. И с ними учитель Борис Васильевич из Поляны.

— Вот так встреча на верхах, — сказал учитель и тронул свои позолоченные очки. — Это все к тебе, Александр Сергеевич, прошу любить и жаловать. Археологи, историк и два спелеолога, иначе говоря специалисты по мрачным подземельям. Хорошо, что застали вас, заповедные хозяева. Вы, как вижу, собрались уходить? Повремените, пожалуйста, у наших учёных серьёзное дело, им надо помочь.

— Сними вьюки, Иван, — распорядился Котенко. — Отложим на час-другой.

Оказалось, что местное географическое общество и адыгейские историки решили обследовать весь лабиринт. Словом, экспедиция.

— Кого вы нам отрядите в помощь? — спросил учитель.

Котенко остановился взглядом на Лысенко.

— Придётся тебе…

— Ну и я, само собой, подсоблю, — сказал Сергеич.

Экспедиция заняла один туристский домик. Опять сделалось людно на приюте.

Учитель обнял Сашу за плечи.

— Ты выше меня поднялся, лесовик, — сказал он, любовно оглядывая своего бывшего ученика. — Вон какой богатырь!

— Свежий воздух, сами понимаете, — пошутил Саша.

— А невесёлый. Что так?

Сергеич делал знаки, но Борис Васильевич не замечал.

— А вон и Таня, — удивился учитель. — Татьяна, сюда!

Она подошла. Щеки у неё горели.

— Мы уходим, Борис Васильевич. К озеру, а оттуда домой.

— Ну, счастливо! Задерживать не буду.

— Прощай, Саша, — глухо сказала она и протянула руку. — Мы больше не увидимся.