Хотели всерьез убедить Зою развестись с ним. К этому плану пытались подсоединить Лену, как будто более вразумительную дочку. Николай Палыч сказал ей с весьма твёрдым убеждением:

— Лена, если человек с таким цинизмом относится к собственной смерти, то что можно ожидать от такого человека?

А Анна Петровна добавила:

— Да кто он такой, чтобы так относиться к своей смерти? Так может только полубог или сумасшедший… Делай, Лена, вывод сама. Повлияй на Зою, она так любит тебя…

Лена сама-то немного растерялась от такого поведения веселого Гриши, но тем не менее ответила:

— Мама, ведь они любят друг друга, пусть Гриша в чем-то сумасшедший, но Зоя считает, что он ей подходит…

Анна Петровна чуть не разрыдалась:

— И это говоришь ты, психопатолог!

Отец вышел от таких слов в другую комнату. Лена мягко ответила:

— Мама, успокойся… Во-первых, я, как психопатолог, могу тебе сказать, что вся эта психопатология как наука — чушь собачья. Я в нее не верю. Чтобы понять, кто нормален, а кто — нет, надо знать, кто мы, люди… И куда идем. Человек не знает о себе самого существенного, главного… Как же можно судить, кто нормален, а кто — нет, если речь идет о мировоззрении и тому подобном… А объективно: клинически Гриша совершенно здоров, и Иван Семеныч, наш семейный врач и друг отца, подтвердит это… Гриша просто с причудами, если говорить обывательски.

Анна Петровна вспыхнула:

— Это мы, твои родители, обыватели, выходит…

— Да никак нет… Просто Зоя не хочет и думать о каком-то идиотском разводе. Я с ней говорила об этом. Наш разговор бесполезен…

— Ты тоже довольно цинична, Лена, — зло сказала Анна Петровна. — Не веришь в психопатологию, а на ней зарабатываешь…

Лена защитилась:

— Я не верю в нее по большому счету… А на низшем, маленьком уровне она может приносить пользу. Вся современная наука стоит на этом. Общемировоззренческие выводы, которые делает современная наука, — чистый негативизм, своего рода материализм, просто бред, отрицающий очевидное: дух, Бога, автономность сознания, но на уровне житейской практики она приносит пользу, хотя и большой вред одновременно…

Анна Петровна махнула рукой:

— Больно ты умная. Я сама займусь Зоей.

Но это занятие не дало результата.

И Гриша, и Зоя успокоили мать и отца. Гриша даже уверял, что больше такие шутки не повторятся.

— Ты хоть Зою пожалей, — со слезами на глазах говорила Анна Петровна. — Ей не до шуток. Она у нас девочка серьезная и чуть-чуть не от мира сего…

— Ну и слава богу, — ответил Гриша, — что не от мира сего… Посмотрите, сей мир-то каков.

Между тем Гриша переживал серьезный моральный кризис. После реальной возможности умереть он принялся за богословие, чтобы яснее понять, что будет потом. Не чурался и философии.

То, что он узнал, поразило его. Он-то думал, что будет встреча с неведомым, преображение сознания, боги, другие миры, а оказалось, что после определенных мытарств душа впадает в сонное состояние и спит как в коконе, до конца времен, как говорится. А что потом — это уже, извините, говорить сложно… Конечно, бывают исключения, и душа сразу определяется: идет вверх или вниз. Но в подавляющем большинстве случаев просто спит. До поры до времени, конечно. Но время это огромно…

И тогда Гриша заскучал. Он-то надеялся… А впереди, значит, смертный сон, покой мертвых, скука. Гриша, надо сказать, вообще не любил спать. Человек он был не в меру активный. Даже среди ночи вставал и что-то писал — свои песни… Само понятие сна навевало на него скуку. А скуку он терпеть не мог. «Лучше уж от водки умереть, чем от скуки», — писал великий поэт. А тут умрешь — и опять скука, монотонный сон без сновидений, покой умерших. Эх, Гриша, Гриша, а он-то мечтал о неведомом.

Собственно говоря, обо всем этом раскладе Гриша, конечно, знал и раньше — настолько это было известно и элементарно, — но как-то не обращал на это внимания, ибо сама смерть, представление о ней уводили его воображение в неведомое.

А сейчас он обратил внимание. Более того, такая картина реально захватила его душу. «Эх, Гриша, — бормотал он про себя, — что же остается?.. „Сыпь, гармоника! Скука… Скука… Гармонист пальцы льет волной…“ Запить, что ли? По-есенински! Где ты, неведомое?»

И Гриша запил.

— Я в смерти разочаровался, ребята, — говорил соседям по пившей стойке, — нет в ней ничего неведомого.

— Это на первый взгляд, — ответил однажды один сосед, а другой сбежал.

Однако Гриша стоял на своем.

Но запой продолжался недолго. Зоя и Лена образумили бедолагу. Помог и Валерий, муж Лены, который и сам был склонен к созерцанию, но в умеренных дозах.

— Нет тайны нигде, нет, — говорил Гриша. — А я без тайны жить не могу.

— Но пить-то зачем? — убеждала его Лена. — К тайне, тем более высшей, надо относиться серьёзно и в трезвом виде, только тогда можно увидеть ее черный непроницаемый свет.

Гриша обмяк и прекратил запой.

…Потянулись дни, которые вполне можно было назвать «переходными к новому осмыслению». И это новое осмысление стали внушать Грише Лена и ее муженек Валерий.

— Гриша, если ты так разочаровался в смерти, то глянь на жизнь, — поучал его Валерий. — Я хоть и финансист по профессии, но философию, конечно, люблю в тысячу раз больше. На мой взгляд, неведомого, а тем более таинственного в жизни гораздо больше, чем в смерти… Я с тобой согласен: от смерти одна скука. Ну жил, пожил человек, потом переселился в другом виде в другой мир… Ну и что тут такого? Эка невидаль! А ты вглядись в жизнь. Ты её всё время прожигал, стремительно жил, а ты оглянись… В любой поганой дворовой кошке полно этого неведомого, они ведь видят куда больше нашего.

Гриша вникал. Но последний удар нанесла Лена.

Стояло жаркое лето. А бизнес у Николай Палыча еще с зимы пошел в гору. Лена и Зоя взялись за руки, усадили Гришеньку, уже не похмельного, в кресло, в домашней обстановке, конечно, и Лена объявила:

— Надо посетить в чем-то загадочные места. Лучше острова Капри не найдешь… Ты ведь и сам, Гриша, как-то обмолвился об этом острове позитивно. У отца появились лишние деньги — последнее вложение себя оправдало… Поедем на Капри все вчетвером: ты, я, Зоя и Валерка. Лето, отпуска, жара, а главное — остров Капри. Знаешь, если взглянуть на него не как туристы, а поглубже — душа твоя вздрогнет. Поедем?

Гриша нехотя согласился.

Удалось быстро оформить визы, и наконец все четверо в самолете Москва — Рим. После взлета стало тихо и по-своему спокойно. У одной Зои только прошла в голове мысль: «А если…»

Лена, которая сидела рядом, мгновенно взглянув Зое в глаза, почувствовала ее мысль и тут же быстро и нежно шепнула ей: «Нет».

Потом вынула из портфеля относительно небольшую книгу, в которую как-то вместилась «Божественная комедия» Данте на русском (в блестящем переводе), и сказала: «Читай, пока летим». И открыла страницу, с которой начинался «Рай». Сама Лена больше всего любила именно эту часть.

Зоя улыбнулась и стала читать. Иногда поглядывала в небо, но как бы оно ни было высоко, это было всего лишь физическое небо, и оно закрывало рай.

«Пока туда можно проникнуть только умом», — подумалось Зое, и так, с улыбкой и умом в раю, она долетела до Рима.

Мужчины же были на редкость спокойны и даже равнодушны в полете, как будто не летели, а ехали, лёжа в телеге с лошадкой, по проселочным дорогам в XIX веке.

…И вот наши путешественники на палубе современного парома, приближающегося к Капри. Они вышли на палубу, когда остров был ясно, отчетливо виден, весь в сиянии голубого неба.

— Я поражена, — сказала Лена. — Такое впечатление, что это храм, воздвигнутый из недр земли, храм самой земли, со всей ее мощью и красотой. А этот синий океан — обрамление храма.

Время вдруг потекло стремительно: они оказались в центре города Капри, в одной из гостиниц, в которой сочетались намеки на античность и декаданс начала XX века.

Они разместились рядом, в двух семейных номерах; на отдых ушло время, потом поужинали в ресторане рядом с отелем и, побродив по центру, зашли в огромную католическую церковь. Вернулись усталые и легли спать.

Предыдущая страница Следующая страница
×
×