Очарованный остров. Новые сказки об Италии

Мы стояли на балконе. Наоми и Нина держали бокалы красного вина, Наоми в правой руке, Нина — в левой. Я держал их за руки, Наоми — за левую руку, а Нину — за правую. Но это не помогло. Когда от вершины горы до балкона протянулся последний закатный луч, Наоми пролила вино на землю и встала на дорогу из света. Она удалилась вместе с лучом, небо вобрало ее в себя, как жемчужину на кончике щупальца. Я протянул к Наоми обе руки, а когда обернулся, Нины уже не было. Нина стояла на другой стороне виллы и махала мне рукой. Потом она исчезла.

Я собрал чемодан и следующим утром сел на паром до Неаполя. Вот и все. Больше у меня не было любви. Земные женщины мне совершенно неинтересны.

* * *

Посторонний наблюдатель мог заметить, что к концу рассказа с мужчинами случилась странная метаморфоза. Теперь старый уже не казался ведущим в этой паре, бывалым, утешающим своего молодого спутника. Напротив, он сам искал сочувствия и поддержки. Молодой же стал спокоен и серьезен и словно забыл о своих проблемах, если они у него были. Объявили начало посадки на рейс до Неаполя.

— Мне пора, — сказал старый.

— Снова в Неаполь? — сказал молодой.

— Да, а из Неаполя на пароме до Капри. С тех пор каждый год. Я провожу там одну неделю. Брожу по городку, заглядываю в лица. Я хочу увидеть Нину, хотя бы мельком. Я ничего не буду ей говорить. Просто постою, посмотрю на нее. Больше мне ничего не надо. Я знаю, что она меня не забыла. Она всегда рядом, она помогает в делах, она посылает мне удачу, но в меру, чтобы я не пал жертвой людской зависти и злобы. Она заботится обо мне. И я благодарен ей, но я не хочу знать ее как богиню, я хочу увидеть ее как свою дочь. И еще я мечтаю встретить Наоми.

— Понятно, — сказал молодой.

— К тому же у меня на Капри есть дело. Я пишу книгу. Про Богданова, Горького, Ленина. Про идеи и революции, про вулкан, зародившийся на острове невулканического происхождения. Про то, как райский остров Капри повлиял на судьбы русской цивилизации.

Молодой проводил старого до выхода. Отстояли очередь вместе, а когда старый, показав билет, скрылся в коридоре, молодой развернулся и пошел к табло посмотреть, у какого выхода его собственный рейс до Мадрида. Посадка на Неаполь заканчивалась. Мимо молодого процокали каблучками две девушки, вероятно, очень красивые, их лица наполовину закрывали шляпки. Услышав обрывки разговора, молодой удивился: девушки выглядели одинаково юными, лет девятнадцати, но одна называла другую мамой. Они спешили к самолету в Неаполь.

Владимир Сорокин

Допрос № 6

— Здравствуйте.

— Здравствуйте.

— Как чувствуете себя?

— Ничего…

— Ничего — пустое слово. Вы здоровы?

— Я здоров.

— Жалобы есть на содержание?

— Нет.

— Пожелания?

— Мне так и не вернули мой ноутбук.

— Я же вам сказал, по-моему, ясно и понятно: до окончания следствия это не положено.

— Почему?

— Я уже объяснял вам.

— Но я так и не понял почему.

— Закон, господин писатель. В данном случае он не на вашей стороне.

— Как всегда?

— Не надо обобщать. У вас есть бумага и карандаш.

— Я сто раз говорил вам, что в ноутбуке у меня всё: все архивы, все тексты. Переписка. Потом, я практически разучился писать много от руки.

— Вам и не нужно ничего писать. Вам необходимо лишь честно отвечать на мои вопросы.

— Послушайте! Я свободный человек. Я сижу здесь уже пять суток! Чем мне заниматься?! Если я под следствием, это еще не означает, что я преступник. Верните мой ноутбук!

— Вас никто и не записывает в преступники. Вы находитесь под следствием. Вам дают газеты. Книги можно заказывать. У нас хорошая библиотека. Ваши книги в ней тоже есть.

— Почему мне не дают второго одеяла?

— Вы же только что сказали, что жалоб на содержание нет.

— Почему отхожее место за пять дней никто ни разу не чистил? У меня в камере вонь!

— Ну, голубчик, здесь не санаторий. Здесь нет прелестных горничных.

— Прекратите юродствовать! Я требую надлежащего содержания! Я известный писатель, а не уголовник! Пять дней меня содержат как скотину!

— Неправда. Условия содержания в нашей тюрьме стандартные. И здесь все в равном положении. Это закон. Он одинаков для всех.

— Что, закон запрещает подследственным иметь два одеяла?!

— Вам холодно? Сейчас же вроде и не зима.

— Ваша тюрьма стара и промозгла! Стены все пропитаны сыростью! В ней сто лет не было ремонта!

— Опять неправда. Ремонт был семь лет назад.

— Одеяло! Мне нужно второе одеяло! Я не высыпаюсь!

— Хорошо, я похлопочу насчет второго одеяла.

— Вы мне обещали уже дважды!

— Обещаю, что завтра… в крайнем случае послезавтра у вас будет второе одеяло. И закроем вопрос. Про ноутбук — тоже закроем. Как говорится, пора закрыть наш ноутбук на спящий режим. Извините, так сказать, за каламбур… Давайте перейдем к делу. Итак, мы остановились на третьей главе. Ваш герой, Иван Данилович Морозов, приезжает на Капри первого октября.

— Да, первого октября.

— Вечерним паромом. И любуется закатом… вот… здесь: «На нижней палубе было душно и уныло, скучные пассажиры дремали в старых серых креслах. Бледный юноша, примостившись в уголке, сосредоточенно дрочил свой Ipad. Иван вынул из сумки фляжку с виски, встал и поднялся наверх по железной лестнице. Его встретил прохладный и сильный ветер, рвущий выхлоп дизеля из двух труб и качающий в небе шесть чаек, увязавшихся за паромом с неапольской пристани. Закат уже давно пролился на море абрикосовым вареньем, горбатые спины островов проплывали вдали, луна набирала силу, готовясь к темноте. Иван глотнул из фляжки, сощурился на тонущее солнце и почему-то вдруг вспомнил Крекшино и Анфису, улыбающуюся своей ускользающей улыбкой и показывающую ему из полутьмы ельника два своих тонких пальца знаком вечной победы над его доверчивостью. „Елки-палки, лес густой…“ — вслух пробормотал он и полез за сигаретами». Вот. И в связи с этим у меня к вам вопрос, все тот же самый вопрос: а почему Иван решил поехать именно на Капри?

— Опять двадцать пять! Ну а почему бы ему не поехать на Капри?

— Не отвечайте мне вопросом на вопрос. Здесь вопросы задаю я. Повторяю: почему Иван решил поехать на Капри?

— Потому что он там еще не был. Устроит вас такой ответ?

— Нет, не устроит. Вы это уже говорили вчера. В Архангельске он тоже не был. И в Сан-Франциско тоже.

— Он находится в Италии, при чем тут Архангельск?

— В Италии много интересных мест. Венеция, например.

— Иван Морозов не турист. Он русский метафизик.

И страдающий человек.

— На Капри метафизики больше, чем в Венеции?

— В Венеции метафизику давно уже вытоптали туристы.

— Это спорное заявление.

— Я не собираюсь с вами спорить. Потом, вы же читали десятую главу, вы знаете, что произошло на скалах?

— До десятой главы мы еще дойдем… По поводу метафизики. Вот смотрите, о чем рассуждает ваш герой на семьдесят восьмой странице: «Иван шел по извилистой каменной улице, полной дорогих бутиков, и живая картина, словно пошлый анекдот, навязчиво преследовала его, повторяясь в стеклянных кубах: модель с глупым лицом и длинными загорелыми ногами мелко перебирает ими, совершая ритуальный танец приобретения, молоточа полированный мрамор новыми туфлями, в то время как не менее длинноногая продавщица и коленопреклоненный и еще не покрывшийся загаром старик одобрительно кивают головами. „Старые песни о главном…“ — пробормотал Иван, сворачивая к отелю». Вот! Где же здесь метафизика? Вашего героя на Капри раздражает почти все.

— Вы забыли, что с ним произошло в России?

— Нет, нисколько.

— Вы понимаете, в каком состоянии он уехал?

— Вполне, вполне понимаю. Но зачем он приехал в место, где его все раздражает? Почти все. Он умиляется лишь старым пиниям по дороге к вилле Тиберия. Вот… здесь: «Он положил руку на бугристый необхватный ствол, помнящий, по всей видимости, если и не самого Тиберия, то уж громкие совокупления гуннов с хрупкими, но полногрудыми островитянками. „Дорогое мое дерево, милое, чудное дерево, — думал он. — Как я завидую твоей мудрости и спокойствию. Как завидую твоей способности ничему не удивляться, никого не осуждая и не требуя к ответу…“ Иван улыбнулся и поцеловал кору ствола».