Юдифь

Меня душила тоска.

Тело сотрясала дрожь.

Я взяла его меч.

Размахнулась и одним сильным ударом обезглавила его.

Меня ужаснула судорога тела, лишенного головы.

Оно дернулось, словно собираясь вскочить на ноги.

Потом глухо упало с ложа наземь.

Меня стало мутить от кошмара, который я сотворила собственными руками.

Но при мысли о часовых, стоявших перед шатром, слабость прошла.

Страх пересилил отвращение.

Я подумала о том, что стража могла слышать удар меча или звук упавшего тела.

Не выпуская из рук окровавленного орудия убийства, я стала ждать солдат, которые могли вот-вот ворваться в опочивальню.

Но, к счастью, этого не произошло.

Я взяла в руки голову Олоферна и обернула ее своим платком, а потом еще и плащом.

Несколько раз глубоко вздохнув, я стиснула зубы и направилась к выходу.

Проходя мимо часовых, я произнесла дрожащим голосом:

— Господин приказал его не будить.

Глава восемнадцатая

Что произошло, когда я вошла в наш шатер, неся в руках голову Олоферна, сегодня в Иудее знает стар и млад.

Лучше сказать так: каждый думает, что знает, что там произошло.

Потому что никто, кроме меня, не видел перекошенного лица моей служанки Шуа, обомлевшей при виде безжизненной головы грозного врага нашего народа.

Она стала метаться по шатру в поисках сумы, ругая себя за то, что не может найти единственную вещь, которая была поручена ей, — вещь, необходимую для завершения нашего предприятия.

— О Господи, куда пропала сума? Куда она могла запропаститься, о, Господи, Боже мой…

Она повторяла это все быстрее и быстрее, точно подгоняя себя. Я схватила ее за руки.

— Перестань! Успокойся! Не бойся! Все кончилось. Мы совершили то, ради чего сюда пришли. Обуздай себя! Сума рядом с твоей постелью. Ты знаешь, что ты должна делать.

Она пристыженно кивнула головой.

Дрожащими руками Шуа положила в суму голову Олоферна.

Как уже повелось в эти дни, мы подошли к передовым постам ассирийского лагеря и прошли вперед, чтобы «подразнить» обитателей Ветилуи.

Мы шли очень быстро, с трудом переводя дыхание.

Проснувшиеся ассирийские солдаты, уже привыкшие к нашим утренним появлениям, не обращали на нас особого внимания. Зато мы усматривали в каждом их взгляде тень подозрения.

Пройдя половину расстояния между лагерем ассирийцев и нашим городом, мы не остановились, как обычно, но направились к воротам города.

Я закричала как можно громче:

— Откройте ворота! Это я, Юдифь! Я несу вам голову Олоферна! Олоферн мертв!

Услышав мой голос, жители города поторопились открыть ворота, и мы поспешно вошли.

Мое появление было для них неожиданностью. Сбежались все, от мала до велика.

Появились Озия и Иоаким.

При виде головы Олоферна Иоаким пал ниц и стал целовать землю со словами:

— Восславим Господа! Восславьте Бога, который рукою этой женщины совершил подвиг и спас всю Иудею!

Огромная толпа исстрадавшихся людей присоединилась к Иоакиму. Все в один голос возблагодарили Господа за явленную милость и за чудо, которое он совершил моей рукой.

Затем Озия воздел голову Олоферна на копье и призвал:

— Братья мои! Вооружайтесь и готовьте коней! Неся перед собой эту голову, как святое знамя, мы нападем на врагов и захватим их добычу, награбленную в походах!

Одновременно послышался страшный шум и вопли из лагеря ассирийцев, которые обнаружили обезглавленное тело своего вождя.

При виде трупа Олоферна его солдаты в ужасе стали метаться по лагерю.

Когда же из ворот Ветилуи с боевым кличем вылетела наша конница, неся перед собой на копье голову Олоферна, ассирийцы обратились в бегство, давя и топча друг друга.

Граждане Ветилуи разграбили лагерь Олоферна и вернулись с богатой добычей.

Жители других городов Иудеи, прослышав о панике, охватившей ассирийское войско, стали совершать набеги на стоявшие там гарнизоны, и через несколько недель с ассирийским нашествием было покончено.

Глава девятнадцатая

Так я превратилась в женщину, чье имя славится и восхваляется во всей Иудее, да и в соседних с ней странах произносится с неменьшим почтением, чем имя какого-нибудь полководца.

Три дня спустя после моего героического подвига Иоаким приказал подвергнуть избиению камнями торговцев Эбеда и Ифтаха, которые в трудные дни осады нашего города подстрекали народ к бунту.

Два месяца спустя после того, как я убила Олоферна, Иоаким приказал подвергнуть избиению камнями градоначальника Озию, который собирался сдать город неприятелю, если я не вернусь на пятый день своего отсутствия.

Власть в нашем городе была восстановлена и укрепилась, как никогда раньше.

Время разделилось надвое: на жизнь до осады ассирийцев и жизнь после их поражения.

Мой подвиг стал рубежом, от которого отсчитывали «до» и «после».

И поскольку я перестала быть обычной смертной, жизнь утратила для меня свою прежнюю привлекательность.

Три месяца спустя после того, как я убила Олоферна, Иоаким пригласил к себе меня и мою служанку Шуa и сказал следующее:

— Я узнал от Шуа, как все было на самом деле.

Служанка моя опустила глаза, устыдившись своего предательства. Иоаким между тем продолжил:

— Тень печали на твоем лице убеждает меня, что, подобно тому как ты лишила жизни тело Олоферна, смерть его убила радость в тебе.

Я окоченела от холода, исходившего от этого человека.

Он стал говорить, словно произнося приговор на площади перед Храмом:

— Никто не должен знать правды о Юдифи и Олоферне. Нам нужна в твоем лице святая и героиня одновременно. Именно это необходимо для укрепления веры и силы народа. Нам не нужна страдалица, льющая слезы о недостойном человеке. Поэтому ты, Юдифь, будешь жить как святая и никогда больше не выйдешь замуж. Мы поместим тебя в специально отведенные покои, и ты будешь единственной женщиной в истории Иудеи, которой будет разрешено жить возле Храма. Ты не сможешь покинуть эти покои до самой смерти. Если люди захотят тебя увидеть, они сначала должны будут в Храме вознести хвалу Богу за такую милость, а потом уже удостоятся чести поговорить со «святой». Мы распространим молву о том, что ты не хочешь выходить замуж из уважения к памяти твоего покойного мужа Манассии. Если же ты попытаешься выйти из предназначенных тебе покоев, которые я провозглашу дважды священными, или ослушаешься моего приказа, всем станет известно, что ты в шатре Олоферна осквернила свое тело, и мы проклянем тебя и подвергнем избиению камнями.

Он помолчал, желая убедиться, какое впечатление произвели его угрозы.

Поскольку моим единственным ответом было молчание, он устремил взгляд на мою служанку:

— Ты, Шуа, отправишься в сельскую местность на севере Иудеи, где будешь жить под чужим именем. В награду за то, что ты сделала, и за молчание, к которому я тебя обязываю, ты получишь большое имение и дом, так что тебе не составит труда выбрать приличного мужа.

Глава двадцатая

Я перестала быть собой.

Я превратилась в героиню, в живую легенду.

Израильтяне из отдаленных городов приходят, чтобы увидеть женщину, которая принесла спасение своему народу.

Они приходят в надежде услышать от меня слова, которые стали бы путеводной звездой в их дальнейшей жизни.

Произошло то, что предсказывал Иоаким: с моей помощью израильтяне возродили свою веру и укрепили свае государство.

А моя жизнь превратилась в тошнотворную, невыносимую ложь, которая нависла надо мной и душит меня изо дня в день подобно проклятию.

Ибо я перестала быть собой.

Я обречена снова и снова повторять предопределённую мне ложь.