Вновь, или Спальня моей госпожи

— Входите-входите! — ответил голос Рэя Бьянчетти, приветливый и дружелюбный.

Дженни совсем забыла, что Рэй тоже там. Она открыла дверь. Оба стояли у зеркала, смывая грим: Рэй, до пояса обнаженный, в тренировочных штанах, плотно облегавших худые бедра, и Алек в джинсах и расстегнутой рубашке с распахнутыми полами. Цвет кожи у них совершенно разный, но оба широкоплечи и наклонялись к зеркалу с одинаковой мужской грацией. Актеры казались родными братьями.

Увидев ее, оба выпрямились. Рэй вытер лицо полотенцем.

— Ты пришла похвалить нашего друга за то, что его поиски, наконец, увенчались успехом?

— Да.

Алек повернулся к ней, застегивая рубашку.

— Я долго это искал, — сказал он, словно извиняясь за напрасно потраченное время. — Но, по-моему, теперь я его более-менее раскусил.

Он указал ей на стул. Гримуборная была длинной и узкой. Стены покрашены в цвет слоновой кости, но местами облупились. К тому же комната была довольно сильно загромождена — от прежнего соседа Рэя остался набор из софы с обивкой из буклированной ткани и пара таких же стульев. Дженни села. Было так тесно, что подойти к софе можно было только перешагнув через столик для кофе, что Алек и сделал.

На джинсах Алека, на левом бедре, виднелось светлое пятнышко. Ткань почти протерлась, видимо, он когда-то носил на этом месте какой-нибудь инструмент.

Он уселся на софу, положив одну ногу на кофейный столик. Лидгейт никогда в жизни так бы не сел.

Зачем, собственно она сюда пришла? «Умоляю, скажи, что это неправда. Пожалуйста, скажи, что не Брайан послужил прототипом для Лидгейта!»

Она вздохнула и взглянула Алеку прямо в глаза:

— Ты все так здорово делаешь!

Как трудно было это произнести! Меньше всего ей сейчас хотелось хвалить Алека за удачную игру.

— А ты можешь что-нибудь рассказать мне про Лидгейта? — голос звучал чересчур сухо, но она ничего не могла с этим поделать. — У меня с ним сложности. Мне нужна твоя проницательность, твоя интуиция.

Минуту Алек молчал. И вдруг Дженни пронзила острая боль. Он все понимает! Не может быть. Это немыслимо…

— Не знаю, насколько точно мне удастся облечь свою мысль в слова, — сказал он наконец, — но я вижу его человеком, которого воспитывали женщины.

Да, Брайана воспитывала одна мать…

— Причем женщины, недолюбливающие мужчин.

Да, и это сущая правда.

— Поэтому, — продолжал Алек, — он ощущает себя пупом земли, но тем не менее знает, что так быть не должно. Что пупом земли на самом деле является другой — его отец. Похоже, он тоже был герцогом.

— Старый герцог, — прошептала Дженни. — Так мы его называем.

Отсутствие отца — не это ли подсознательно терзало Брайана?

За хромированную раму зеркала было заткнуто не менее дюжины фотокарточек. Они образовывали как бы вторую раму с одной стороны и частично даже сверху. На них был изображен темноволосый младенец в голубом одеяльце. Это был Тони Бьянчетти, сынишка Рэя. Как ни молод был Рэй, но он единственный во всем составе имел дом и семью. Он был отцом.

Алек продолжал говорить.

— Мы с братьями всегда проводили много времени в обществе отца. Представь себе ферму. Отец пинает и клянет на чем свет стоит какую-нибудь машину. А потом начинает ее чинить. Смотришь на него и представляешь, каким станешь, когда вырастешь. Для меня это всегда было очевидно.

— Да, и для меня тоже, — Рэй присел на другой стул, завязывая шнурки. — У моего дяди и отца небольшой автомагазинчик. Мы всегда околачивались там. Брат и сейчас там работает.

Герой Рэя был такой же, как он сам — очень мужественный, очень открытый. Алек такой же. Дженни хорошо помнила, какое впечатление приятели произвели на нее, когда она вошла в гримерную. Был ли Брайан похож на них? Был ли в нем душевный стержень? Уверенность в своих силах? В себе самом?

Нет.

От этого никуда не деться. Дженни не просто скопировала его отдельные манеры, одну из черт характера. Она знала Брайана четырнадцать лет. И на основе многолетних наблюдений создала Лидгейта. Вот почему ей всегда было трудно с этим персонажем. Она не желала понимать, насколько он схож с Брайаном. Лидгейт — это Брайан…

А Лидгейт был поистине ужасен.

Она избавится от Лидгейта! Просто убьет его! Он погибнет, и не будет больше ее мучить! Это вполне в ее власти. Она — главный сценарист. На телевидении такое никому не понравится, но если она будет бороться и настаивать на своем, то победит.

Или нет, Дженни изменит его, сделает симпатичным… Актеры удивятся, а журналы для телезрителей станут глумиться над нею, но она вправе так поступить. Это ее шоу. Хотя телевидение купило все права на сериал, он все равно принадлежит ей.

Не станет она ничего рушить. Ее идеи пойдут только на пользу дела. Игра Алека Камерона — как раз то, что нужно. И она сделает именно то, что ему требуется.

Рабочий день кончился. Актеры и обслуга уже расходились. Все собирались домой. А Дженни была в ужасе от одной этой мысли. Дома Брайан. А он — специалист по примирениям и сумеет сгладить все острые углы. Но что это решит?

Она тихонько вставила ключ в замочную скважину. Сразу же за входной дверью был маленький уютный холл, за внутренней дверью начинались узенькие ступеньки, ведущие в кухню. Ох уж это любимое детище Брайана, с отделкой из голубого гранита и светлого дуба… Дженни даже чувствовала легкий кисловатый запах свежей краски.

Он был опорой для нее, когда идея шоу еще лишь формировалась… Он всегда воодушевлял и ободрял ее. А как же теперь, после выкидыша, когда ей снова нужна поддержка? Брайан знал, как потешить ее честолюбие, и она имела право быть честолюбивой. Но несчастье — это ни в какие ворота не лезло. Утешать он не умел.

Брайан был на кухне, готовил. Стройный, гибкий, в опрятных джинсах. Он поднял глаза от разделочной доски.

— Привет!

Голос звучал ласково. Впрочем, как почти всегда.

— Сегодня вечером будем вегетарианцами. Сооружу что-нибудь яично-овощное, ладно?

— Давай…

— Кафель отлично смотрится, правда? — он указал ножом на новенькую стенку над раковиной. — По-моему, мы правильно выбрали цвет раствора.

— Великолепно.

Почему он не спросил ее, как прошел рабочий день? Почему он не смотрит на нее? И при чем тут цвет раствора?

Дженни присела за стол, вслушиваясь в обычные для кухни звуки — веселое журчание воды в раковине, глухой стук открываемых ящичков, резкое щелканье электрических горелок.

Лидгейт был не способен на душевную близость с кем бы то ни было. За величественной внешностью скрывалась ледяное равнодушие. Брайан не обладал благородством герцога. Вместо величия у него был поверхностный шарм рубахи-парня. В глубине же скрывалась все та же пронизывающая холодность… Придуманный ею герцог заставил Дженни узнать правду.

Она все время верила, что, как только карьера Брайана пойдет вверх, в их отношениях наступит счастливая перемена. Но этого не будет. Он никогда не станет для нее поддержкой. Не позаботится о ней. И никогда не заговорит о своих чувствах откровенно, потому что не знает, как это делается. Он никогда не будет абсолютно честен с нею, потому что часто обманывает сам себя. Он навсегда останется таким.

«СПАЛЬНЯ МОЕЙ ГОСПОЖИ»

Эпизод 96

Сюзан: Но, Амелия, дорогая моя кузина, ты не любишь Лидгейта. Прожить всю жизнь с нелюбимым…

Амелия: А что мне остается? Тетя Эмили и дядя Варлей считают, что это наилучший выход для меня. Я должна довериться им. Ведь это единственная семья, которую я знаю.

Сюзан: Я могу понять дядю Варлея, но тетя Эмили… она и лорд Кортлэнд…

Амелия (резко) : Сюзан! (это запретная тема) , У нашей тетушки самое благородное сердце во всей Англии!

Сюзан: Да, я знаю, разумеется… тем не менее, она не смогла помочь тому, кого любила.