Вновь, или Спальня моей госпожи

Он оставил ключ. Променял дом на Риту. «Больше тебя ничто не связывает с Оклахомой. Теперь ты избавился и от меня. Значит, с прошлым покончено?»

Алек заговорил:

— Ты все еще его любишь?

Дженни не отвечала. Последние два года она так боялась этого вопроса! Что она могла ответить? Дженни закрыла лицо руками:

— Я чувствую себя обманутой… Все как в тумане. Мне казалось, годы, прожитые вместе, что-то значили. Но выяснилось, что я для него пустое место.

— Иногда лучше быть честным до конца, чем останавливаться на полпути…

— По-твоему, я в дураках?

— Ты не уронила своего достоинства.

Что он имеет в виду? В дураках она или нет? Не мог напрямую ответить! Она слишком устала, чтобы понимать иносказания. Внутри была звенящая пустота… Сейчас она могла говорить лишь напрямик:

— Он сказал, что мы никогда не любили друг друга, и это больнее всего. Он говорит, что я не могу понять его, потому что никогда не любила и не знаю, что такое любовь. Это ложь. Мы любили друг друга. Брайан не смеет зачеркивать прошлого. Не может от него отречься…

— Но он это сделал.

Какая несправедливость. Он уходит с глубочайшим убеждением, что никогда ее не любил.

— Наверное, людям следовало бы любить друг друга вечно. — Голос Алека звучал спокойно. — Но так не бывает. — Он положил ладонь на ее плечо. — Так почти никогда не бывает.

Теплая ладонь поглаживала ее руку. Это действовало успокаивающе. Дженни словно отогревалась под его ладонью.

— Глядя на тебя, я всегда вспоминаю Тинкер Белл.

Тинкер Белл? О чем он?

— Нет, я не о диснеевском мультике. Я про пьесу. Тинкер Белл чудесна. Она сильная, мужественная, справедливая…

— Но Питеру и потерянным мальчикам, — Дженни тоже хорошо знала «Питера Пена», — нужна была Венди.

Венди, милашка в белой ночной рубашечке. Венди, умеющая зашивать порванные кармашки. Мамочка-Венди. Прошлой весной Дженни целых восемь недель собиралась стать мамой. А потом организм сыграл с ней жестокую, злую шутку…

— Это были мальчики, Дженни, — голос Алека доносился откуда-то издалека. — Им нужна была Венди, потому что они малыши. Мужчинам нужно совсем другое.

«Брайан до сих пор мальчик. И не хочет взрослеть».

— Тинкер Белл выпила яд вместо Питера. Он слишком упрям и глуп, чтобы поверить, что в стакане действительно яд — и она выпивает его сама. Именно так ты и поступила, Дженни. Ты выпила яд, но парень не стоил того.

Выпила яд? Неужели?

— Но он предпочел мне вовсе не Венди, — горько прозвучало в ответ.

— Да, на Венди она похожа меньше всего, — согласился Алек.

— Но, ей-Богу, в «дамских штучках» она разбирается…

— Если ты о сексе, то я с тобой не согласен.

— Брось! Ты же ее видел. Почти всю — без купюр…

— Спору нет, она одевается как проститутка, чтобы ощутить власть над мужчиной, привлечь к себе внимание. Только с чувственностью это не имеет ничего общего.

Для Дженни это было чересчур сложно.

— Она обвела меня вокруг пальца. Следующим будет Брайан. Если ты прав, то как же ему не повезло! Сначала я, потом она… Ему никогда не найти женщину, которая утешила бы его в постели.

— Зачем ты продолжаешь заниматься самоуничтожением? — он не убирал ладони. Дженни чувствовала тепло его руки сквозь тонкую ткань. — Почему ты позволила ему убедить себя, что сексуально неполноценна? Это не так. Ты должна в это поверить.

Она вдруг вырвала руку:

— Что ты обо мне знаешь?

Он никогда не был с нею близок и не знает, как она ужасна. Откуда ему знать, как ей бывало тяжело, сколько усилий стоило сосредоточиться, сконцентрироваться на происходящем. Ее мысли разбредались, она отвлекалась — и ничего не получалось…

— Гораздо больше, чем ты думаешь, — ответил он. — Я внимательно наблюдал за тобой, как ты двигаешься. Как сжимаешь в ладонях кофейную чашечку — ты любишь ощущение тепла в ладонях… Я видел, как ты натягиваешь воротник на подбородок, когда размышляешь. Тебе нравится касаться щекой мягкой ткани…

Дженни на самом деле любила тепло чашечки с кофе, прикосновение мягкой ткани… Он следил за ней пристальнее, чем она за собой. Но все это не имело ничего общего с постелью…

— Ну и, — закончил он, — я читал твой сценарий.

— О, — она отмела его аргумент сразу. — Это просто фантазии. — Ее всегда смущало, если люди пытались сделать какие-то выводы о ней исходя из рукописей.

— Может быть. Но однажды кто-то докажет тебе, насколько они реальны. Поверь мне, Дженни. Брайан обманывал тебя. Возможно, он не намного лучше разбирается в таких вещах, но все равно он не прав. Когда-нибудь ты убедишься в этом. Кто-нибудь раскроет тебе глаза.

…Когда-нибудь… кто-нибудь… Не верится. Ее любил только Брайан. А теперь и он убежден в том, что этого никогда не было…

Алек пытается уговорить ее, что влюблен, но на самом деле это не так. Или нет — он действительно верит в это, но жестоко заблуждается.

Однажды он сядет, обдумает все хорошенько и поймет, что ошибался.

— Непохоже, чтобы ты собирался выступить в роли «кого-то»… — ее слова прозвучали жалобно.

Он не сразу понял, о чем речь.

— Я ни на чем не настаиваю, если ты, конечно, об этом.

— А почему бы нет? Ты же думаешь, что любишь меня. — Ее всегда пугала мысль, что он произнесет эти слова, но теперь все неважно. Жизнь кончена.

— Я не думаю. Я люблю тебя. Но, Дженни… Бога ради, подумай, что сейчас произошло. — Алек указал на дверь, за которой скрылся Брайан. — Не считаешь ли ты, что воспользоваться ситуацией непорядочно? И несколько неуместно.

— Почему? — требовательно повторила она, вскочив из-за стола так стремительно, что стул со стуком упал на пол. — В самом деле, что во мне не так? Еще утром я думала, что есть на свете два человека, любящих меня — ты и он. Всего двенадцать часов спустя он женат на какой-то сучке, а ты бежишь от меня как черт от ладана!

— Дженни, я…

Она разрыдалась.

Сильные руки обняли ее, он прижал ее к груди. Алек гладил ее по волосам, по спине, утешая и успокаивая. Она чувствовала на щеке его горячее дыхание, слышала биение его сердца…

— Прости меня. — Она отступила, изо всех сил прижимая к глазам ладони, пытаясь остановить слезы. — Я почти никогда не плачу.

— И почти никогда не требуешь от людей, чтобы они с тобой переспали.

— Нет, — смех был полон горечи и слез, но все же она смеялась. — Этого я тоже не делаю. Господи, какой кошмарный день!

Дженни провела по волосам рукой. Жаль, что она так быстро от него отпрянула. Как было хорошо в его объятьях…

«Он старался тебя утешить. Почему ты не позволяешь ему утешать тебя?»

Потому что ей прежде не нужны были утешения. Она всегда была сильной и жизнерадостной. И ненавидела бессилие и сентиментальность!

…Почему ритм его дыхания не изменился, когда он прижал ее к груди? Почему не напряглись жилы на шее? Если бы он вправду любил ее, то вряд ли был так сдержан.

Или — если бы она была достойна его любви. Но она дурно одета, у нее короткая талия и волосатые ноги…

— Значит, ты не находишь меня чертовски соблазнительной? — Именно такой для Брайана была Рита.

— Это нечестно…

А кто говорит о честности? Дженни хотела быть чертовски соблазнительной — для него.

— Но ведь Хлою Спенсер ты считал такой? И не мог противиться ее очарованию.

— Но мне вовсе не надо было противиться.

— А если бы захотел, смог бы?

— Надеюсь.

Ах, да! Он же идеально положителен! Она опять об этом забыла. Дженни вдруг страшно разозлилась.

…Как же она хотела сейчас показать всем мужикам, где раки зимуют! И Алеку, и Брайану… Доказать Брайану, что ей ничуть не больно. Доказать Алеку, что он не в силах противиться ее притягательности. Доказать самой себе, что она совсем другая…

— Что ты будешь делать, если я брошусь тебе на шею? — требовательно спросила она. — Если прямо сейчас подойду и обниму тебя?

— Дженни, не валяй дурака. Чего ты добиваешься?