Последний защитник Брестской крепости

Их согнали на площадь. Впервые они увидели, насколько сильно пострадала Цитадель. Крепость лежала в руинах, кое-где пожары еще не утихли, черный дым поднимался в небо. Пленники шли озираясь и не могли поверить своим глазам. За несколько дней все было разрушено. Но ясно было, что сопротивление фашисты не сломили. Русские бойцы до сих пор сражались в крепости.

Толпу разделили на две части: солдат, как военнопленных, тут же взяли под конвой и увели, а женщин и детей оставили.

— Антихристы! — со злобой проговорила тетя Маша. — Отзовется им потом, супостатам, за все это.

— Малчат! — прокричал по-русски немецкий офицер. — Ви ест тепьерь арбайтен на Великий Германья. Кто будьет слущяца, тот будьет польючать ида и благо-склонност. Кто ни будьет слущяца, тот атправляца колючий пороволока.

— Я думала, нас расстреляют, тетя Маша, — шепнула Дарья.

— Да уж, конечно, — скептически ответила Мария. — Слышишь, рабочие им нужны. Они сами-то, поди, работать не приучены.

Дарья отметила, что немцы опасались находиться в Цитадели, потому что стрельба не смолкала, отряды гитлеровцев сновали туда-сюда, а санитары выносили раненых.

— Хорошо наши мужики их напугали, — сказала тетя Маша. — Пусть знают, сволочи.

Распределив женщин на группы, немцы отправили их на разбор завалов в тех местах Цитадели, где они уже господствовали. Обращались с ними нормально и вели себя сдержанно. Детей от матерей не отгоняли.

Дарья постоянно спрашивала у женщин, не знает ли кто о ситуации на Западном острове, где остался ее отец. Информация была противоречивая. Кто-то говорил, что на острове вовсю хозяйничают немцы, другие уверяли, что Западный в руках пограничников и их оттуда еще не выбили. Даша надеялась, что отец жив и продолжает сражаться. Она искренне верила, что надо потерпеть и скоро все закончится. Иначе просто быть не могло. Практически все с этим соглашались, и ни у кого не вызывало сомнений, что Красная Армия вот-вот даст гитлеровцам пинка под зад.

— Терпите, бабоньки, — говорила тетя Маша. — Скоро, уже скоро.

Самым страшным было хоронить тела убитых русских солдат. Немцы разрешили женщинам заняться выносом тел с поля боя и дали возможность предать их земле. Для этих целей выделили даже лопаты. Среди убитых находились знакомые, а одна женщина нашла своего брата. Немецкая пуля и летняя жара обезобразили труп, даже угадать черты лица было сложно — нос ввалился, глаза выклевали птицы. Женщина опознала солдата по татуировке. На груди брата наколота звезда, а чуть ниже ее — перекрещенные лавровые венки. Женщина из последних сил держалась, чтобы не показать немцам свое горе, и только когда солдата положили в могилу и забросали землей, тихо, беззвучно расплакалась.

Несмотря на то что Дарья училась на медицинском и покойников повидать ей пришлось, сначала ее мутило при виде трупов. В институте все было по-другому, тела лежали в прохладном помещении морга, а здесь от удушливого запаха разложения деваться было некуда. Но она стоически терпела, понимая, что они должны отдать последний долг героям.

Алешка понял, что происходит нечто страшное, и однажды спросил Дарью:

— А папа с мамой воюют?

— Да, — ответила Даша, — они сражаются, чтобы немцы дальше не прошли.

— Почему же мы с тобой не воюем? — поинтересовался мальчуган.

— Потому что мы еще по возрасту не подходим, и нам дали задание тут за всем приглядывать, — нашлась Дарья.

Алешка воспринял ее слова буквально и теперь, перестав плакать, внимательно следил за передвижениями немцев, постоянно приговаривая:

— Папке потом расскажу, помогу ему.

Когда стрельба в Цитадели поутихла, женщин снова погнали на разбор завалов. Атмосфера в крепости на Центральном острове угнетала. Дарья прекрасно понимала женщин, которые не могли сдержать слез, видя эти разрушения. Как еще может себя вести человек, если за одно мгновение его дом и его жизнь превратились в кучу обломков? Все поддерживали друг друга, как могли.

Фашисты старались не задерживаться в Цитадели надолго без надобности. Тут до сих пор не затихала стрельба, и работницы иногда находились без присмотра. Это давало некоторые преимущества. Во-первых, они собирали патроны, прятали в одежде, а потом сбрасывали в подвалы, надеясь, что оставшимся защитникам они могут пригодиться.

Так же поступали и с найденным оружием, гранатами и обмундированием. Выпрашивая у немцев еду, ее прятали, а попав в Цитадель на работы, незаметно подбрасывали в тех местах, где могли появиться красноармейцы. Все это было сопряжено с риском, и в случае обнаружения фашистами виновную наверняка бы расстреляли, но пока обходилось. У немцев своих забот хватало. Как впоследствии узнала Дарья, они рисковали жизнью не зря: многое из сброшенного было найдено советскими солдатами и помогло держаться еще какое-то время.

Огромную лепту в добывании еды, а если получалось, то и воды, вносили дети. Некоторые немцы с ними общались и даже жалели их. Давали шоколадки, галеты, тушенку, шпроты, хлеб. Дети ничего из этого не ели — все отдавалось матерям и жестко распределялось. Большую часть провизии относили в Цитадель. Алешка тоже активно участвовал в этом и, передавая очередную «добычу», всегда с серьезным лицом говорил:

— Доставьте маме и папе.

Когда у Дарьи возникла мысль сбежать, она и сама не помнила. Просто вдруг поняла, что может делать больше, чем сейчас. Работать на немцев, разгребать завалы и стирать их белье претило настолько, что она боялась психологически не выдержать и сорваться. Но бежать надо было, зная куда, имея некую цель. Сначала она думала пробраться на Западный, но бои там уже прекратились, и стало ясно, что немцы остров зачистили.

Дарья решила спрятаться в Цитадели. Она слышала, как бабы поговаривали, что с Западного в крепость несколько групп пограничников успешно прорвались в Цитадель. Вдруг в их числе был и ее отец? Даша потеряла покой, только одна мысль одолевала ее. Тетя Маша, узнав о намерениях девушки, отговаривать не стала. Она прекрасно понимала, что борьба с фашистской напастью теперь дело каждого, будь то ребенок, женщина или старик.

С Алешкой тоже проблема решилась на удивление просто. Он сильно привязался к Марии, и, когда Дарья ему сказала, что собирается отправиться помогать дяде Володе и тете Кате, он это воспринял с энтузиазмом.

— Ты уже большая, — по-взрослому нахмурив бровки, сказал он, — ты можешь уже им помогать. Я тоже, как подрасту, буду воевать.

Однажды на раскопах Дарья заметила темный подвал. Немцы в той стороне старались не появляться, потому что там серьезно постреливали. Выяснилось, что женщины несколько раз оставляли у подвала продукты и патроны, которые потом бесследно исчезали. Сомневаться, что там укрывалась группа русских солдат, не приходилось.

Выбрав день и попрощавшись со всеми, она улучила момент, когда конвоиры отвлеклись, и быстро спряталась за развалинами. Жара разморила охранников, они сидели на камнях, лениво покуривая.

Чтобы остаться незамеченной, Дарье пришлось проползти около ста метров. До этого ей не приходилось ползать по-пластунски по битому кирпичу, и она раздирала себе колени и локти в кровь, но, закусив губу, упорно продвигалась к цели. Ей повезло. Она добралась до подвала и быстро скрылась в нем.

— Не стреляйте, свои! — крикнула она, но ей никто не ответил.

Дарья подумала, что солдаты оставили этот рубеж и перебрались ночью в другое место. Затея теперь казалась совсем безумной. Что она тут будет делать одна?! Но девушка с детства была упрямой, и раз спустилась в подвал, то отступаться от своего не собиралась. Она твердо шагнула в темноту, держась за стенку рукой.

Дарья надеялась встретить русских солдат и к побегу подготовилась — захватила банку немецкой тушенки, но та выпала, пока она ползла к подвалу. Возвращаться за ней девушка побоялась. Все, что у нее осталось с собой, так это документы, которые немцы не стали отбирать при обыске. Гитлеровцы обычно искали спрятанное оружие или патроны, а на комсомольские билеты и прочие советские бумажки им было наплевать.