Положитесь на Псмита

— Ах, так!

— Я грезила обсудить с вами ваши изумительные творения. А вы, как приехали, ни разу даже не упомянули о своей поэзии. Не правда ли?

— А, но видите ли, я всячески стараюсь отвлекаться.

— Право? Но почему же?

— Мой врач предупредил меня, что я слишком уж перенапрягаюсь. Откровенно говоря, он предложил мне выбор между полнейшим отдыхом и психушкой.

— Чем-чем?

— Он подразумевал приют для умалишенных. Эти служители медицины имеют привычку странно выражаться.

— Но, значит, вы должны совсем-совсем забыть о творчестве, раз опасность столь велика. А вы сказали лорду Эмсуорту, что останетесь сегодня в замке, чтобы писать.

Взор мисс Пиви выражал только нежнейшее сочувствие, но про себя мисс Пиви добавила: «На-ка, выкуси!»

— Справедливо, — вздохнул Псмит. — Совершенно справедливо. Но вам ли не знать, что Поэзия — жестокая владычица. Пришло вдохновение, и я вынужден был пренебречь риском. Но теперь я измучен, измучен.

«У, фрайер!» — сказала мисс Пиви. Но не вслух.

Они прошли еще несколько шагов.

— Если уж быть откровенным до конца, — сказал Псмит, на которого снизошло еще одно вдохновение, — то мне, пожалуй, следует вернуться и прилечь.

Мисс Пиви посмотрела на кусты ярдах в десяти дальше по дороге. Они слегка подрагивали, словно укрывали какое-то инородное тело, и мисс Пиви, чей темперамент отличался вспыльчивостью, уже примеривалась, как она сообщит Эдварду Кутсу, что ему, раз уж он не способен посидеть в кустах, не танцуя при этом, точно кошка на горячей плите, лучше переменить профессию и торговать маринованными угрями. Однако следует упомянуть, что она была несправедлива к своему старинному другу. Еще мгновение назад он был неподвижен, как статуя, но тут в пространство между его воротником и шеей упал крупный и холеричный жук, а подобное испытание не всегда вынесет и самый закаленный следопыт.

— Молю вас, не уходите пока, — сказала мисс Пиви. — Такой чудесный вечер! Прислушайтесь к музыке ветерка в древесных вершинах. Точно дальняя арфа. Мне мнится, он нашептывает свои тайны птичкам.

Псмит воздержался от развития этой мистической темы, и они молча прошли мимо кустов.

Однако еще через десятка два шагов мисс Пиви смягчилась.

— Ах, мистер Тодд, у вас правда измученный вид, — сказала она встревоженно. — Боюсь, вы переоценили свои силы. Наверное, вам все-таки лучше вернуться и прилечь.

— Вы так думаете?

— Уверена. А я пройдусь до ворот и взгляну на дорогу, не едут ли они.

— Но как же я оставлю вас одну?

— Я прошу вас! — произнесла мисс Пиви укоризненно. Псмит пошел назад, охваченный чувством сродни тому, какое может испытать арестант, приговоренный к долгим годам тюрьмы и освобожденный на ее пороге. Взглянув через плечо, он увидел, что мисс Пиви исчезла за поворотом дороги, и остановился, чтобы закурить. Затем бросил спичку и пошел дальше, радуясь жизни, но тут голос у него за спиной произнес «хей!», и из кустов выступила врезавшаяся ему в память фигура мистера Эдварда Кутса.

— Видал? — продолжал мистер Кутс, предъявляя револьвер.

— Безусловно, товарищ Кутс, — ответил Псмит. — И, если такой вопрос уместен, для чего бы это?

— Ну, — сказал мистер Кутс, — просто на случай, если ты попробуешь какие-нибудь штучки. — И, возвратив оружие в ближайший карман, он принялся энергично хлопать себя между лопаток. А кроме того, извиваться столь же энергично.

Псмит сосредоточенно следил за его пляской.

— Вы остановили меня под дулом пистолета только для того, чтобы я полюбовался, как вы занимаетесь шведской гимнастикой? — спросил он.

Мистер Кутс на миг прекратил свои упражнения.

— Жук за шиворотом, — объяснил он коротко. — Или еще какая-нибудь дрянь.

— А? Но в столь грустные минуты вам, естественно, хочется побыть одному. От души пожелаю вам доброго вечера и продолжу свою прогулку.

— Я тебе продолжу!

— О? — сказал Псмит, смиряясь с судьбой. — Пожалуй, вы правы, да, пожалуй. — Мистер Кутс вновь убрал револьвер в карман. — Из этого я заключаю, мистер Кутс, что вас томит желание поговорить со мной. Так валяйте, старый друг, облегчите свою диафрагму.

По— видимому, удачный хлопок оглушил жука, и мистер Кутс смог сосредоточиться на текущих делах. Он оглядел Псмита с нескрываемым отвращением.

— Ты у меня вот где, Билл! — сказал он.

— Мое имя не Билл, — заметил Псмит.

— Угу! — рявкнул мистер Кутс, давая полную волю своему раздражению. — И не Мактодд.

Псмит задумчиво поглядел на своего собеседника. Возникло непредвиденное осложнение, и он первый признал бы, что на данный момент положение представилось ему безвыходным. О нерасположении к нему собеседника достаточно свидетельствовало выражение лица последнего, не говоря уж о его поступках. Избавившись от жука, мистер Кутс обрел возможность посвятить себя Псмиту целиком и теперь взирал на этого элегантного молодого человека с неприкрытой злобой.

— Не пройтись ли нам? — предложил Псмит. — Движение способствует работе мысли. Не стану отрицать, что вы затронули тему, которая отчасти ставит меня в тупик. Тщательно взвесив положение дел, я, мистер Кутс, пришел к выводу, что следующий ход — за вами. Каковы же ваши виды?

— Я бы тебе башку отвинтил, — произнес мистер Кутс нетерпеливо.

— Да, конечно. Однако…

— Я бы из тебя отбивную сделал.

Псмит небрежным движением руки охладил эти утопические мечты.

— Вполне вас понимаю, — сказал он учтиво. — Но, если не выходить за пределы практической политики, какой реальный ход вы предполагаете сделать? Безусловно, вы можете разоблачить меня перед моим любезным хозяином, но не вижу, что это даст вам.

— Сам знаю. Но ты учти, что у меня в рукаве вот эта карта, если задумаешь какие-нибудь штучки.

— Вы упорно возвращаетесь к такой возможности, товарищ Кутс. У вас это уже навязчивая идея. Могу вас заверить, что я ни о чем подобном не помышляю. Так как же вы все-таки намерены поступить?

Они уже вышли на широкое пространство перед парадной дверью, где речка подъездной дороги разливалась широким плесом гравия. Псмит остановился.

— Ты должен протащить меня в эту хату, — сказал мистер Кутс.

— Я опасался, что вы предложите что-нибудь такое. В моем особом положении у меня, естественно, выбора нет, и мне остается лишь попытаться исполнить ваше желание. Все прочее, полагаю, такой взыскательный критик, как вы, неизбежно сочтет «штучками». Но как могу я ввести вас под кров этой, как вы остроумно заметили, хаты?

— Ну, скажете, что я ваш друг и нельзя ли меня пригласить.

Псмит покачал головой с легкой укоризной:

— Не самая блистательная из ваших идей, товарищ Кутс. Тактично обойдя молчанием то мгновенное падение моего престижа, которое неизбежно воспоследует, если вас сочтут моим другом, укажу только, что я сам лишь гость в этой обители английской старины и традиций, а посему мне не положено приглашать закадычных дружков гостить тут неопределенное время. Нет, надо найти другой способ… А вы уверены, что вам это так уж надо? Ну, да, ну, да, я ведь только спросил… Так подумаем…

За строем рододендронов, перпендикулярным стене замка, постепенно возникла дородная фигура, размеренно и величаво двигаясь в направлении черного хода. Это был Бич, дворецкий, возвращавшийся после приятного променада, который он позволил себе в отсутствие своего господина и его гостей. Освеженный несколькими часами на вольном воздухе, Бич возвращался к исполнению возложенных на него обязанностей. И при взгляде на него Псмит нашел решение задачи.

— А, Бич! — окликнул он.

— Что угодно, сэр? — осведомился бархатный бас, и воспоследовала недолгая пауза, пока дворецкий лавировал между рододендронами и выплывал на открытое пространство. Он снял канотье, надетое для променада, и уставился на Псмита несколько выпученными, но благосклонными глазами. Тонкий знаток человечества, обитающего по загородным резиденциям, он уже давно вынес Псмиту одобрительный приговор. С тех пор как леди Констанция распахнула двери замка миру литературы и искусства, его не раз до глубины души шокировали редкостные и диковинные образчики этого мира, которые встряхивали нечесаными кудрями и рассаживались в дурно сшитых фраках за столом, над которым он властвовал. Псмит явился приятным сюрпризом.