Положитесь на Псмита

Время и обветшание поработали над половицами в мансарде, куда Псмит водворил высокородного Фредди Трипвуда, и тот, осторожно передвигаясь в кромешном мраке, имел несчастье провалиться сквозь пол.

Но, как часто случается в нашей жизни, чья-то беда оборачивается чьей-то удачей. То, что для Фредди явилось жутким потрясением, с точки зрения Псмита, было манной небесной. В минуту нервного напряжения внезапное возникновение под потолком болтающейся человеческой ноги способно ошеломить и самое мужественное сердце. Эдвард Кутс не скрыл своего смятения. Подпрыгнув вверх на добрые шесть дюймов, он дернул головой и нечаянно спустил курок своего револьвера. Пуля впилась в штукатурку возле ноги.

Нога исчезла. С того момента как Фредди Трипвуд остался наверху один, он ни на секунду не забывал прощального предупреждения Псмита, что его подстрелят, вздумай он бежать, и пуля мистера Кутса представилась ему эффективным исполнением этого обещания. Отчаянным рывком выдернув ногу из бездны, он исполнил прыжок спиной вперед и достиг дальней стены, где, не имея возможности удалиться еще дальше от центра событий, вынужден был остановить свое отступление. Свернувшись в комочек настолько крохотный, насколько это было в его силах, он вжимался в стену, стараясь не дышать. От намерения объяснить сквозь пролом, что виной всему злополучная случайность, он благоразумно сразу же отказался. Хотя в другие критические минуты своей жизни Фредди часто показывал себя не слишком сообразительным, на этот раз ему достало проницательности понять, что окрестности дыры — места опасные, которых следует избегать. А потому, храня глубокое и нерушимое молчание, он скорчился во мраке и молился только о том, чтобы его оставили тут в покое.

Минуты шли, и создавалось впечатление, что это скромное желание будет удовлетворено. Снизу до него доносились шум и голоса, но они не сопровождались пулями. Было бы преувеличением сказать, что к нему вернулась беззаботная безмятежность, но и это было все-таки кое-что. Пульс Фредди начал замедляться.

А вот пульс мистера Кутса бился с опасной частотой. В нижней комнате с Эдвардом Кутсом стремительно творились нежелательные вещи. Сперва ему показалось, что следом за штукатуркой на него обрушился весь потолок, но впечатление это было ошибочным. Произошло всего лишь следующее: Псмит, обнаружив, что глаза мистера Кутса и его револьвер отвлеклись от него, прыгнул вперед, ухватил стул, ударил противника по голове этим стулом, избавил его от револьвера, метнулся к камину, забрал револьвер, лежавший гам, и теперь, угрожающе сжимая их оба, жег его взглядом сквозь сверкающий монокль.

— Без штучек, товарищ Кутс! — сказал Псмит.

Мистер Кутс с трудом поднялся с пола. Голова у него гудела. Он поглядел на револьвер, замигал, открыл было рот и снова его закрыл. Мучительное ощущение поражения охватило его. Природа не создала его для насильственных действий. Мирные манипуляции с колодой карт в курительной атлантического лайнера — вот что он любил, чем наслаждался, а применение физической силы было ему чуждо и неприятно. Для мистера Кутса война окончилась.

Но мисс Пиви была само упорство. Ее полотенце еще не болталось на канате ринга. Она стиснула колье стальной хваткой. Ее прекрасные глаза горели гордым вызовом.

— Думаешь, ты такой умный, а? — осведомилась она. Псмит поглядел на нее сочувственно. Ее твердость импонировала ему. Но дело есть дело.

— Боюсь, — произнес он с сожалением, — я вынужден побеспокоить вас просьбой отдать это колье.

— На-кася выкуси, — надменно изрекла поэтесса.

Псмит был глубоко ранен.

— Я дитя в подобных делах, — сказал он, — но мне всегда казалось, что в подобных ситуациях желания человека с огнестрельным оружием в руке выполняются без промедления.

— Это смотря чьи! — без тени колебаний ответила мисс Пиви. — Вот сейчас я уйду и унесу блестяшки. И ставлю что угодно: у тебя духа недостанет выстрелить. Стрелять в женщину? Где тебе!

Псмит грустно кивнул:

— В психологии вы разбираетесь безупречно. Ваше доверие к моей рыцарственности покоится на твердом основании. Но, — продолжал он, веселея, — по-моему, я нашел выход из затруднения. Мне было ниспослано озарение. Я выстрелю, но не в вас, а в товарища Кутса. Все будет чинно и благородно. Если вы попытаетесь выскользнуть вон в ту дверь, я немедленно всажу пулю в ногу товарища Кутса. Иными словами, попробую. Правда, стрелок я неважный, и не исключено, что всажу ее в какой-нибудь более существенный орган, но в любом случае ему послужит утешением сознание, что я сделал, что мог, и из самых лучших побуждений.

— Хей! — воскликнул мистер Кутс. Ни разу за всю его жизнь, щедро уснащенную этим любимым восклицанием, оно не испускалось с большей истовостью. Он бросил лихорадочный взгляд на мисс Пиви и, вопреки своим надеждам прочитав в ее чертах скорее нерешительность, чем согласие тут же исполнить требуемое, забыл об обычном своем почтительном смирении и показал себя мужчиной. Пещерный человек в нем не таился, но в данном конкретном случае последнее слово он твердо решил оставить за собой. В исступленном прыжке он достиг мисс Пиви, вырвал у нее колье и бросил брильянты во вражеский стан. Ева нагнулась и подобрала колье.

— Благодарю вас! — сказал Псмит с быстрым поклоном в ее сторону.

Мисс Пиви тяжело дышала. Ее сильные пальцы сжимались в кулаки и разжимались. За полураскрытыми губами узкой белой полоской посверкивали зубы. Внезапно она сглотнула, будто разом осушив рюмку с омерзительной микстурой.

— Ну, что же, — сказала она негромким ровным голосом. — Вот вроде бы и все. Пожалуй, мы пошли. Давай, Эд, заводи мотор.

— Иду, Лиз, — покорно отозвался мистер Кутс. Они вместе исчезли в ночи.

V

После их ухода воцарилась тишина. Ева, совсем ослабев после бури эмоций, которые ей довелось испытать в стенах коттеджа, опустилась на располосованный диван и подперла рукой подбородок. Она глядела на Псмита, который, напевая веселую арию, носком ботинка воздвигал надгробный курган над второй дохлой летучей мышью.

— Вот так, — сказала она.

Псмит озарил ее дружеской улыбкой.

— У вас дар выражаться афоризмами! — отозвался он. — Вот, как вы тонко определили, именно так.

Ева промолчала. Псмит завершил погребение и отступил с видом человека, который сделал все что мог для с честью погибшего друга.

— Только подумать, что мисс Пиви — мошенница! — сказала наконец Ева. Почему-то ей не хотелось, чтобы разговор окончательно прервался, и в то же время она сознавала, что разговор этот, если не дать ему прерваться, может принять опасно интимный оборот. Подсознательно она пыталась определить свою точку зрения на этого долговязого невозмутимого молодого человека, который столь недавно внес себя в список тех, кто, по их словам, взирали на нее с нежностью.

— Должен сознаться, и я был несколько ошеломлен, — сказал Псмит. — И открытие в ее натуре этой новой более глубокой стороны в значительной мере изменило сложившееся у меня мнение о ней. Я почувствовал, что был несправедлив к мисс Пиви. Во мне шевельнулось чувство, родственное уважению. Право, я почти жалею, что мы были вынуждены отнять у нее брильянты.

— Мы? — повторила Ева. — Боюсь, я тут ни при чем.

— Вы держались идеально, — заверил ее Псмит. — Вы обеспечили именно ту поддержку, которая необходима человеку в подобные критические минуты.

Вновь наступило молчание. Ева вернулась к своим мыслям. И затем с внезапностью, которая ее удивила, она поняла, что приняла окончательное решение.

— Так вы собираетесь вступить в брак? — сказала она. Псмит задумчиво пополировал монокль.

— Думаю, что да, — сказал он. — Думаю, что да. А что думаете вы?

Ева внимательно посмотрела на него и засмеялась.

— Да, — ответила она. — Я тоже так думаю. — Она помолчала. — Сказать вам что-то?

— Ничего чудеснее вы мне сказать не можете.

— Когда я встретилась с Синтией в Маркет-Бландингсе, она рассказала мне, из-за чего муж ее покинул. Как по-вашему, из-за чего?