Следователь побелел.

— Но если вас так сильно волнует брошенное вооружение, то я могу подсказать пару адресов, где стоят бесхозные артиллерийские орудия. И танки. Правда, там постреливают… Танки вас интересуют?

— Меня интересует изделие ВВ-П-325, полученное вами…

— По нему я все, что знал, сказал. Если очень надо, могу представить копию акта. Лист бумаги найдется?

— Зачем лист?

— Акт написать.

— Мне кажется, вы не понимаете всей серьезности своего положения…

— Серьезное положение — это когда противник взял тебя в клещи, оседлав господствующие высоты, а ты внизу и у тебя осталось полрожка патронов и одна граната.

— Вы отказываетесь помочь следствию?

— Я ни от чего не отказываюсь, я даже готов предложить вам пятьсот тонн вполне исправных танков. Но вам почему-то более интересны граммы изделия ВВ-П-325.

Генерал наступал, потому что всегда наступал, даже будучи лейтенантом.

— От себя, без протокола, хочу посоветовать не лезть в дела, в которых вы не очень осведомлены.

— Это в какие такие дела?

— В дела армии. Лучше ловите своих уголовников. Генерал встал.

— Я могу быть свободным?

— Нет, не можете. Я думал, мы договоримся… Но раз так…

Следователь вытащил какую-то бумажку.

— Я задерживаю вас до выяснения всех обстоятельств дела.

И, выдержав паузу, добавил:

— И прямо сейчас, пока никто не знает о вашем задержании, мы отправимся в вашу часть, чтобы произвести выемку остатков специзделия ВВ-П-325 для проведения взрывотехнических и идентификационных экспертиз.

— На каком основании?

— На основании ордера на обыск, выданного районным прокурором.

— Боюсь, одного только ордера вам будет мало.

— А что нужно еще?

— Спецдопуск.

— Куда — на склад? Ведь ваша часть — склад, — усмехнулся подполковник.

— Не просто склад, а склад специмущества.

— А вот этого мне в ходе расследования установить не удалось. Не проходите вы в документах как “спец”, проходите как просто склад. Просто воинский склад.

Подловил подполковник Максимов генерала Крашенинникова, на ерунде подловил, на легенде прикрытия.

— Так что собирайтесь.

Следователь нажал кнопку. В кабинет вошел милиционер.

— Вызывайте машину и ОМОН.

ОМОН подполковник Максимов оплачивал сам, из своего кармана. Пашка обеспечил какой-то левый, на зачистку овощного рынка, вызов, а он выкатил пять ящиков водки и закуску. Омоновцы согласились. Часть поехала шерстить рынок, часть — поддержать “стволами” подполковника.

Генерала посадили на заднее сиденье машины между двумя дюжими оперативниками. В десяти метрах сзади пристроился автобус ОМОНа. Сквозь забранные мелкой сеткой окна смутно просматривались фигуры в бронежилетах и массивных, с забралами касках.

Движением командовал подполковник.

— Куда?

— Направо….

Теперь налево…

Прямо…

Через полчаса подъехали к воротам КПП.

— Прикажите поднять шлагбаум, — потребовал подполковник Максимов. Генерал не двигался.

— Вы хотите, чтобы мы применили силу?

К машине подошел боец с повязкой на рукаве. Заметил сжатого с боков командира, вопросительно взглянул на него.

Подполковник вытащил из кармана табельный “Макаров” и демонстративно передернул затвор.

— Пропусти, — приказал генерал. Шлагбаум медленно пополз вверх. Машины въехали на территорию части.

— Где у вас тут склады?

— Ищите, — пожал плечами генерал. Складов видно не было.

— Куда? — спросил водитель.

— Давай к штабу. Вначале изымем документацию…

Легковушка и автобус притормозили у крыльца. Навстречу выбежал дежурный по части. Он недоуменно смотрел на незнакомые, которые почему-то пропустили через КПП, машины.

— Выходите, — приказал подполковник Максимов.

Один из оперативников открыл, придержал дверцу. Генерал выбрался, встал возле машины. Дежурный шагнул ему навстречу, медленно потянув правую ладонь к фуражке.

— Стойте там, где стоите! — жестко сказал подполковник.

Он не раз бывал на задержаниях и знал, какой тон следует выбирать, чтобы осаживать случайных посторонних.

Дежурный по части остановился и так и остался стоять с застывшей на уровне плеча рукой.

Из окон второго и третьего этажей, где располагались учебные классы, привлеченные шумом, стали высовываться спецназовцы. Сверху они хорошо видели омоновцев, видели оперативников в гражданке и видели генерала.

— Что случилось? Что?..

Встретить серьезного сопротивления подполковник Максимов не опасался, и даже не потому, что за его спиной выскакивал из автобуса и разбегался по сторонам ОМОН, а потому, что за ним стояло государство со всем его могучим репрессивным аппаратом. По крайней мере, все так должны были считать. И конфликт с ОМОНом мог закончиться не только избиением дубинками и кирзовыми ботинками куда ни попадя, но и тюремным сроком.

— Еще раз прошу вас добровольно показать, где находится интересующий следствие материал.

Генерал стоял, в упор глядя на следователя. В глазах его не было растерянности и не было страха. Наверное, он действительно и не такое видел.

— Прошу вас пройти в помещение, — предложил подполковник и хотел подтолкнуть его в спину. Чтобы поторопить.

Но генерал, быстро развернувшись, перехватил его руку. И с силой сжал. Как в тисках сжал.

— Не надо… Руки распускать не надо, — напряженно сказал он. — Я пока не арестованный.

Подполковник попытался вырваться, но не смог. Он дергал рукой и чем дольше дергал, тем унизительней себя чувствовал и тем сильнее злился.

— Взять его, взять! — крикнул он. Несколько омоновцев, вскинув дубинки, побежали к генералу.

— Стоять! — рявкнул генерал.

Натасканные на командный голос омоновцы, на мгновение опешив, остановились.

— Давайте разойдемся миром, — предложил генерал. — Я приду завтра сам, приду со всеми документами.

— Никуда вы не придете, потому что уедете с нами, — рассвирепев, закричал подполковник. — Что вы встали — берите его. Он преступник!

Подбежавшие омоновцы попытались схватить генерала за руки и заломить их за спину. Но тот вырвался и ткнул одного из бойцов локтем в грудь, другого ударил затылком по лицу.

— Ах ты гад!..

С генералом перестали чикаться, огрев резиновой дубинкой по голове.

Пришедший в себя дежурный по части крикнул:

— В ружье!..

Все вокруг мгновенно пришло в движение. Из окон второго и третьего этажей разом вывалились несколько тел, шмякнулись на асфальт, отскочили от него, как мячики, перекувырнулись через головы и метнулись в сторону омоновцев. В руках у них хищно взблеснули штык-ножи.

Не тормозя, не раздумывая, какие это может иметь последствия, они выполнили приказ дежурного. На рефлекторном уровне выполнили.

Омоновцы, отшатнувшись назад, потянулись к автоматам. Но выстрелить не успели. Спецназовцы, подкатившись под ближних бойцов, пнули их по ногам и пнули под бронежилеты, с силой развернули к себе на мгновенье ослабевшие от боли тела, сунули под забрала касок, прижали к кадыкам остро заточенные клинки штык-ножей.

Омоновцы передернули затворы автоматов. Но стрелять не могли, потому что тогда бы им пришлось стрелять в своих.

На втором этаже, в противоположных по фасаду окнах, посыпались стекла и на железные подоконники вывалились стволы ручных пулеметов со свободно повисшими вниз сошками.

Характерно клацнули передернутые затворы.

Омоновцы растерянно теребили пальцами спусковые крючки автоматов, косясь на выставленные по флангам пулеметы и на своих плененных противником товарищей.

Спецназовцы злобно щерились и подрезали на шеях плененных кожу, наглядно, кровавыми подтеками, демонстрируя свою готовность перерезать горла жертвам от уха до уха.

В любую следующую секунду у кого-нибудь могли не выдержать нервы и мог начаться бой.

— Отставить! — что было сил заорал генерал Крашенинников. — Всем отставить! “Стволы” в землю!

×
×