Потерянное освобождение

Глаза человека были столь же невыразительными, как и все остальное в нем: не синие, не зеленые, не карие, а скорее смесь всех цветов одновременно. Но было в этих глазах нечто, проникшее в самую душу Корвуса и коснувшееся его внутреннего «я». В них присутствовала мудрость и доброта, старость — смиренная, но одновременно приводящая в замешательство. И в то же время Корвус стал свидетелем явления полубога, излучающего золотое сияние и облаченного в белые одеяния, пылавшие внутренним светом. Он увидел строгое лицо с золотыми глазами, которые пронзали его до самой сути. Странник возвышался над преклонившими колени людьми, шагая по ковру из негасимого пламени.

Корвус не мог совместить воедино эти два изображения. К нему приближался богоподобный, грандиозный властитель, но внутри его мерцал крошечный невзрачный человечек. Наконец, когда разум Корвуса уже был не в состоянии сопротивляться чарам, он увидел новоприбывшего так же, как его последователи, и мгновенно ощутил неудержимое желание склониться перед пришельцем.

Корвус попытался побороть это стремление. Он сражался за то, чтобы его люди больше ни перед кем не стояли на коленях. Способ, которым этот человек влиял на его людей, встревожил Корвуса. Прищурившись, он продолжал смотреть на него, не в состоянии определить, какое изображение было истинным, а какое всего лишь иллюзией, пока гость неспешно шагал по феррокритовой площадке.

— Кто ты? — наконец спросил Корвус. — Что ты сделал с моими людьми?

Человек бросил взгляд на повстанцев, которые с обожанием взирали на него, и Корвусу показалось, будто он удивился. Его светлые волосы огненной волной разметались по плечам, когда он повернул голову. Корвуса захлестнула еще одна волна благоговения, и вновь командиру партизан пришлось постараться, чтобы не рухнуть на колени.

— Побочное действие, — промолвил человек, вновь сосредоточив внимание на Корвусе. Он уставился на лидера повстанцев пронзительным взглядом, его глаза теперь все время были золотыми, будто бездонные кладези света. Кожа лучилась силой, словно плоть его состояла из углей, спрятанных за тонкой бумагой. Корвус ощутил мимолетный трепет в груди и сжимающуюся в тугой узел тревогу, но это была лишь малая толика того, что испытывали его воины при виде их гостя. — Я — Император человечества. Я сотворил тебя.

После этих слов с глаз Корвуса словно упала пелена. Он увидел Императора таким, как когда-то, — наблюдавшим за растущим младенцем по ту сторону инкубатора. Тогда его лицо искажали изгибы стекла, но черты угадывались безошибочно. Лидер повстанцев долго размышлял над лицом из своих первых воспоминаний, удивляясь, кому оно могло принадлежать. Теперь смутные образы превратились в четкое знание. Корвус вспомнил шум и свет, а также громогласные голоса вокруг, вспомнил прилив силы и чувство дезориентации, когда противоестественные силы похитили его из колыбели.

Теперь он безошибочно признал лицо своего отца, единственного человека, достойного нерушимой верности. Корвус почтительно опустился на колено, поняв, что гость сказал правду. Перед ним был Повелитель человечества.

— Как ты зовешь это место? — спросил Император.

— Когда-то оно звалось Ликеем, — ответил Корвус. — Теперь известно как Освобождение.

— Хорошее имя, — промолвил Император. — Пожалуйста, встань, сын мой. Нам нужно о многом поговорить.

Так они и сделали. Корвус оставил людей и провел Императора в свои покои, на старый пост стражей на срединных уровнях Черной Башни. Он попросил принести еду и питье для своего гостя, стыдясь скудности пищи, которую мог предложить отцу. Император лишь отмахнулся от его беспокойства и присел на грубо сколоченную койку, служившую креслом для массивного командира повстанцев.

— Ты узнаешь меня? — спросил Император.

Выражение его лица было непроницаемым, но Корвусу почудился в голосе отца намек на удивление. Какая бы сила ни воздействовала на партизан, на Корвуса она оказывала не столь сильный эффект, поэтому человек перед ним явно был таким же, как и в его старых воспоминаниях.

— Ты такой же, как в моем сне, — ответил он.

— Как интересно, — сказал Император, после чего качнул головой и улыбнулся.

Они говорили о многом. Хотя Корвуса распирало от вопросов об Императоре, о себе самом и об остальной Галактике, оказалось, что по большей части рассказывал он сам, отвечая на постоянные вопросы Императора о событиях на Освобождении и Киаваре. Корвус поведал ему обо всем, что знал из истории звездной системы, и о войне за свободу, которую вел последние годы.

Не переставая говорить, Корвус мерил шагами комнату, возбужденный и наполненный энергией. Император сидел на койке и иногда кивал, скорее понимающе, чем с одобрением. По правде говоря, он не пытался осуждать или одобрять его действия. Император внимательно слушал все, о чем рассказывал ему Корвус, временами задавая уместные вопросы о мельчайших деталях, желая узнать, чем живет его сын.

— Одного я не могу понять. — Наконец Корвус озвучил то, что терзало его с момента первого пробуждения. — Как я здесь оказался?

Настроение Императора испортилось, его лицо опечалилось. Впервые он отхлебнул воды из стакана, который принесли еще несколько часов назад, взгляд его стал обеспокоенным.

— Существует иная вселенная, — произнес он. — Она находится подле нашей, является частью ее, но в то же время — отдельной. Она зовется варпом.

— Я знаю о нем, — сказал Корвус. — Мне не приходилось видеть его, но я слышал, что корабли с его помощью могут путешествовать к далеким звездам. Еще говорят, что в некоторых машинах из Киавара заключена энергия варпа.

— Это вселенная безграничной мощи, и, как ты и сказал, в нее можно попасть при помощи кораблей или разумов людей, которых мы называем псайкерами, — продолжил Император. — Как и наша Галактика, варп обитаем, в нем живут существа — не из плоти, но из мысли. Иногда они жаждут наших жизней, желая полакомиться душами смертных. Тебя и твоих братьев отобрали у меня обитатели варпа до того, как вы успели вырасти.

— Братья? — Корвуса немало взволновала эта перспектива, он тут же отложил все вопросы, которые появились у него после ответа Императора. У Корвуса было немало друзей среди заключенных Ликея, но он понимал, что отличается от них, а когда люди стали называть его Спасителем, исчезла последняя надежда на нормальные отношения. То, что существовали такие же, как он, люди, вдохнуло в Корвуса новые силы.

— Да, у тебя есть братья, — с улыбкой сказал Император. — Вас семнадцать. Вы — примархи, мое лучшее творение.

— Семнадцать? — непонимающе переспросил Корвус. — Я помню, что был номером девятнадцатым. Как так может быть?

Император поник, преисполнившись глубокой скорби. При следующих словах он отвел взгляд от Корвуса.

— Двое других, — сказал он, — это отдельный разговор.

— Где сейчас мои братья? Они с тобой?

— Тебя и других примархов похитили силы варпа, разбросав по всей Галактике на противоестественных волнах. Вот как ты оказался под ледником на этой луне. Да, едва взглянув на тебя, я увидел, что выпало на твою долю, узнал о твоей жизни. Слух о тебе, о величественном создании, которое возглавляло восстание, разлетелся дальше, чем ты можешь себе представить, и именно он привлек мое внимание. Твоих братьев, тех, которых я нашел, также раскидало по отдаленным мирам. Как и ты, все они великие воины и лидеры. Это мой дар вам. Вы — самые лучшие полководцы, обладающие несравненным разумом и физическими способностями. Я сотворил вас из собственной генетической структуры как своих сыновей и командиров в Великом крестовом походе.

— Что это за поход? Скольких моих братьев ты отыскал?

— Большинство, — ответил Император. — У меня есть огромные армии воинов-Астартес. Так же как ты создан из меня, они — плоть от плоти твоей. Примархи — военачальники этих армий, которые отвоевывают Галактику для человечества. Долгая Ночь, Эра Раздора окончились. Во мраке тлеют останки империй древности, слабые угольки человечества почти утонули в бездонной мгле. Великий крестовый поход раздувает пламя, дабы искоренить суеверия, принеся с собой Просвещение вместо невежества. С твоей помощью я объединю человечество, и оно будет править звездами.