Умирающая земля

Снизу послышался громовой звук, сотни мощных ударов. Юлан Дор и Элаи заторопились к окну и посмотрели вниз. Потрясающее зрелище увидели они на улицах.

Десятифутовые павильоны, ведущие в подземелья города, распахнулись. Из каждого выползло по большому щупальцу из черного прозрачного желе, похожего на вещество движущихся дорог.

Щупальца поднялись в воздух и выпустили сотни отростков, которые начали преследоваль бегущих в панике жителей Ампридатвира. Щупальца хватали людей, срывали с них одежду, серую и зеленую, проносили по воздуху и швыряли на центральную площадь. В холодном утреннем воздухе население Ампридатвира предстало совершенно обнаженным, и ни один человек не мог отличить серых от зеленых.

– У Рогола Домедонфорса теперь большие сильные руки, – воскликнул громовой голос, – крепкие, как сталь, вездесущие, как воздух.

Голос доносился отовсюду и ниоткуда.

– Я Рогол Домедонфорс, последний правитель Ампридатвира. До какого же состояния вы пали! Жители лачуг, пожиратели грязи! Смотрите – я мгновенно восстановлю все разрушенное за пять тысяч лет!

Щупальца отрастили тысячи дополнительных приспособлений – жесткие роговые резаки, жерла, изрыгавшие голубое пламя, огромные черпаки, и на каждом из них вырос на стебельке глаз. Они метались по городу, и везде, где что-то обрушилось или виднелись другие следы времени, щупальца копали, резали, жгли, плавили, доставляли новые материалы. После них оставались новые сверкающие поверхности.

Многорукие щупальца собирали обломки веков; нагруженные, они проносились высоко в воздухе чудовищной катапультой, выбрасывавшей мусор далеко в море. И везде, где была серая или зеленая краска, щупальца меняли их на новые яркие цвета.

По всем улицам катилась многоликая волна, устремлялась в каждую башню, в каждый дом, на каждую площадь и в каждый парк – уничтожая, разбирая, строя, чиня, восстанавливая. Рогол Домедонфорс схватил Ампридатвир и овладел им, как дерево хватает корнями землю.

И через несколько мгновений прежние развалины заменил новый Ампридатвир, сверкающий, блестящий город, гордый, неустрашимый, бросающий вызов красному солнцу.

Юлан Дор и Элаи, ошеломленные, чуть не теряющие сознание, следили за обновлением. Неужели все это возможно? Неужели можно уничтожить город и в мгновение ока построить на его месте новый?

Руки из черного желе метнулись по холмам острова, нырнули в пещеры, в которых лежали сонные переваривающие пищу гауны, схватили их, вытащили на воздух и подвесили над съежившимся Ампридатвиром – сотню гаунов на ста щупальцах, словно ужасные плоды страшного дерева.

– Смотрите! – прогремел голос, хвастливо и дико. – Вот кого вы боялись! Смотрите, как обойдется с ними Рогол Домедонфорс!

Щупальца мелькнули, и дергающиеся, извивающиеся гауны пролетели над городом и упали в море.

– Он сумасшедший, – прошептал Юлан Дор Элаи, – долгий сон повредил его мозг.

– Смотрите на новый Ампридатвир! – гремел могучий голос. – Вы видите его в первый и последний раз. Теперь вы умрете! Вы оказались недостойны прошлого – недостойны поклоняться новому богу Роголу Домедонфорсу. Эти двое, рядом со мной, будут основателями новой расы…

Юлан Дор смотрел встревоженно. Что? Им предстоит остаться одним в пустом Ампридатвире под контролем безумного сверхсущества?

– Нет!

Одним движением он выхватил меч и, погрузив его в цилиндр с желе, пронзил мозг, рассек его стальным лезвием.

Ужаснейший звук, никогда прежде не слышанный на Земле, потряс воздух. Мужчины и женщины сходили с ума на площадях.

Щупальца Рогола Домедонфорса по всему городу забились в лихорадочной агонии, как дергает лапками раненое насекомое. Великолепные башни рушились, крики жителей прорезали грохот катастрофы.

Юлан Дор и Элаи побежали на террасу, где оставили воздушную лодку. За ними слышался хриплый шепот:

– Я… еще… не мертв. Если… все мои мечты… разбиты, то я… убью… и вас двоих…

Они прыгнули в лодку. Юлан Дор поднял ее в воздух. Невероятным усилием одно из щупалец, прекратив хаотические движения, метнулось, чтобы перехватить их. Юлан Дор увернулся, бросил лодку в небо. Щупальце устремилось за ними.

Юлан Дор до предела отвел рычаг скорости, ветер запел и засвистел вокруг машины. А вслед за ней летела дрожащая рука умирающего бога, стараясь раздавить мошку, причинившую ему такую боль.

– Быстрее! Быстрее! – молил Юлан Дор машину.

– Выше, – прошептала девушка, – выше – быстрее…

Юлан Дор поднял нос лодка круто вверх, но черное щупальце следовало за ней – черная радуга, подножие которой – в далеком уже Ампридатвире.

Но тут Рогол Домедонфорс умер. Щупальце превратилось в облако дыма и медленно рассеялось над морем.

Юлан Дор продолжал лететь на полной скорости, пока остров не превратился в дымку и не исчез в море. Только тут он замедлил скорость, перевел дыхание и позволил себе расслабиться.

Элаи неожиданно упала ему на плечо и истерически разрыдалась.

– Тише, девочка, тише, – успокаивал ее Юлан Дор. – Мы спасены; мы навсегда покидаем этот проклятый город.

Она успокоилась и скоро спросила:

– Куда же мы теперь полетим?

Юлан Дур расчетливо и с некоторым сомнением осмотрел летающую машину.

– Кандайв не получит никакой магии. Но у меня будет что рассказать ему. Может быть, он останется доволен… И, конечно, он захочет летающую лодку. Но мы еще посмотрим, еще посмотрим…

Девушка прошептала:

– А нельзя ли нам просто лететь на восток? Все лететь, лететь и лететь, пока не найдем место, где встает солнце, и хороший луг, и фруктовые деревья возле него?..

Юлан Дор посмотрел на юг и подумал о Кайне с его тихими ночами и окрашенными в цвет вина днями, о просторном дворце, в котором он живет, о лежанке, с которой он будет смотреть на воды залива Санреаль, на старые оливковые деревья, на суматоху праздничных дней…

И сказал:

– Элаи, тебе понравится Кайн.

Гвил из Сферы.

Рождение маленького Гвила, очень непохожего на своих родителей и других жителей селения, было причиной постоянной досады для его отца. Внешне совершенно нормального ребенка все время мучила странная жажда необычного. Говорили, что его кто-то заколдовал еще во чреве матери. Часто при самом незначительном волнении мальчик как-то странно хохотал, и это очень развлекало окружающих. Когда Гвилу исполнилось четыре года, он начал задавать странные вопросы:

– Почему у квадрата больше сторон, чем у треугольника?

– Почему мы ходим в темноте и не спотыкаемся постоянно?

– Растут ли в океане цветы?

– Почему, когда ночью идет дождь, звезды не шипят?

На все это отец сердито отвечал:

– Таковы законы философии, и квадраты с треугольниками им подчиняются! – Или: – Мы находим путь на ощупь. – Или: – Я над этим не задумывался. Что там на дне, известно только Хранителю! – Или: – Не знаю, ведь звезды выше даже самых высоких облаков!

Когда Гвил подрос, он стал очень вспыльчив, быстро раздражался, но, многого не понимая, продолжал задавать свои вопросы:

– Почему человек умирает, когда его убивают?

– Куда исчезает красота?

– Сколько будут жить на земле люди?

– Что находится выше неба?

Отец сердился, но пытался ответить и на это:

– Смерть – следствие жизни, – говорил он. – Жизнь человека походит на воздушный шар. Шар летит, а жизнь течет, похожая на цветной причудливый сон.

– Красота часто коварна, она обманывает зрение. Но когда нет любви, глаза смотрят и не видят красоты.

– Некоторые люди считают, что они приходят на этот свет, чтобы есть, а потом умереть; другие живут в своих делах.

– Только Хранитель может ответить на все вопросы.

Гвил размышлял, пытаясь постичь многое, пока не понял тайный смысл явлений. Шла молва, что при родах ему повредили голову и сейчас он пытается восстановить свой рассудок.

Гвил часто бродил по травянистым холмам Сферы. Ему хотелось ближе узнать то, что его окружает.