Не позже полуночи

— Что? — переспросил Элф в крайнем волнении и, кивнув ребятам, продолжал слушать то, что ему говорил телефонист. Ребята видели, как у него отвисла челюсть, и на лице отразилось сначала недоверие, потом смятение, а потом тихая отрешенность и отчаяние.

— О'кэй, — сказал он мрачно. — Не уходите. Мы еще позвоним.

Он бросил трубку и откинулся на спинку стула.

— Погиб? — спросил Кен.

— Хуже.

Элф достал платок и высморкался. Затем он залпом выпил кофе и вместе со стулом отъехал от телефона.

— Бэрри свихнулся, — сказал он отрывисто. — Нам все-таки придется звонить психиатру. Выясни телефон шведа, Пэт; только не через «Интернейшнл». Если они что пронюхают, нам конец.

— Господи Иисусе, Элф, — сказал Боб. — Да в чем дело?

Элф уставился на пол. Затем выпрямился и посмотрел на ребят.

— Бэрри весь вечер был в «Серебряной туфельке», — сказал он. — Телефонист видел, как в начале пятого он выходил из женского туалета.

А в гостиной у Пинки Опасный мужчина только что прикончил вторую тарелку рисового пудинга и облизывал ложку. Левой рукой он перелистывал альбом фотографий.

— Этот просто великолепен, — говорил он. — Потрясающий парень.

Он разглядывал фотографию второго внука Пинки: мальчик в пестрых штанишках склонился над крепостью из песка и ковырял ее лопаткой.

— Сколько лет этому карапузу? — спросил Бэрри.

Пинки заглянула ему через плечо и надела очки.

— Это Ронни, — сказала она. — В тот день ему исполнилось два годика. Он не в нашу породу: вылитый Мак Коу. Переверни страницу, там мистер и миссис Мак Коу — свекор и свекровь моей Вивиан — у себя на веранде. Вот они. Видишь, какие у мистера Мак Коу большие уши? У Ронни точно такие же. А девчушка на коленях у мистера Мак Коу — это его внучка, Сью. Она дочка Тома Мак Коу, того, который попал в автомобильную катастрофу. Я тебе рассказывала.

— Да, — сказал Бэрри. — Помню. А это кто?

— Это просто наши знакомые, Гаррисоны. Чудесные люди. У них сын погиб в Корее. А эта девушка — их дочь. Она замужем. Слушай, я не хочу тебя торопить, но время идет. Если ты хочешь поспеть на студию к семи, пора подумать о такси.

— Черт, — сказал Бэрри.

Он захлопнул альбом и посмотрел на часы. Пинки была права. Времени — только-только, чтобы привести себя в порядок, хватать такси и ехать на студию. Он спустил свои длинные ноги на пол и сел на кушетке.

— Я просто не могу тебе передать, Пинки, — сказал он, — как много все это для меня значит.

— Я рада, — сказала она. — Приятно встретить старого друга.

Бэрри вымыл руки, причесался, провел рукой по подбородку, на котором уже показалась щетина. Когда он приедет на студию, придется Слипу им заняться. Потом он наклонился и поцеловал Пинки.

— Все было замечательно, — сказал он. — Просто замечательно.

Она открыла дверь квартиры и выглянула на лестницу.

— Да, вот еще что, — сказала она ему. — Не говори никому, где ты был и с кем. Когда женщина живет одна, ей надо быть осторожной. Если пойдут разговоры, как я буду людям в глаза смотреть?

— Я никому не скажу, Пинки, — заверил ее Бэрри.

— Я всегда считала, что незачем рассказывать детям, что мы знали друг друга в Херн-Бэй, — продолжала Пинки. — Пару раз чуть было не рассказала, потом сочла — ни к чему. Они бы решили, что я выдумываю. Так ничего и не сказала. Но если ты, конечно, захочешь как-нибудь зайти, я всегда буду рада тебя видеть.

— Спасибо, Пинки, — сказал он.

— В «Серебряной туфельке» нас никто не видел, — сказала Пинки. — Телефонист спал. У меня там хорошая работа, не хотелось бы ее терять.

— Да нет, зачем же? — сказал он. — Что за ерунда! Послушай, ты мне не дашь на такси?

— Я тебе дам пять долларов, — сказала она. — Тут больше не будет. Если останется, сдачу оставь себе.

Пинки вызвала такси со стоянки рядом с домом, и, когда Бэрри спустился, машина уже ждала. Узнав Опасного мужчину, шофер улыбнулся, открыл дверцу, и Бэрри забрался в машину.

— Впервые выпало вас везти, мистер Джинз, — сказал шофер.

— Да, — сказал Бэрри, — я редко езжу в такси.

Через окошечко в перегородке, отделяющей водителя от пассажира, шофер подал Бэрри блокнот для автографов.

— Порадовать жену, — сказал он.

Бэрри достал ручку и расписался.

— Не говорите, где я к вам сел, — сказал он. — Я сегодня всю ночь не был дома.

Подмигнув, шофер потянулся за блокнотом.

— Хорошо, что вы ко мне сели, — сказал он. — Некоторые, если что пронюхают, все продают в «Светскую хронику».

Не доезжая до студии, Бэрри отпустил машину. Потом прошел через ворота и направился в свою уборную. Часы как раз били семь. Ребята пришли еще раньше и были уже на месте. Открывая дверь, он услышал их разговор; Пэт, кажется, говорил по телефону. На массаж времени всяко не остается.

— Привет, — сказал он. — Кайфуете?

Он никогда прежде не употреблял таких слов, но помнил смутно, что слышал однажды, как кто-то из техников обратился таким образом к ассистенту режиссера. Ребята молча уставились на него. Как будто дух стоял перед ними. Потом Пэт положил трубку. Элф метнул на него предупреждающий взгляд и медленно поднялся на ноги.

— Привет, Бэрри, — сказал он.

Остальные сидели прямо и молчали. Никто ему не улыбнулся, Бэрри это напомнило, как его отец, викарий, позвал его однажды в свой кабинет в их старом доме в Херн-Бэй и спросил, почему он опоздал на автобус из Рэмсгейта. Уже не было времени ни на массаж, ни на причесывание, не было времени на душ Шарко. Только на то, чтобы побрить Бэрри и дать Слипу возможность подготовить его к съемке.

— Ну что, ребята, как вчера погуляли? — спросил Бэрри, подходя к зеркалу и разглядывая синеву на подбородке.

Ребята ничего не ответили. Либо Бэрри и впрямь свихнулся и надо остерегаться, как бы он не начал буйствовать, либо все эти годы он их просто дурачил.

— Ты-то как, Бэрри? — осторожно спросил Кен.

Бэрри начал снимать пиджак, потом развязал галстук и расстегнул ворот рубахи.

— Прекрасно, — ответил он. — Просто прекрасно.

И он говорил правду. Он по-прежнему не чувствовал усталости. А рисовый пудинг, который дала ему на завтрак Пинки, был гораздо лучше овсянки. Основательнее как-то. Плотнее.

— Ты поспал? — спросил Боб.

Бэрри скинул галстук и расстегнул рубашку. Легкое подергивание, которое он ощутил в своем лице, когда узнал Пинки, вдруг снова возникло в уголках его рта. Увидев это, ребята ахнули. Опасный мужчина улыбался. Он и вправду улыбался!

— Нет, сэр! — сказал Бэрри. — Сегодня ночью у меня было кое-что поинтереснее.

Это было жестоко. Ребят охватила тоска. Подумать только! Они знали Бэрри чуть не четверть века — знали его, уважали, служили ему. И все кончилось так. Выглядел он прекрасно, и это было хуже всего. Если бы он вошел, едва волоча ноги, больной и несчастный, они тут же вызвали бы «скорую», позвонили в больницу, чтобы там его встречали, созвали бы консилиум — шведа и других специалистов. Но поступь Бэрри была абсолютно твердой. Он даже посвистывал, подходя к двери. Кошмар!

— Мэй еще не появлялась? — спросил Бэрри. — Как ее мигрень?

Вопрос был задан таким равнодушным тоном. Бим не мог этого вынести. Слезы хлынули у него из глаз, и ему пришлось отойти к окну и отвернуться. Остальные не позволили себе раскиснуть. Они испытали потрясение, отвращение, но раскиснуть они себе не позволили. Стало ясно, что Бэрри вовсе не болен. Человек, которого они выпестовали и вознесли к славе, оказался коварным и твердым как гранит. Тридцать лет он всех их обманывал.

— Слушай, Бэрри, — сказал Элф, и в голосе его прозвучала угроза, а лицо исказилось. — Так просто это тебе не пройдет. Мы, между прочим, знаем, где ты был вчера вечером.

— Ну и что? — спросил Бэрри.

Он пришел и сел, ожидая, чтобы Слип подошел побрить его. Тот взглянул на Элфа, спрашивая указаний, и Элф кивнул, чтобы Слип начинал. Зазвонил телефон. Пэт снял трубку. Звонил директор картины, желая выяснить, как обстоят дела. Всю ночь он не сомкнул глаз, успокаивая «Джигентик Энтерпрайзис» по поводу двадцатичетырехчасовой задержки. Сейчас отсрочка кончилась, он должен что-то сказать им. Бригада ждет. Техники наготове. Смогут они привести Бэрри на пробу к восьми часам? Пэт шепотом объяснил положение Элфу.