Бандиты. Ликвидация. Книга первая

Деньги практически сразу потеряли ценность. Процветал натуральный обмен — шило меняли на мыло, коня на гуся, люстру на сапоги, драгоценности на еду. Вот здесь тритон и пригодился. Все кочерги Леннарт Себастьянович поменял очень быстро, даже пришлось изготовить еще с десяток. Хорошо шли граненые стаканы, сковородки, гвозди, скобы — все то, что было цельным. Как ни пытался Эберман копировать составные предметы — ножницы, например, или молоток, — ничего не получалось. Так же неудачными оказались попытки преумножать дерево, бумагу, жидкости. Зато уголь получался преотлично, и за лето на одном только угле дядя Леннарт запасся крупами, мукой, чаем и сахаром.

Помогал и Скальберг. Он переселился в дом напротив, договорился о тревожном сигнале. Помогал поначалу таскать телегу старьевщика по дворам, на рынок сопровождал. Когда нагрянули Куликов и Сеничев — спас от ограбления. Сокровища в шкафу начинали Эбермана немного нервировать. В окружающих домах ходили слухи о перепланировках квартир для дальнейшего уплотнения. Что, если придут из домуправления и решат сломать стену с камином? Это будет не скандал, это будет полный крах, и к стенке встанут многие. По счастью, сразу после дележа сокровищ Скальберг сделал умную вещь — сдал опасное богатство на Гороховую. И сам стал чекистом, что тоже было мудро — теперь он получал паек и перестал одалживаться у Эбермана. Кроме этого у Леннарта Себастьяновича появился свой человек в чека и всегда предупреждал о возможных облавах. Конечно, сам Эберман облав не боялся, он ведь не держал дома ничего компрометирующего, но попадать под горячую руку властям тоже не хотелось.

Так прошел почти весь восемнадцатый год. А в первую годовщину переворота на пороге появился Эвальд.

1920 год. Визит дамы

Об этой хазе на Лиговской не знал вообще никто. Однако с самого утра в дверь раздался настойчивый стук.

— Ждешь кого-то? — настороженно спросил у Тоськи Белка.

— Кого мне ждать? — Тоська продрала глаза и посмотрела на часы. — Офонарели, что ли? Десяти еще нет!

— Тс, дура! Легавых навела?

— Ты че, Ванюрик? Я сама под мокрым делом, забыл?

Скальберговского стукача кончала Тоська. И выпытывала, что мент знает о банде, тоже она. И даже лоб расписала тоже она. Очень ей понравилась ментовская кликуха Шкелета — Лев.

— Лежи тихо, щас уйдут.

Сам Белка аккуратно встал с постели и подкрался к окну. Внизу никого не было — ни машин, ни людей.

— Может, ошиблись?

Эта квартира в мансарде была совершенно пустой, снаружи как будто заколоченной крест-накрест двумя досками.

— Конечно, ошиблись.

— Или у них тут домуправ сменился?

— Тот же домуправ, я на днях справлялась.

— Но ведь кто-то стучал?

— Ты сам говорил, что ошиблись!

Но Белку уже охватила тревога. Блин, неужели нашли? Суки краснопузые! Ничего, он им живым не дастся.

— Иди, проверь.

— Ты че, Ванюрик?! Куда я пойду такая?

— Одевайся и иди, быстро! А то распишу так — свои не узнают.

Тоська стала, ворча, облачаться. Взяв в руки финку, она на цыпочках подошла к двери и прислушалась. Снаружи было абсолютно тихо. Тогда Тоська аккуратно повернула ручку замка и выглянула наружу.

— Никого, — сказала она и захлопнула дверь.

— А если проверю?

— Да иди, е-мое!

Белка взвел курок нагана и подошел к двери. Открыл, не снимая цепочки, выглянул в подъезд. Никого. Снял цепочку, распахнул дверь.

И тут же завопил, прижимая к глазам руки. В ту же секунду в квартиру ввалились трое здоровенных мужиков, двое из которых скрутили Белку, а третий молча пер на Тоську. За ними в квартиру вошла дородная рыхлая тетка, некогда очень красивая, сейчас же — просто миловидная.

— Не подходи! Не подходи! — истерично взвизгивала Тоська, размахивая перед собой финкой. — Попишу!

— Тоська, сука! Сдала, падла такая! Я ж тебя на куски зубами рвать буду, — орал от боли и страха ослепленный Белка.

— Ванюрик, это не я! Не я это, Ванюрик! — пищала Тоська.

— Брось нож, курица, — сказал угрюмый мужик, остановившись перед Тоськой.

— Не брошу. Ай!

Неуловимым движением бугай отвесил Тоське плюху и выхватил нож.

— Ванюрик! Что же это, Ванюрик! — запричитала Тоська.

Тетка заговорила:

— Васенька, Юра, спрячьте это недоразумение, в другую комнату и займите чем-нибудь, лишь бы только не орала. Федор, проводи хозяина на кухню, пусть промоет глаза.

Федор схватил Белку за загривок и поволок на кухню. Васенька и Юра сгребли визжащую Тоську в охапку и потащили в комнату с кроватью. Дверь за собой они скромно закрыли.

Пока Белка промывал глаза, тетка вещала:

— Меня зовут Эмма Павловна Прянишникова. Уверена, что ты, дружок, обо мне даже не слыхал. А вот про Федора ты хорошо все знаешь. Так вот: все, что ты про него знаешь, — правда, за одним лишь исключением. Ты думал, что страшней его никого не бывает, а я тебе скажу — бывает. И это я. Федор прекрасно все умеет делать, но у него недостаток фантазии. А у меня воображение живое, игривое, и я легко придумаю, что мне с тобой сотворить. Думаю, о твоей подружке нам придется забыть — Васенька и Юра бывают очень грубы с женщинами.

Из-за плотно закрытой двери раздался нечеловеческий визг, и снова все затихло.

— Вот что тебя ожидает, если ты вдруг заупрямишься и откажешься честно отвечать на мои вопросы. Все понятно?

Кряхтя и постанывая, Белка промывал глаза, но силы кивнуть в ответ нашел. Жгло нещадно, хотя большую часть соли уже удалось смыть.

— Итак, вопрос первый и самый главный — кто тебе рассказал о тритоне?..

Возможно, если бы Федор случайно не обмолвился за завтраком о тритоне, никакой бы трагедии и не вышло, но этим утром, намазывая на ситный хлеб сливочное масло, он как бы между прочим невпопад сказал:

— Я тут в шалмане на днях зависал, кой-какие слухи узнал.

— И какими же слухами полнится русская земля? — спросила Прянишникова.

— Ванька-Белка ищет какую-то редкую штуку, мол, стоит миллион золотом.

— Что за штука? Корона российской империи?

— Ага, вроде того. Амулетик какой-то, на ящерицу похожий. Как-то там название говорили, щас вспомню. Тритон, вот. Даже картинку дали.

Он порылся в кармане и достал сложенный вчетверо кусок папиросной бумаги.

— Полюбуйтесь.

Рисунок выполнен был, что называется, под копирку. Несмотря на неопытную руку и лишние украшательства, Эмма Павловна сразу поняла, что это за штука.

— Откуда это?

— Да бог знает. Говорит, купец какой-то разыскивает, он, наверное, и дал.

— Немедленно узнай, где этот Белка живет. Мне срочно нужно с ним поговорить.

Федор вышел из-за стола и отправился исполнять каприз хозяйки. Хозяйка же предалась воспоминаниям, полным ужаса и сладкой неги. Несколько лет назад, будучи владелицей артефакта, позволяющего ориентироваться в пространстве, что твой Чингачгук, Эмма Павловна сколотила приличное состояние, просто переставляя вагоны на железнодорожной станции. Правда, вскоре она его потеряла по причине неадекватности мужа. Он покончил с собой, полиция, хоть и подозревала мадам Прянишникову в преступном деянии, доказать ничего не могла, к тому же Эмма Павловна удачно изобразила апоплексический удар.

Помогал ей во всем именно артефакт. Он будто нашептывал, что и когда делать, а мадам Прянишникова просто плыла по течению и получала удовольствие от того, что происходит. Она даже не расстроилась, что потеряла все состояние, потому что это тоже пошло на пользу общему событию. Пока о ней все забыли, полагая, что Эмма Павловна прикована к постели, она заново сколотила капиталец, правда, состоял он в основном из товаров первой необходимости. Зачем ей столько мыла, спичек, круп, свечей, муки и прочего, она не понимала, пока однажды не прочитала в газете, что знаменитая коллекция туземных амулетов Булатовича будет передана Российским географическим обществом в дар Эрмитажу. Ей сразу припомнился разговор с неким Эберманом, который знал Булатовича; возник образ предмета — тритон. И почти сразу родился план, как добыть коллекцию.