Все с тревогой посмотрели в угол. Богатырь Синдан сидел там, как загнанный зверь. Он видел, что его бывшие друзья перепуганы, что горячие речи их пусты.

«Вот когда вы струсили», – подумал Бердышов и сказал:

– Ну, Синдан, иди сюда, чего боишься?

Синдан не шел. Иван, медленно ступая, приблизился к нему. Чем меньше расстояния оставалось между ними, тем слабее чувствовал себя Синдан и, наконец, в ожидании удара низко склонил голову, словно силы совсем покинули его, опустился на колени и пал ниц.

– Ты что это? Опять ложишься? Ты уже один раз ложился передо мной – не помогло. Вставай… Ванька, – обратился Бердышов к хозяину, – подыми его, а то я боюсь, что его трону, еще больше напугаю.

Иван присел на кан.

Торговцы стали уговаривать Синдана и подняли его на ноги.

Иван и члены общества быстро разговорились. Все видели в Бердышове не страшного Ваньку Тигра, сокрушающего их торговлю, а гостя. Хозяева были вежливы, умели забыть неприятности и выказать себя радушными.

Гао решил всем показать, что нет такого разговора, на который он не осмелился бы.

– Ваня, дорогой! Это хороший человек, – показал он на Синдана. – Ты его погубил совсем. Нам его шибко жалко. Надо об этом деле поговорить и ему помогать.

Иван выпил водки и почувствовал, что хмель ударил ему в голову.

– Пожалуй, говори, только смотри: я пьянею, не натворить бы чего-нибудь.

– Зачем! – испугался Гао. – Наша тебе братка!

– Ну, раз братка, то говори.

– Зачем ты его погони, как так можно? Надо его обратно пустить на Горюн-речка.

– Он же хотел ехать жаловаться в город. Почему не поехал?

Торговцы молчали.

– Я согласен. Как-то надо ему помочь, – сказал Бердышов.

Все оживились.

– Там, где можно, всегда надо избежать ссоры и договориться, – толковали торговцы.

Добрые отношения их председателя и Бердышова вдруг по-новому представились всем. Они поняли, как справедлив их старшина.

– Но обратно на Горюн его нельзя пустить. Он туда больше не пойдет.

– Тогда надо платить! – воскликнул Гао.

– Сколько? – спросил Бердышов.

Отражая пламя красной свечи, заблестели и выступили из темноты широкий лоб и щеки Синдана. Торговцы подступили ближе. Начался общий разговор.

Иван предлагал за Горюн триста рублей.

– Мало! Мало! – закричали торговцы.

– Речка не его! Ему Горюна больше не видать. А я даю деньги за то, что товары его мы по Горюну катали. А больше я ни за что платить не могу. Должников покупать-продавать нельзя. Крепостное право давно уже отменили. Мне Синдана жалко, и я могу ему помочь. Вот гляди на него, он у тебя тут отощал. А у меня бы жил – растолстел. Он и теперь, наверное, надоел тебе, а скоро всем вам опротивеет. Станет шляться из фанзы в фанзу, злиться, завистничать. Так что я для общего нашего дела могу дать ему триста рублей. А Горюн-речка – ничья. Заходи на нее кто хочет и торгуй.

Все поняли, что Гао умен, но и этот Тигр, кажется, не глупее. Бердышов был прав. Все озирались на Синдана.

– Он уже битый! – продолжал Иван. – И стал не такой, как был раньше, когда палки вырезал. Вон уж из него вата лезет, – схватил он торговца за продранный рукав. – Эй, Синдан, я тебе советую: подобру-поздорову вали отсюда, пока за тебя свои же не взялись. Ты, Ванька, – сказал он хозяину, – поди, и сам думаешь, как бы его отсюда сплавить поскорей.

– Как можно! – встрепенулся Гао.

Иван задел самую сокровенную струну его. Гао решил переменить разговор.

– Тебе кости люби играй… Вот кости, – предложил он Бердышову.

Синдан был глубоко опечален и молчал.

– Паря, попал ты к волкам в переплет, – оказал ему Бердышов.

Иван стал играть с Гао. Он кинул кости. Китайцы обступили столик. Всем хотелось видеть, как будет играть русский.

– Один раз уж я продулся. Помнишь, без шубы когда таскался? А ты хочешь вытряхнуть меня, чтобы я опять разорился, – сказал Иван. – Давай по маленькой. А то нечем будет платить Синдану.

Иван дважды выиграл, но на третий раз, учетверив ставку, все спустил. Он притворно сокрушался. Хозяева радовались его проигрышу.

Иван еще и еще увеличивал ставки и все чаще проигрывал.

– Ну, хватит, – вдруг заявил он. – А то меня оберешь. Меня один раз китайцы в Хабаровске обчистили. Нойоновы же деньги им спустил, – усмехнулся Бердышов и замотал головой.

Все вздрогнули от такой шутки.

– На тебе проигрыш, и я больше с тобой не играю! – Иван кинул деньги и, отойдя, стал набивать трубку.

Торговцы, распаленные зрелищем игры, схватились за кости.

За столик сели Ян Суй и толстяк Гао Да-лян. Вскоре началась общая игра.

Иван лежал на кане и курил. Под шум игры он уснул.

Проснулся он под вечер и по возгласам понял, что идет большая игра. Иван вспомнил, зачем ездил в Тамбовку. «Что я затеял?» – подумал он. На душе было невесело. Вспомнилась вся жизнь, безрадостная, не такая, какой хотелось бы. Он прожил жизнь среди разных народов, а своего не знал. Стремление к Дуне сливалось в нем с жадным интересом к старой родине, откуда вышли предки. Сейчас он чувствовал дружеское расположение к китайцам. Они были такие же скитальцы, бродяги, как и он. Сейчас ему было с ними спокойней, чем с русскими, которые, кажется, о многом догадывались и все были против него. Ему не хотелось подыматься. Он решил еще поспать и повернулся на другой бок.

Через некоторое время кто-то тронул его за плечо. Иван открыл глаза. Над ним склонился Синдан.

– Что тебе?

Маньчжур что-то слабо пролепетал.

– Говори громче.

– Деньги дай… – пробормотал Синдан.

Иван присел и оглядел фанзу. При свете красных свечей полуголые игроки неистово резались в кости.

– Ну что ж, попробуй счастья.

– Горюн продаю… – Глаза Синдана смотрели остро, с тревогой.

Бердышов шутливо сказал:

– Может, с моих денег вернешь все богатство. Тогда мы с тобой встретимся, поцарапаемся еще раз.

Синдан осклабился.

– Ты так улыбаешься, что страх смотреть. – Иван отсчитал деньги. – На тебе еще сто рублей лишних на игру. Паря, мне любопытно посмотреть, че получится.

– Сесиба![65] – задрожал Синдан, хватая деньги.

Он поклонился Ивану и, повернувшись к нему сутулой тяжелой спиной, пошел в глубь фанзы.

Синдан дерзко крикнул игрокам что-то, выпрямляясь во весь рост.

«Коршун», – подумал Иван.

Его тоже потянуло к столу, он вскочил.

– Мои деньги счастливые. Сейчас всех обыграешь, – подбодрил он Синдана.

Гао-младший зажег свечи. У очага три гольдки помогали Гао-толстяку готовить ужин.

На лакированном столике шла большая игра. Торговцы пьянели от ханшина и азарта.

Ян Суй теперь уже не думал помогать Синдану. Он ненавидел этого тучного богатыря с квадратной лысиной.

Синдан вкладывал в игру всю свою неутоленную жестокость, силу и энергию, скопленные за долгие дни безделья. Если он проигрывал, то смело удваивал ставки и возвращал проигрыш.

Ян Суй вскоре проигрался. Тогда подбежал Ченза, старший в доме Янов.

– Я играю…

У Чензы были деньги, товары, лавка.

Груда лоскутков цветной бумаги высилась около Синдана. Это были выигрыши. К ужасу братьев, Ченза проиграл весь свой капитал. Он готов был убить Синдана. Рыдая, отошел Ченза от столика.

Иван зорко следил за китайцами. Он игрывал и в кости и в карты. Страсть к игре тянула и его в общий круг. У лакированного столика собрались опытные, бывалые игроки, видавшие и не такие проигрыши. Шла настоящая игра, игра осеннего ледохода. За такой игрой делали состояния и спускали богатства, накопленные годами, становились счастливыми или кончали жизнь самоубийством. Никто не жалел Чензу: на то была игра.

– Ну, я пошел, – вдруг сказал Иван.

– Куда? Сиди, сиди! – закричали игравшие.

– Пойду проведаю Григория и сейчас же вернусь, тоже буду играть.

«Не везет с девками, так я с досады хоть их обчищу!»

×
×