Девочка сопротивлялась, но старуха вытащила ее из-под стола и подвела к Зенону. Она дрожала и плакала, крупные слезы катились по ее бледному лицу, прорезанному кровавым рубцом, в голубых глазах под золотыми ресницами таился ужас. Зенон хотел погладить ее по рыжим вьющимся волосам, но она отчаянно закричала и убежала.

Зенон дольше не мог оставаться.

«И несмотря на все, они хотят еще жить», — размышлял он, возвращаясь домой, и долго не мог отделаться от неприятного впечатления, долго помнил это детское личико с кровавым рубцом, мутные, одичалые глаза и мученические, надорванные голоса нищих людей.

«Что там происходит?» — возвращался он мыслями к родине. Он старался отогнать их в глубину сознания, но они снова всплывали, снова подымались, как тоскливая, звучавшая все мучительнее мелодия.

Он остановился перед книжным шкафом и стал рассматривать заглавия польских книг, уже протянул было руку за каким-то томом, но тотчас отдернул ее.

— Нет, зачем воскрешать то, что погребено? Я умер для них, там уже никто не помнит, что я был когда-то среди них. Никто! — повторял он с грустью. — И я не помню ничего и никого, — убеждал он самого себя, но именно в это мгновение он помнил все...

— Ужасная страна и ужасные люди! — защищался он от тоски, просачивавшейся ему в сердце и сжимавшей его судорогой страданья. — И все это из-за этих евреев! — разозлился он. — Какого черта я к ним заходил! Глупая сентиментальность!

Только вечером, за обедом, он окончательно позабыл обо всем, утонув в огненных взглядах Дэзи. Она была молчалива и меланхолична, а Ба ежеминутно подползала к Зенону, клала голову на его колени и с любовью глядела на него зелеными зрачками.

— Сегодня я у Ба пользуюсь особенной симпатией.

— Она знает, кого следует наделять вниманием, — ответила Дэзи, наделяя его долгим и невидящим взглядом.

— Может быть, потому, что мы служим одной и той же госпоже, — тихо произнес он.

— Нет, но потому, что мы трое служим «единому».

Он не успел спросить, что значат эти слова: все уже подымались из-за стола, и Дэзи вместе со всеми двинулась к выходу.

И жизнь опять потекла по-прежнему. Дни проходили медленно и скучно, утра были сонные и туманные, полдни бледные, обессиленные и грустные, вечера лихорадочные и нервные, а ночи тянулись без конца... Хоровод позабытых мгновений, тысячи лиц, вещей и рассеявшихся мыслей, как в глубине зеркала, передвигались в мозгу Зенона, не способного ни на чем сосредоточиться; его глаза напряженно всматривались в таинственную, заколдованную даль ожидания.

Он ждал, когда Дэзи подаст знак.

Ждал обещанного завтра там, в голубом просторе далеких морей.

Ждал спокойно, веря, что она явится и скажет: приди!

Ежедневно просыпался он с пламенной надеждой, что это сейчас исполнится, что сегодня наконец откроются врата желанного рая, но шли дни, а Дэзи не появлялась; стало известно, что она уезжает на некоторое время вместе с Магатмой в Дублин. Это обеспокоило его, но он проводил их на вокзал вместе с Джо и многочисленными последователями. В последнее мгновение перед отходом поезда Дэзи обратила к нему пылавшие глаза и прошептала:

— Уже скоро!.. Помнишь?

— Жду, жду, — ответил он безгласными устами.

И так долго и упорно глядел он вослед уходящему поезду, что Джо, поняв его состояние, сжал ему кисть руки и дунул слегка в глаза.

— Пойдем, холодно, — сказал он решительным тоном.

Зенон дрожал и, словно проснувшись, вопросительно поглядел вокруг.

— Вокзал. Не узнаешь?

Зенон нервно засмеялся.

— Странно, только что я не знал, где нахожусь, мне казалось, что я еду в поезде и с кем-то разговариваю. Не понимаю, что со мной произошло! — Он тер себе лоб, стараясь собраться с мыслями.

— Это результат какой-то болезни или ее начало.

— Может быть... Действительно, за последние несколько дней я чувствовал необыкновенное возбуждение. Мне казалось, что со мной случится что-то необыкновенное. Впрочем, да, ведь я жду...

Он не договорил.

— Ты должен уехать. Даже наш доктор говорил мне, чтобы я тебе посоветовал переменить климат и обстановку, в особенности обстановку.

— Это верно: наш пансион немного сумасшедший.

— А некоторые лица оказывают на тебя очень опасное влияние.

— Ты думаешь, что...

Он удержал на губах ее имя.

— Да, я думаю. Ты не знаешь всей силы ее воли, не знаешь, кто она, даже не предполагаешь.

— Будем говорить откровенно, — ты думаешь, что Дэзи меня очаровала или сглазила?

Джо насмешливо улыбнулся:

— Да я в этом совершенно уверен.

— Если ты это знаешь, то, может быть, ты можешь с такой же уверенностью объяснить мне, зачем она это делает?

— Бэти говорит, что она тебя любит, — уклончиво начал Джо.

— Бэти? Откуда же Бэти может знать?

— Почувствовала интуитивно.

— Еще того не хватало, чтобы и она этим занималась.

— Но я думаю, что любовь — это только приманка, только видимость и для нее важно совсем другое.

Зенон остановился и вопросительно посмотрел на него.

— Ей важна твоя душа, — сказал Джо серьезным тоном.

— Что же это, мы воскрешаем времена, когда продавали душу дьяволу и подписывали с ним контракты?

— Не воскрешают того, что не умирало. Зло так же бессмертно, как и «он».

— Прости мне то, что я сейчас скажу, но я вижу, что действительно мне необходимо на некоторое время переменить обстановку и окружающих. Не сердись за откровенность, но, слушая тебя и других и зная про ваши колдовские эксперименты, можно и самому рехнуться. Правда, я достаточно трезв и нелегко поддаюсь чужому влиянию, однако чувствую, что эта мистическая горячка может быть заразительна.

— И ты ей поддашься наверняка. Не поможет твоя стойкость, ее сломит воля Дэзи, и ты ей поддашься. Поэтому я и советую тебе уехать. Иногда бегство является величайшей победой. Ты знаешь, отец намеревается совершить с Бэти путешествие на материк, поезжай с ними. Беги из этого дома, пока не поздно! Спасайся!

Он горячо убеждал Зенона, глядя с мольбою ему в глаза.

— Значит, мне грозит такая большая опасность?

— Ты шутишь, не веришь, а я говорю тебе, что ты уже шатаешься над бездной, рискуя свалиться в нее.

— Я люблю афоризмы и символические сравнения, но повинуюсь только себе и своему рассудку, — ответил Зенон довольно сухо.

— Это тебе только кажется, а сам пойдешь туда, куда поведет тебя более сильная воля.

— К счастью, я нелегко подчиняюсь внушениям и медиумическими способностями совсем не обладаю.

— Ты — самая большая медиумическая сила, какую я знаю.

Зенон не слышал последних слов, так как при входе в Бординг-Гауз его остановил швейцар и подал какую-то депешу.

— Ты мне ничего не ответил насчет предполагаемой поездки отца.

— Завтра я буду у них.

Они расстались довольно холодно.

Зенон нетерпеливо вскрыл депешу.

«Ждем тебя уже два дня, зайди или ответь.

Генрих».

Депеша была написана по-польски. Несмотря на грубые искажения, он понял ее смысл и только не мог догадаться, кто ее прислал.

«По-видимому, какой-то соотечественник, и все окончится просьбой нескольких фунтов», — зло подумал он, входя в квартиру.

«Ждем уже два дня».

— Письма есть?

— Все лежит на письменном столе, — ответил лакей.

— Это сегодняшние?

— Кладу уже четвертый день.

— Да... четвертый день... правда, я позабыл просмотреть.

Сверху лежал какой-то голубой конверт, надписанный незнакомым почерком. Зенон взвесил его на руке, осмотрел со всех сторон, наконец разорвал, быстро прочел письмо и остолбенел.

Ему писал двоюродный брат, приехавший несколько дней тому назад в Лондон и усиленно желавший с ним увидеться.

А в конце письма была короткая приписка:

«P. S. Очень прошу и жду с нетерпением. Ада».

— Ада, Ада! — Он всматривался в жемчужную нить мелких изящных букв, от которых веяло запахом каких-то увядших воспоминаний.

×
×