Первый удар (СИ)

А вообще, он нормальный мужик оказался, несмотря на то, что эрхас. Сдержанный, неприхотливый, некапризный и, надо признать, без привычной для благородных придури. Он не заносился со своим скромным титулом, не тыкал в глаза высоким статусом, не болел снобизмом, не страдал высокомерием, не источал невысказанное презрение… Дагон был воином. До мозга костей воином. Не политиком. И даже получив от Его Величества титул, не забыл о том, из какой среды вышел. Так что это даже неплохо, что именно его поставили в отряде командиром. Одна у него проблема была — Ведьмы: не терпел их господин эрхас ни в каком виде, кроме мертвого. Но и тут, как оказалось, причина была: его парни, которые, наконец, представились, по секрету шепнули, что когда-то батюшку Дагона соблазнила одна такая мадам. Сам-то он мал был, чтобы ее запомнить, но когда батюшка вдруг оставил семью и ушел неизвестно куда, бросив на внезапно захворавшую мать подрастающего мальчишку, будущий эрхас (который тогда не был ни богатым, ни известным) вынужденно ушел туда, где только и мог прокормить двух младших сестренок и больную мать. В армию он ушел. Едва достигнув пятнадцати лет. И ушел лишь по той причине, что крепок был от рождения, а за службу неплохо платили. Причем, когда при виде него дюжий десятник в пункте вербовки расхохотался и велел пацану идти играть в камешки на дороге, Дагон так озлился, что вышиб ему передний зуб. Табуретом. И потом еще с неделю просидел в местной тюрьме, ожидая, пока его дело рассмотрит Королевский Суд. Суд рассмотрел. Озадачился. Подумал. И, поколебавшись, сделал для злобно сверкающего глазами парня исключение: его действительно взяли новобранцем, хотя обычно раньше семнадцати этот вопрос даже не рассматривался. Но это еще не все: Дагон мало того, что не сломался и выдержал жесткую муштру, так потом еще и сдружился с тем самым десятником, которого столь удачно приложил табуретом. И определенную репутацию тоже себе заработал, в скором времени перейдя к Хасам. А спустя еще десять лет, когда у Валлиона случился пограничный конфликт с Беоном, он заполучил себе на шлем желтую полоску барр-кана. Как Фаэс. Еще через два года, когда у Валлиона возник серьезный территориальный спор с соседним Хеором, умудрился попасться на глаза Его Величеству (который тоже, как говорят, не стоял в сторонке) и словил в грудь предназначенную ему стрелу. В результате чего в Вольных Землях появился новый, совсем молодой еще эрхас. За которого его люди, успевшие тоже немало повидать и помыкаться по чужбине, готовы были глотки рвать и нежить зубами грызть. Так что зря я на него так долго сердилась: нормальный мужик этот Дагон. И командир неплохой, в чем я уже успела убедиться. Только слегка повернутый на почве девушек-Ведьм, но тут уж ничего не поделаешь: кто-то водкой увлекается, что-то на юных мальчиков засматривается, а кто-то просто очень не любит Ведьм.

Ну и что?

У всех свои маленькие недостатки.

Придя к такому выводу, я успокоилась, перестала точить на эрхаса зуб и больше не напрягала его ответственные нервы своим непристойным поведением. Так, разок встрепенулась, когда упорно следующий за нами Ур подал голос, но тут же вернулась обратно в седло: обычное Гнездо всякой мелочи. Даже отвлекаться не стоило.

— Что, Фантом? Опять твое брюхо беспокоится? — не преминул подколоть меня Тико (с эрхасом, как я поняла, он уже лет десять вместе держался). — Пора подыскивать очередные кусты?

— Тьфу на тебя, — фыркнула я, ничуть не обидевшись. — Смотри, как бы назавтра вам не пришлось искать.

— А мне не надо. У меня кишки из стали.

— Ага. Конечно. И гадишь ты одними булыжниками.

В отряде снова послышались смешки.

— Фантом, на тумак напрашиваешься, — словно невзначай заметил сосед Тико по имени Лван.

— Я?! Да это ж он начал!

— А ты продолжил, — резонно возразил Ниш. — А в таких делах знаешь, кто виноватый?

— Да уж знаю, — проворчала я, покосившись на небо. — Чаще всего, самый молодой и глупый.

— Точно.

Я фыркнула и сказала свое коронное:

— Не дождетесь, — а потом подумала и добавила: — Хотя насчет молодости ты, пожалуй, прав.

Где-то немного после полудня нам пришлось отклониться от намеченного пути, потому что неуловимый и вездесущий Ур неожиданно сообщил, что впереди большое ущелье. Которое нам, не имея крыльев, никоим образом не одолеть. Узнав об этом, я здорово огорчилась: а сверху оно казалось совсем маленьким. Но тут уж ничего не попишешь — летели мы с Лином быстро, на ходу подумали, что обойдемся веревками, однако все же ошиблись. И теперь придется его огибать, благо что умница-кот отыскал для нас другую подходящую тропку.

Когда об ущелье узнал Дагон, меня смерили пристальным командирским взором и довольно долго молчали. По всему получалось, что и сегодня людям идти до самой ночи без привала. Я виновато развела руками, оправдываясь тем, что не идеальна, и мы со вздохом свернули, карабкаясь по соседним скалам, как заправские пауки.

Где-то к обеду я поняла, что мы движемся по каким-то смутно знакомым местам. Что-то было такое в очертаниях скал, в разбросанных тут и там валунах, в недавно потревоженной гальке. А потом из какой-то щели вдруг пахнуло трупной вонью, окатившей нас при внезапном порыве ветра, как из помойного ведра, и мы дружно сморщились.

— Фу!

— Фантом, я надеюсь, это не твоя работа? — зажимая нос, закашлялся Тико.

— Нет, идиот! — мгновенно ощетинилась я. Блин, достал уже! — Еще одно слово, и я швырну тебя в эту дыру, чтобы убедился!

— Шеттова дюжина… да что за дерьмо?! Кто-нибудь скажет, откуда это несет?!

— Мертвечина, похоже, — без тени брезгливости потянул благородным носом эрхас.

— Твари, — спокойно поправил его Родан. — Но только мертвые.

— Гай…

Я быстро обернулась и наткнулась на очень странный взгляд Аса: скарон так внимательно оглядывался и так пристально изучал близлежащие скалы, которые, на мой взгляд, везде были примерно одинаковыми, что у меня забрезжило одно смутное подозрение. А когда мы подобрались к расщелине ближе, и я увидела торчащий оттуда острый коготь, то аж вздрогнула: это было место нашего совместного ночного «отдыха» с Хранителями.

Вот оно-то и воняло.

Блин.

Надо было завалить его камнем.

— О-па, — ошарашено остановился едущий впереди Хас, заметив вопиющую улику. — Рода-а-ан… тебе не кажется, что тут сдох кахгар?

Родан невольно вздрогнул и почти бегом кинулся к расщелине. Следом за ним ринулись и все остальные. Последним подошел крайне озадаченный эрхас, но внутрь не полез — остался у входа, явно подозревая подвох. Потому что кахгары сами по себе не мрут ни с того ни с сего. И потому, что нет никакой гарантии, что в логове… а это было именно логово… не осталось другой Твари. Покрупнее и побольше.

Мы с Асом многозначительно переглянулись и, не сговариваясь, с независимым видом принялись изучать ближайшие склоны, позволив всем желающим ковыряться в узком лазе, из которого торчала неестественно вывернутая лапа.

То, что Тварь мертва, должно быть понятно уже по запаху: живые они не воняют так жутко. Только мертвые. И только до тех пор, пока их не коснется утреннее солнце. Потом — один лишь пепел и ощущение едкой горечи на губах; ни запаха, ни тлена, ни разлагающейся плоти. Как тот недобитый кахгар, которого ребята Фаэса приволокли своему эрдалу прямо под окна и который самостоятельно потом очистил этот мир от своего присутствия. Но если своевременно не вытащить Тварь на солнышко, то всегда начиналось ВОТ ЭТО: жутчайшая вонища, приторный запашок отменной гнили, витающий повсюду аромат смерти и пропитывающая одежду вонь, от которой было весьма нелегко избавиться.

Кстати, Дагон зря переживал: там, где сдохла одна Тварь, вторая еще очень долго не поселится. Так что не было там никого живого. Точно не было — мы проверили.

— Как нехорошо, — тихо вздохнула я, когда обрадовавшиеся находке рейзеры, наплевав на запах, слаженно ринулись внутрь. И надо думать, что ринулись: знали одну простую истину, которую, может, позабыл молодой эрхас. Знали, что там только труп. И знали, что никакой опасности нет. А коготь кахгара идет в Гильдии на вес золота. За такой добычей гонялись бы с вытаращенными глазами, если бы она не кусалась так больно. А тут — вона, целая куча бесценного добра валяется. Только зубы вышибай и когти торопливо припрятывай в мешочек, чтобы на солнце не испортились. Маги потом их обработают, специальное заклятие наложат, чтобы не стухли при свете дня. И тогда носи себе коготок хоть до смерти — ничего ему уже не сделается, а второй, разумеется, продавай со спокойной совестью. Миллионером станешь.